Напечатать документ Послать нам письмо Сохранить документ Форумы сайта Вернуться к предыдущей
АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА На главную страницу
Институт Тринитаризма - Публикации

С.Н. Магнитов
Тринитарное строение частных историографий

Oб авторе

1. АНТАГОНИЗМ ИСТОРИОГРАФИИ И ИСТОРИОВЕДЕНИЯ

Пока история не превратится в науку,

политика будет кровавым любительством,

дурным шаманством и лживой волшбой.

Артур Кестлер «Слепящая тьма».

1.

Чем отличается описание предмета и знание о нем? Если мы определим смысл этого отличия, то мы выясним смысл антагонизма историографии и историоведения.

Историография исходит из тезиса о непознаваемости истории, закрытости ее логики от сознания человека. Если это так, то изучение истории должно ограничиваться элементарным описанием фактов истории без их анализа и осмысления. Аналитическое познание в историографии считается актом внесения так называемой «тенденции» в описание истории.

Описание исторических фактов и познание их - по сути не антагонистичны, если описание представить как начальный этап анализа, как первый этап познания. Однако если остановиться на этапе описания, то этот антагонизм появится.

Действительно, зачем и кому нужен неосмысленный факт? Он неинтересен. Особенно это проявляется у археологов - откопав «факты материальной культуры», они консервируют эти факты своими описательными методиками.

Историоведение же интересует история как корневая система современной цивилизации, так как она есть механизм изучения субъектов истории, которые нужно выявлять и оценивать! Словом, историоведение интересуется не тем, что было вчера, но тем, как это вчера существует в сегодня. Нет смысла в описании истории, если она не помогает более глубокому осмыслению современности.

Разумеется, такой подход увеличивает ответственность историоведа, усложняет механизм подачи исторического факта. Историографа это может испугать. Безоценочное описательство - компромисс, за который можно спрятаться и в том числе скрыть свой недопрофессионализм. Историоведение не терпит компромиссов в деле познания. В этом его истина и правовое преимущество перед историографией.


2.

Самое существенное отличие историографии от историоведения в степени и субъектности ангажированности (с французского - зависимости, «приглашенности», нанятости). Если описание предполагает точку зрения, а эта точка зрения, например, власти, тогда историография - отражение политического режима и его интересов. В отличие от политических интересов историографии историоведение интересует Истина и Знание.


3.

Почему еще мы предлагаем потеснить слово «историография»?

Помимо того, что в слове «история» нет конкретного предмета изучения, добавляется то обстоятельство, что слово, обозначающее прошлое, не даёт убеждения в том, что пошлое никуда не уходит, оно превращается. А вот во что оно превращается и как, историография не знает и знать не желает.


2. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ИСТОРИОВЕДЕНИЕ

1.

Тринитарное Историоведение волнует История Порождающих и их воплощений. Но здесь есть проблема. Каждое из Порождающих создало свою историографию, которая отрицает другую в силу разницы приоритетов. Что в этом случае делать – вопрос значительный, хотя ответ есть – исцелять историю путем Тринитарного Историоведения.

Но сначала придется выявить противоречия Порождающих.

Первая значимая историография, дающая хлеб историоведению, Политическая – это история Государств и их лидеров. История династий, войн, дворцовых интриг - это история государственная. Недаром Карамзин назвал свою историю «Историей государства Российского». В этом смысле его историография соответствовала названию.

Но история государства, история политическая - не вся история. Она только часть истории. Со всеми искажениями и желанием политическую историографию назвать историческими «отписками».

Наука об истории - историоведение - не может ограничиться только описанием фактов. Оно заставляет Описание сдаться перед Знанием.


2. Несостоятельность односторонней «элитной» историографии

Элита - наиболее видные представители какого-либо сообщества, сословия, клана, в политическом смысле - правящая верхушка.

Подавляющее количество историографов были ангажированы властьдержащими лицами. Соответственно, история, представленная такими историографами, была «ангажирована» тоже. Писалась не реальная история, а история для конкретного покупателя.

В соответствии с установкой написать историю, удовлетворяющую властьдержателя, историограф рассматривал не реальную историю страны или стран, а историю династий и властителей.

