Напечатать документ Послать нам письмо Сохранить документ Форумы сайта Вернуться к предыдущей
АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА На главную страницу
Институт Золотого Сечения -Мораль 21-го века и Золотое Сечение

Быстров М.В.
Метафизика духовного - новые шаги за горизонт
Oб авторе

Непривычное и почти эклектичное словосочетание «духовная (или одухотворённая) физика», введённое в предыдущих работах, подготовленных к публикации, и звучащее почти как оксюморон, получает в настоящем контексте, тем не менее, дальнейшее обоснование и оправдание. Заявленный неологизм свидетельствует, по сути, о наступлении новой эры мысли, выходящей на «великое объединение» - уже не столь в физике, сколько в мировосприятии в целом.

Если же речь идёт о едином и целостном мировоззрении, то оно должно, очевидно, заимствовать из двух своих полярных составляющих их ключевые моменты. А идя от большого и обнаружив корреляцию в крупном, можно надеется потом найти её и в малом…

Такая установка подвигает нас вернуться к Платону и Аристотелю, вспоминая доктрину первого о независимости происхождения идей и далеко идущую заботу второго о том, чтобы не упустить скорее чего-либо существенного, чем отыскивать объяснение всему. Оба первопроходца «любомудрия» рефлексировали непосредственно над бытием – в отличие от нашего современника, вынужденного ещё и разгребать ворох чужих «измов» и философем, накопленных за века.

Платон ценен для нас диалектическим соединением взглядов Парменида и Гераклита: его область «идей» в значительной степени напоминает учение основателя Элейской школы о неподвижном бытии, а мир чувственных вещей – поток вечного становления знаменитого эфесца. В поздний же период жизни Платон отождествил свои «идеи» и с «числами» пифагорейцев».

Обособление отдельных вещей в пространстве с необходимостью предполагает существование внепространственных и вневременных «идей» с их сверхчувственной, только умом постигаемой целостностью, неделимостью и единством. Платон предостерегал от заблуждения, «будто всё существующее должно неизбежно находится в каком-то месте и занимать какое-нибудь пространство, а то, что не находится ни на земле, ни на небе, то якобы и не существует» («Тимей»). Следовательно, идеи не зависят от чувственных определений и ограничений пространства и времени.

Аристотель своим «перводвигателем» динамизировал платоновские «идеи». А от движения он естественно переходит к мышлению: «движение ума – это мышление», которое «есть круговращение» и «мысли…следуют друг за другом наподобие числа, но не как пространственная величина» (Соч. в 4-х тт, т.1 «Метафизика», М.1975. с.382). И в то же время «мышление скорее похоже на покой и остановку, нежели на движение» (с.383).

Верно подмеченная антиномия! Но она как раз и разрешается «за горизонтом» - движением с бесконечной скоростью, эквивалентным покою (А.Ф.Лосев).

«Поскольку постигаемое мыслью и ум не отличны друг от друга у того, что не имеет материи, то они будут одно и то же, и мысль будет составлять одно с постигаемым мыслью» (с.316). Если ум – «превосходнейшее мышление», то он «мыслит сам себя». Можно сказать и больше: такое Божественное мышление актуально, поскольку не зависит от умопостигаемого предмета и просто мыслит последний.

Всякое изменение и движение, по Аристотелю, есть переход из одной противоположности в другую, либо в ту или иную из некоего промежуточного между ними состояния. Движение непрерывно по своей природе, а непрерывность есть «нечто смежное» и возникает там, «где естественно образуется что-то одно благодаря соприкосновению».

Но вот преданный аристотелик Ибн-Рушд (Аверроэс, ХII в.) уточняет, что только при математическом соприкосновении имеет место истинная непрерывность. Она и обеспечивается на линейном континууме бесконечным множеством «логически непостижимых» иррациональных чисел. Невозможность указания их на числовой оси и трудности идентификации подрывали, вообще говоря, идею координат и основанный на ней математический анализ. А тот факт, что проблема всё же разрешилась через образ сплошной числовой оси (В.Н.Тростников) снова и снова наводит на мысль о прямой связи философского «иррационального», недоступного познанию, с одноимёнными числами…

Здесь мы приближаемся к одному из ключевых моментов изложения. Утверждая, что «движение должно быть таковым (обязательно) некой вещи от чего-то и к чему-то, а не движением вообще», Аристотель проходит мимо интересующего нас «чистого движения», отбрасываемого и критикуемого им под термином «движение движения, … берущегося как субстрат» (с.296). Оно не выводится логически, а потому и упускается нашим «левополушарным» мыслителем. Но его-то мы и попытаемся восстановить в правах, придав ему статус основополагающего и смыслопорождающего движения.