Основным аргументом «элитной» историографии является тот, что в ней представлены лица, которые принимали поворотные решения, определяющие исторический процесс. Ведь все описание истории так или иначе «вращается» вокруг глав государств, князей, дворцовых интриг. Какие ориентиры могут быть лучше, нежели «эпоха Петра Первого», «бироновщина», «царствование Людовика ХIV» и т.д.?

Но «придворные» историографы не замечают внутренних процессов, идущих незаметно для глаза. Они пишут не Историю, а историю интриг, они пишут не исследование (которое в историоведении всегда расследование), а роман на историческую тему. Это апория.


Пример ангажированности «элитной» историографии. Н. Карамзин

«31 октября 1803 года правительственным указом Карамзину было присвоено звание государственного историографа с установлением ему пенсии 2000 рублей в год. Ему разрешалось «невозбранно пользоваться всеми архивохранилищами» страны гражданского и церковного ведомства и дополнительно по распоряжению Александра I он был допущен к секретным документам Верховного тайного совета.

...Судя по регулярным донесениям о состоянии работы над историей, которые историограф направлял М.Н. Муравьеву, можно сделать вывод, что Карамзин находился под контролем Александра I с самого начала.

В 1807 году М.Н. Муравьев умер. Карамзин с этого времени шлет донесения графу Новосельцеву и государственному деятелю А.И. Тургеневу. Донесения пишутся в прежнем стиле.

«Теперь закончил я четвертый том описанием нашествия Батыя»... (3.05.1808). И вдруг последовало неожиданное сообщение, всполошившее дом Романовых. Обнаружена новая, ранее неизвестная летопись, она потребовала пересмотреть ранее записанное: «Должен возвратиться в 12-й и 13-й век, чтобы многое приубавить согласно найденной мною недавно полной Волынской летописи, доныне неизвестной и весьма драгоценной».

...Вскоре после донесения о находке «ранее неизвестной летописи» историограф представлялся императору и его сестре Екатерине Павловне в Москве. Так состоялось знакомство Александра с Н.М. Карамзиным. Содержание высказанных царем замечаний и указаний историографу при первой встрече осталось неизвестным. Косвенно об этом можно судить по реплике Карамзина: «Пишу для царя... и для народа».

Согласно договоренности, в начале февраля 1816 года Карамзин прибыл в Москву, чтобы предъявить императору законченные восемь томов Истории государства Российского. Здесь с 8 февраля он ежедневно приходил на прием, но царь не удостаивал его аудиенции.

...Шел второй месяц ожиданий, 10 марта Карамзин написал жене: «Друг твой в главном не продвинулся вперед». А через три дня сообщил: «Вынужден нанести визит Аракчееву». Это было как раз то, чего царь добивался от Карамзина, чтобы он пошел на поклон к одиозному вельможе, графу Аракчееву, заслужившему признание царя как «без лести преданный». Так Карамзин доказывал свою лояльность к императору. Через день историограф был принят Александром I, а еще через три дня получил звание действительного статского советника и Орден святой Анны. Царь распорядился: Историю печатать. Так, восемь томов Истории государства Российского вошли в тираж первого типографского издания для продажи населению.

...Продолжением остафьевского периода творчества Карамзина стал петербургский период. Восемь томов Истории государства Российского писал поручик в отставке Николай Карамзин, девятый и последующие будет писать генерал Карамзин, точнее - действительный статский советник. Государственный историограф становится придворным, российский монарх назвал себя единоличным цензором Истории государства Российского, закончилась пора свободной интерпретации событий, отныне идеологию будут трактовать «хозяева России» (так именовали себя Романовы). Девятый том Истории пришлось корректировать...» (Хапилин К. Памятник души и сердца моего (о духовном подвиге Н.М. Карамзина) // Молодая гвардия. 1996. N7).


Автору «Истории Государства Российского»

В его «Истории» изящность, простота

Доказывают нам, без всякого пристрастья

Необходимость самовластья

И прелести кнута.

А.С. Пушкин.

Вывод. «Элитная» историография – частичная и односторонняя. Ее односторонность состоит в описании внешних явлений истории или оправдании власти.

Особенно это заметно у младшей сестры «элитной» историографии – «батальной» историографии.

Замечание. С точки зрения предметности историографии Карамзин может быть реабилитирован. Он самоопределился. Он писал именно политическую историю России, он писал историю государства. Предметом спора могут быть оценки и расставленные акценты, но не сам предмет.