Надо признать, что «призрак» искомого движения видится уже в универсальном и вечном движении материи как субстрате или субстанции всех изменений и процессов в мире. Данный «материалистический сценарий», как известно, разворачивается в пространстве и времени. Но именно эти, по Канту, априорные формы чувственного созерцания мы и должны оставить – чтобы действительно дойти до высшего и трансцендентного первоначала. Для чего, спрашивается, нам пространство-время, если мы ищем сверхчувственное?…

Решающий переход, к которому – как считают некоторые (Ч.Хинтон) – подводили исподволь уже Пифагор, Платон и Аристотель, состоит в обращении к четырёх- и более высоко-мерному пространству. Ясно, что хотя геометрия такой «потусторонней пространственности» с увеличением мерности будет всё более ускользать от нас, именно в ней – как более богатой и менее ограниченной – может бытийствовать всеохватывающее движение. Отождествляя его с объективной мыслью, мы примиряемся с непредставимостью последней и её «запредельного местопребывания». Но ведь ничуть не менее проблематична и спекулятивна и мифическая материя!

Единственно уловимыми и сохраняющимися «параметрами» смыслополагающей мысли, предваряющей всё материальное, могут быть: (1)геометрический – ответственный за форму вещей и воплотившийся в них в той или иной степени, и (2) числовой – отвечающий за метрику, или соразмерность частей в гармонии целого. Оба критерия с блеском и проявились в мире в лице знаменитой «золотой пропорции».

Но прежде, чем забираться в четырёхмерие, поучительно рассмотреть соотношение между нашим и «плоским миром» - для чего мы располагаем чрезвычайно подходящим примером. Речь идёт о вихревом движении идеальной жидкости, открытом матфизикой и воспринимаемом теперь нами в качестве образчика поистине идеального движения без материального носителя! Элегантный плод усилий лучших физических умов – от Лапласа и Эйлера до Гельмгольца и Пуанкаре – обернулся буквальным подарком для философии, подтвердив предметно аристотелевскую взаимосвязь континуальности с движением.

Полагая происхождение дискретных вещей из непрерывного, мы начинаем догадываться и о том, как это происходит. И настоящим откровением здесь мы обязаны лорду Кельвину (У.Томсону), смело предложившему в своё время вихревую модель атома – пионерскую идею, не оценённую по достоинству научным сообществом, но – показательно! - возрождавшуюся позже другими и для трактовки электрона.

Феноменальная живучесть подобной конгениальной идеи и тот факт, что она, увы, «ушла в песок», объясняется, на наш взгляд, с одной стороны, её конструктивностью, а с другой, - сомнительными средствами реализации – через пресловутый эфир с его подмоченной репутацией. Введённый ещё Аристотелем в качестве «пятого элемента», он и по сей день периодически то изгоняется, то вновь водворяется в физику. Не пора ли, наконец, навсегда похоронить эту одиозную сущность!?

Настало время окончательно избавиться от навязчивого эпифеномена и артефакта физики, заменив его бездумные «эфировороты» осмысленным «движением как таковым», идентичным самой мысли или духу. Инвариантным остаётся «вихреподобие» с одной существенной «поправкой»: произвольность вихрей уступает место законосообразности, выражаемой самоподобной «золотой» логарифмической спиралью.

Представим теперь иерархию идеального и материального в нашей гипотетической жидкости через её сечение плоскостью, олицетворяющей некий двумерный мир. Что будут ощущать обитатели этого примитивного плоского мира, трагически ограниченные в своём мировоззрении? Едва ли они полностью осознают происходящее вокруг себя и берущее начало из неведомого третьего измерения. Доступным для жалких «плоскатиков» окажется только след общей организации, спускаемой сверху, ибо, согласно древнему мудрецу, «всё как наверху, так и внизу». И если идеальные вихри следуют целесообразной «золотой» логспирали, то и отпечаток подобной чудесной целостности будет обнаружен. Иными словами, «внизу» поддаётся наблюдению лишь отблеск той гармонии, которая развёрнута в полной мере «наверху».

Математик, не задумываясь, смоделировал бы нашу ситуацию, решая совместно два уравнения – Гельмгольца для поля скоростей жидкости и тривиального уравнения плоскости (Ах + Ву + Сz +D = 0), но … не учёл бы одного тонкого и уже физического аспекта. Известно, что вихревые трубки всегда оканчиваются на границе – если таковая имеется в жидкости – а именно в её роли и выступает вводимая нами плоскость – будь она реальна или даже материальна.

А отсюда следует важный вывод в обрисованном наглядном соотношении двух миров: «наверху» доминирует движение, а «внизу» - структура, и в итоге реализуется требуемое структурно-функциональное единство,…схваченное сквозной целостной организацией.

С нескрываемым удовлетворением мы находим те же коннотации и у Ч.Хинтона в его замечательной книге «Четвёртое измерение» (Петроград,1915): «симметрия в каком-либо измерении служит доказательством известного действия в высшей измеримости», а вечно остающийся «остаток» необъяснённого в микромире может быть проинтерпретирован «четырёхмерным движением малых частиц» (с.53). Именно! Прекрасно «резонирует» со сказанным обращение к элементарному симплексу четырёхмерия, аналогичному школьному тетраэдру в нашем трёхмерии. Будучи «не от мира сего», данная фигура - «пентаэдроид» не поддаётся изображению. Но наше бессилие с лихвой окупается его проекцией на плоскость - в виде пентаграммы, нашпигованной, как известно, «золотыми» числами и углами. А её фрактальность теперь напрашивается связать с бесконечной «золотой пропорцией», обладающей – как мы выяснили – направленностью(!), характерной для любой мысли. Тогда представляется, что нисходя из высших сфер, обсуждаемое мыслеподобное движение, или дух, всё более «оформляется», приобретая доступную нашему пониманию геометро-числовую динамику – пока не впечатывается «золотом» и пятикратной симметрией во все материальные образования и процессы.

Кто знает, не открылось бы у квантовой механики «второе дыхание» попадись в её поле зрения идея высшей размерности?! Увы, к четырёхмерию двинулась – с лёгкой руки Г.Римана и по «рациональным рельсам» А.Эйнштейна – лишь теория относительности, отчего, надо признать, мы и получили две трудно стыкуемые парадигмы.

Но не настало ли время, обращаясь к высшим измерениям, устранить скандальную брешь физики и прийти вообще к единому мировоззрению, объединяющему иррациональное и рациональное, интуитивную веру и точное знание?!

Дело за малым – принять примат движения и откинуть за ненадобностью материю - как бессодержательное и пустое понятие. Лишь одно «чистое движение», наделённое смыслом, необходимо и достаточно для мира, поскольку и объясняет его генезис, и фундирует наши с ним гармоничные взаимоотнощения. С одной стороны, давая своими замкнутыми и свёрнутыми формами начало всему вещественному и телесному (E/c m – «творение из ничего»!), оно ещё и объединяет сущие в единое целое через всемирное тяготение. А с другой, - такое же консолидирующее движение обнаруживается и на уровне сознания – через любовь сердца. Только проявляя такую духовную взаимность к окружающим, а главное – к подобной нам, но неизмеримо превосходящей нас Личности, мы и получаем визу в предустановленную гармонию мира.

Теперь, в свете изложенного, вера и теология естественно входят в наше миро-ощущение и – представление – стоит только проэкстраполировать «идеальное движение» в «бесконечномерие». Ясно, что именно там «за горизонтом» бытийствует высшая, динамическая и органическая целостность, являющаяся нам, разумеется, в персонифицированном обличии. Наша «левополушарная» мысль ещё кое-как рисует эту непостижимую сферу с бесконечным числом степеней свободы и без координатных осей, где мыслеподобный дух, ничем не стеснённый, непринуждённо блуждает по прошлому и будущему. Но в конце концов рациональный ум должен остановиться, уступая дорогу «правополушарной» вере - благодаря которой мы и соединяемся с самой жизнью, царствующей в духовном мире. Туда же подбирался со свои «непостижимым» и С.Франк…

Такова жизнеспасающая стратегия адекватного восприятия мира, соединяющая в дополнительности обе стороны и потенции нашего интеллекта. Любой неповреждённый ум, казалось бы, должен её придерживаться. Ей и следовали многие трезво мыслящие философы, в основном религиозные, писавшие о сопричастности бытию, «онтологической связности» с предметом познания и т.д. – В.Соловьёв, М.Шелер, М.Бубер, А.Хомяков («живознание»), Н.Лосский и М.Бахтин («соучастие» и «восчувствование»). В конце концов, разве не «важнее быть, чем знать» (Максим Исповедник)?