3. Несостоятельность «батальной» историографии

«Батальная» историография - история войн. Это тоже факты истории, и представители «батальной» историографии не без основания считают многие батальные события - поворотными в истории и в такой же мере, как история династий, определяющими исторический процесс.

Но все войны - это конфликты и трагедии, они являются результатами каких-то скрытых историографами процессов. Не это ли самое важное, что мы должны при помощи науки об истории постичь? Разве мы постигаем у батальных историографов историю? Нет, мы читаем историографический роман.

Возьмем пример - Тит Ливий. Даже по вдохновенному описанию начала Пунических войн можно судить: для Тита Ливия это и есть история.

Пример. Тит Ливий. Книга XXI «История Рима от основания города» (М, 1991 г.): «Нижеследующую часть моего труда я могу начать теми же словами, которые многие писатели предпосылали целым сочинениям: я приступаю к описанию самой замечательной из войн всех времен - войны карфагенян под начальством Ганнибала с римским народом. Никогда еще не сражались между собой более могущественные государства и народы, никогда сражающиеся не стояли на более высокой ступени развития своих сил и своего могущества.

Не могли они пускать в ход неведомые противникам приемы военного искусства, так как обе стороны познакомились одна с другой в Пуническую войну; а до какой степени было изменчиво счастье войны и непостоянен исход сражений, видно уже из того, что гибель была наиболее близка именно к тем, которые вышли победителями».


3. ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ИСТОРИОВЕДЕНИЕ

Односторонность одного делает популярным односторонность другого просто в силу его появления и новизны. Так было с марксизмом.

В основе историографической доктрины марксистов были два постулата.

1. Первичность (базисность) - экономики, вторичность (надстроечность) - политики (и всего остального). Экономические интересы определяют политические, концептуальные и правовые действия. Политическая (государственная) власть есть оформление и удержание власти экономической (власти экономически господствующего класса).

Цитата. Ф. Энгельс: «Основная мысль, проходящая через весь манифест, мысль, что экономическое производство и неизбежно вытекающее из него строение общества любой исторической эпохи образуют основу ее политической (=государственной) и умственной (концептуальной) истории» (Предисловие к немецкому изданию 1883 года «Манифеста коммунистической партии»).

Движение истории осмыслялось как борьба базиса с противоречащей ей надстройкой (или борьба производительных сил и производственных отношений), а результатом ее, борьбы, - смена общественно (политическо-)-экономической формации.

2. Борьба классов. Борьба угнетаемых и угнетающих – как фигурантов именно экономических отношений. «Борьба между эксплуатируемыми и эксплуатирующими» (Ф. Энгельс, Там же.). Эксплуатация - спекулятивное использование чужого труда. Явление, происходящее в экономической сфере.

Цитата. «История до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов.

Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов». («Манифест коммунистической партии»).

Цитата. «Экономические законы лежат в основе развития общества» (Политическая экономия. М.: Соцэгиз, 1959, С.13).


Оба тезиса свидетельствуют о том, что перед нами экономическая историография.

Сведение всех процессов истории к экономическим интересам говорит об односторонности экономической историографии. На это со своих точек зрения указывает и политическое, и концептуальное, и правовое историоведение.

Если бы экономический интерес был основой развертывания цивилизации, тогда цивилизация не имела бы смысла. Причем в прямом значении этого слова - мысли. У производства кроме потребления в таком случае не должно быть цели! И у человека тоже. Но разве это так?

Давайте вспомним историю Раскола. Патриарх Никон объявил в 1654 году новые порядки в церкви. Изменение церковных книг (новый перевод), изменение имени «Иисус» на «Иисус», замена двоеперстия на троеперстие и т.д.

С точки зрения организации производства, например, сапог и телег это было явление микроскопическое и неинтересное. Какая разница, как произносить имя - Исус или Иисус - главное, чтоб «человек был хороший», какая разница, какие клобуки одевать - черные или шитые золотом? Для потребительского сознания и экономической историографии - небольшая разница. Однако на Руси разгорелась страшнейшая война на истребление неповиновавшихся. Шрам от Раскола не зажил до сих пор.

Это была концептуальная война. Причем искать в этой войне классовые корни тяжелее, чем экономические. Основной силой сопротивления были и бояре (к примеру, боярыня Морозова, что на картине Сурикова), и церковная элита (тот же протопоп Аввакум, духовник царя Алексея Михайловича), и народные массы. Все классовые страсти отошли на задний план.