На деле, однако, и особенно в наши дни всё чаще встречаются рецидивы «детской болезни левизны», характерной неудержимыми позывами к рациональному «конструктивизму». Авторы неустанно сооружают одну физическую модель или философему за другой, лепя из них монументы собственной славы. И все подобные грандиозные теоретические постройки, внешне безупречные, напоминают скорее холодный склеп, нежели тёплый и уютный дом, в котором хотелось бы жить - ибо лишены духа жизни.

Как же смотрит Творец на такие экзерсисы? И не заслоняют ли они от простого читателя «с улицы», ищущего ответы на животрепещущие вопросы бытия, его саму важную и спасительную сторону?

Ещё в библейские времена Бог пресёк одно из таких великих предприятий и предмет гордыни человека – возведение Вавилонской башни. Её самонадеянные строители хотели «сделать себе имя» (Быт.11:3), но были посрамлены и рассеяны по свету. А просуществовавший некоторое время город Вавилон, с его пирами и разгульной жизнью, предстаёт в Писании как столица царства мира сего, враждующего с царством Божиим.

И сегодня запальчивая гигантомания, гнездящаяся в левой половине мозга, порождает новые интеллектуальные и материальные плоды, причём первые обречены на забвение, а вторые – на катастрофы (Титаник) и разрушение.

Кто, скажем, вспоминает сейчас об учении А.Богданова, мечтавшего заменить своей тектологией чуть ли не всю философию, или о «вселенной А.Фридмана и Ф.Хойла» в космологии, о суперструнах Де Витта или о нелинейной механике Н.Козырева?…

Тщеславный ум, жаждущий застолбить своё имя в истории, неизбежно терпит разочарование, «ибо кто возвышает себя, тот унижен будет; а кто унижает - тот возвысится» (Мф.23:12).

И только сотворённое Богом и пронизанное Его духом продолжает жить. Вездесущий дух вдохновляет и художника творить «по образу и подобию» нетленные шедевры, изоморфные по своей «золотой» организации природе, а потому остающиеся в памяти и не подверженные ходу времени. Вот когда раскрывается суть тонкого наблюдения П.Флоренского об «удивительной стойкости произведений искусства, проработанных духом»! Да они просто следуют единому целостному строю, ниспосланному в мир Творцом, и тем самым прославляют Его мудрый замысел! Одарённый же талантом деятель искусства всецело поглощён творчеством, поскольку ему выпало счастье воспроизвести в своём малом уделе чудесный «дизайн» своего Создателя. И – что примечательно - созидает он прекрасное также с любовью…

Подведём общий итог. Несомненно, что изложенное засвидетельствовало торжество и глубину пифагорейско-платоновского тезиса о том, что «всё есть число» и «геометрия суть познание всего сущего». Вербальное, тем самым, элегантно дополнилось математико-символическим, что и позволило сделать истинный прорыв в миропонимании.

Решающим оказалось естественное объединение двух «вечных идеологем»: во-первых, упорных вихревых представлений о первоначале, прослеживаемых с древности (Анаксагор), в новое время (Р.Декарт) и по сей день (торсионные поля), а во-вторых, не менее почтенной по возрасту «золотой пропорции», интригующей человека с незапамятных времён. Одарив пространные и навязчивые вихри золотой логарифмической спиралью, мы сразу онтологизируем их, придавая им смысл целостность–задающего движения.

Следующий шаг заключался в «нумерическом» освоении понятия «идеального». Представимо ли вообще «чистое движение» без какого-либо носителя? Любой материалист на сей счёт выразит бурный протест. И будет, вообще говоря, прав, ибо такому образу действительно неоткуда взяться. Но мы можем приподняться над непосредственной данностью и, перейдя к понятию, принять его без раздумий a priori в качестве некоего аналога нашей собственной мысли – что и будет означать – NB! - момент истины.

К счастью, теоретическая физика преподносит нам ad hoc удивительный сюрприз – в виде вихревого движения идеальной жидкости. Будучи полностью лишённой физических свойств, она тождественна, по сути, умозрительному континууму, или непрерывности как таковой, выражающей субстанциальные аспекты бытия. А полученный «на острие мысли» феноменальный результат о перманентном вихрении гипотетической жидкости замечателен тем, что безапелляционно и аподиктически подтверждает тезис Аристотеля о связи непрерывности с движением. Мы просто посмотрели другими глазами на известный постулат неразрывности для несжимаемой жидкости в гидромеханике. И даже более – соответствующие дифференциальные уравнения – в частности, Гельмгольца и Пуанкаре – найдены именно в рамках матанализа, рождённого опять-таки в лоне непрерывности!

Таким образом, и физическая мысль – в унисон философской – приходит к тому же. Но не означает ли такое единодушие, что наша мысль – и в тех, и других головах - в своём апогее действительно встречается со своим объективным и «вихреподобным» аналогом? И в знаменательном достижении теорфизики нам снова видится прообраз первоначала мира – стоит лишь «пароксизм» бесцельного бурления идеальножидкостных вихрей узаконить траекторией целесообразного и основополагающего движения. В результате бездиссипативное движение в некой выдуманной среде превращается в безэнтропийную свободную мысль.

Примечательно, что вихри целиком замещают нашу жидкость (о которой можно забыть), что означает, в общем, «соприкосновение» непрерывного с дискретным, или точнее - обусловленность второго первым. И данная метаморфоза сводится - как мы начинаем догадываться - к мыслеформам и производности всего материального из идеального духа. Случайно ли, что где-то рядом бродила интуиция и лорда Кельвина, предложившего вихревую модель атома?! Но, увы, конгениальная и новаторская идея и тут замкнулась на пресловутом эфире – неком суррогате непрерывного, за который постоянно цепляется физика.

В заключительном аккорде, венчающем изложение, мы прибегли к высшей геометрии. Если коротко, то использовалась «размерная аналогия» - когда из соотношения между (п-1)- и п-мерной геометриями проливается свет на взаимосвязь п- и (п+1)-миров. Так, исходя из положения дел на поверхности воображаемой «флатландии», населённой убогими «двумерцами» с их «плоским мышлением», мы, «трёхмерцы», начинаем постигать особенности мыслимого над нами четырёхмерного мира. Самое существенное в данной синархии то, что смысл бытия на любом уровне открывается этажом выше. А доминирование там движения над нижележащей структурой выводит нас – в пределе - к исходной мысли, на которой и держится мир.

Сбылась, по-видимому, великая мечта И.Канта о разрешении всех вопросов в высшем пространстве, а слова Н.Бердяева о «безмерности Божественной жизни» мы трактуем теперь – вкладывая геометрический смысл - как её «бесконечномерность». Получает новый, математический, оттенок и взаимодополнение апофатической и катафатической теологии, и в особенности - употребляемая в последней аналогия бытия, когда мыслимые неизбежно метафорически, в силу трансцендентности Бога, позитивные утверждения о нём признаются оправданными.

В эвристике предпринятой аналогии мы невольно вернулись к одному из прежних вариантов последней, названному Аристотелем парадигмой (пример, образец) и понимаемой первоначально – в античной и средневековой философии – в качестве понятия, связующего духовное с материальным. Как видим, возрождённый исконный смысл парадигмы в настоящем контексте явно контрастирует с часто бытующими сегодня искусственными ментальными построениями.

Summa summarum. Свершившийся прорыв в миропонимании свёл воедино два центральных закона Вселенной – всемирного тяготения и любви – неотступно занимающих естествознание и богословие. Оба носят общий – объединительный – мотив и зиждятся на одном благом деятеле – духе мира. Их единая духовная природа теперь очевидна, и Ньютон, всю жизнь бившийся над разгадкой гравитации и решительно отвергавший её материальное происхождение, наверняка приветствовал бы подобный исход дела.

Думать иначе – что наш эстетичный мир организовался сам собой без предварительного замысла - запрещают теперь элементарная логика и здравый смысл. Да и видел ли кто-нибудь самоорганизовавшуюся - тоже «в золоте»! - прекрасную музыку или живопись? А игнорируя полностью нашу «Божественную (по Леонардо да Винчи) пропорцию», амбициозная синергетика сама же и подрывает свою репутацию.

Высшая органическая и духовная целостность универсума, мыслимая только в динамике, с неотвратимостью олицетворяется любящим Творцом, создавшим окружающую гармонию и призывающим нас к единению с Ним. А знакомый каждому верующему призыв Серафима Саровского о стяжании Духа Святого видится теперь как наполнение нас самой жизнью - через приобщение к избыточной энергии, изоморфной по своей «золотой» организации нашему собственному устройству (А.Г. Суббота. «Золотое сечение» (“section aurea”) в медицине» СПб.1996). О таком жизнеспасающем слиянии, напоминающем резонанс, и возгласил Иисус в Нагорной проповеди: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Матф. 5:8).



Быстров М.В., Метафизика духовного - новые шаги за горизонт // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.15097, 14.02.2009

[Обсуждение на форуме «Публицистика»]

В начало документа

© Академия Тринитаризма
info@trinitas.ru