Другой пример - крещение Руси. Серьезными историоведами давно признанный факт - крещение Руси имело чисто политический смысл: союз c Византией и необходимость замены многобожия на государственную религию, закреплявшую одноначалие и одновластие, - монотеизм. Экономические мотивы в данном случае не определяли названных процессов.

Вывод. Экономическая историография ограничена в своем потенциале и полную картину мировой истории дать не может.

Однако надо безусловно признать, что марксистская историография при всей своей тенденциозности - первая, которая поставила научно вопрос о закономерностях исторического процесса и его небессмысленности и сделала попытку прогностического историоведения.


4. КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ И КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ

В тридцатых годах прошлого века состоялась знаменитая полемика между двумя известными современниками - Пушкиным и Чаадаевым по поводу истории России. Надо заметить, что Пушкин был в некотором смысле учеником Чаадаева. К последнему обращены известнейшие стихотворения поэта, которые изучали в школе многие поколения россиян.

Гражданский пафос и одновременно доверительная интонация стихотворения свидетельствуют о значительной в то время концептуальной близости Пушкина и Чаадаева. Чаадаев был на пять лет старше Пушкина и уже признавался в своем кругу как интеллектуальный лидер. Пушкин находился под его влиянием.

Но прошло десять лет и многое изменилось. Что? Чаадаев пишет Философическое письмо, которое обвиняет Россию, обобщенно говоря, в интеллектуальной немощи.

Цитата. «Это происходит от того, что мы никогда не шли об руку с прочими народами; мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода; мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспитанием человеческого рода.

Эта дивная связь человеческих идей на протяжении веков, эта история человеческого духа, вознесение его до той высоты, на которой он стоит теперь во всем остальном мире, - не оказали на нас никакого влияния.

То, что в других странах уже давно составляет самую основу общежития, для нас - только теория и умозрение.

... Годы ранней юности, проведенные нами в тупой неподвижности, не оставили никакого следа в нашей душе, и у нас нет ничего индивидуального, на что могла бы опереться наша мысль; но, обособленные странной судьбой от всемирного движения человечества, мы также ничего не восприняли и из преемственных идей человеческого рода. Между тем именно на этих идеях основывается жизнь народов; из этих идей вытекает их будущее, исходит их нравственное развитие.

... Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок. Наставление, которое мы призваны преподать, конечно, не будет потеряно; но кто может сказать, когда мы обретем себя среди человечества и сколько бед суждено нам испытать, прежде чем исполнится наше предназначение?

Хотите ли знать, что это за идеи? Это - идеи долга, справедливости, права, порядка. Они родились из самых событий, образовавших там общество, они входят необходимым элементом в социальный уклад их стран.

... мы должны были бы соединить в себе оба великих начала духовной природы: воображение и рассудок, и не совмещать в нашей цивилизации историю всего земного шара.

... Вся история новейшего общества совершается на почве мнений; таким образом, она представляет собою настоящее воспитание. Утвержденное изначала на этой основе, общество шло вперед лишь силою мысли. Интересы всегда следовали там за идеями, а не предшествовали им; убеждения никогда не возникали там из интересов, а всегда интересы рождались из убеждений. Все политические революции были там, в сущности, духовными революциями: люди искали истину и попутно нашли свободу и благосостояние. Этим объясняется характер современного общества и его цивилизации: иначе его совершенно нельзя было бы понять. Религиозные гонения, мученичество за веру, проповедь христианства, ереси, соборы - вот события, наполняющие первые века. Все движение этой эпохи, не исключая и нашествия народов, связано с этими первыми, младенческими усилиями нового мышления. Следующая затем эпоха занята образованием иерархии, централизацией духовной власти и непрерывным распространением христианства среди северных народов. Далее следует высочайший подъем религиозного чувства и упрочение религиозной власти. Философское и литературное развитие ума и улучшение нравов под державой религии довершают эту историю новых народов, которую с таким же правом можно назвать священной, как и историю древнего избранного народа. Наконец, новый религиозный поворот, новый размах, сообщенный религией человеческому духу, определил и теперешний уклад общества. Таким образом, главный и, можно сказать, единственный интерес новых народов всегда заключался в идее. Все положительные, материальные, личные интересы поглощались ею».


Частотность употребления слов «Дух», «идеи», «духовная власть», а также однозначный приоритет концептуального фактора в развертывании истории указывают на то, что Чаадаев разрабатывал принципы концептуальной истории.

Теперь послушаем Пушкина, ответившего Чаадаеву на его пожелание высказать мнение о его «Письмах».

Цитата: «Войны Олега и Святослава и даже отдельные усобицы - разве это не жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие - великое и печальное зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, - как, неужели всё это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Петр Великий, который один есть целая всемирная история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел нас в Париж? И (положа руку на сердце) разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка?»

«Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех".

«...Но, клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал». (Переписка А. С. Пушкина. М., 1982, Т.2, С.275).


Пушкин вышел из-под интеллектуального влияния Чаадаева. Но это частная история частных взаимоотношений. Эта переписка интересна именно с точки зрения историоведения. Дело в том, что этот знаменитый диалог между двумя симптоматичными фигурами ХIХ века, постоянно рассматривался в контексте одного вопроса: кто из них прав?

Мы должны четко расставить точки над i, ответив на вопрос так: никто.

Чаадаев и Пушкин спорили о разных историях. Если Чаадаев имел в виду концептуальную историю России, где его правота возможна, поскольку вся история христианской России была фактически заимствованной - не своей, то в плане политической истории - Россия уникальна. От громких побед Святослава и Олега через войны, через века насилия, эксплуатации - вырасти в супергосударство с гигантской территорией - это (нельзя не согласиться с Пушкиным) гордая история.

Но, что называется, «из другой оперы». Чаадаев и Пушкин говорили о разных историях. Но что это значит? Это значит нельзя мерки одной применять к другой. Здесь логик разные. К примеру, интеллектуальная история может в тот или иной этап заниматься накоплением, скрытым от глаз. Так же как батальная история не ограничивается только литьем пушек, так и интеллектуальная – проявлением блеска ума.


Не недостатке играют иногда ловкие дилетанты. Немецкий концептуальный историограф, один из представителей т.н. экзистенциализма - Карл Ясперс. Несмотря на то, что мы не разделяем его воззрения на содержание и периодизацию истории, приводим отрывок из его известной работы в качестве иллюстрации. (Карл Ясперс. Смысл и назначение истории. М., 1994 г.):

«ОСЕВОЕ ВРЕМЯ»

...Эту ось мировой истории следует отнести, по-видимому, ко времени около 500 лет до н.э, к тому духовному процессу, который шел между 800 и 200 гг. до н.э. Тогда произошел самый резкий поворот в истории.

...В это время происходит много необычайного. В Китае жили тогда Конфуций и Лао-цзы, возникли все направления китайской философии, мыслили Мо-цзы, Чжуан-цзы, Ле-цзы и бесчисленное множество других. В Индии возникли Упанишады, жил Будда: в философии - в Индии, как и в Китае, - были рассмотрены все возможности философского постижения действительности, вплоть до скептицизма, до материализма, софистики и нигилизма; в Иране Заратустра учил о мире, где идет борьба добра со злом, в Палестине выступали пророки - Илия, Исайя, Иеремия и Второисайя; в Греции - это время Гомера, философов Парменида, Гераклита, Платона, трагиков, Фукидида и Архимеда. Все то, что связано с этими именами, возникло почти одновременно в течении немногих столетий в Китае, Индии и на Западе независимо друг от друга.

...В эту эпоху были разработаны основные категории, которыми мы мыслим по сей день, заложены основы мировых религий и сегодня определяющих жизнь людей. Во всех направлениях совершался переход к универсальности.

...Однако повсюду сохранилось воспоминание о духе предшествующей эпохи. Он стал образцом и объектом почитания. Его творения и великие люди стояли у всех перед глазами и определяли содержание обучения и воспитания (династия Хань конструировала конфуцианство, Ашока - буддизм, эпоха Августа - эллинистическо-римскую образованность.

...1. Осевое время знаменует собой исчезновение великих культур древности, существовавших тысячелетиями. Оно растворяет их, вбирает их в себя, предоставляет им гибнуть - независимо от того, является ли носителем нового народ древней культуры или другие народы. Все то, что существовало до осевого времени, пусть оно даже было величественным, подобно вавилонской, египетской, индийской или китайской культуре, воспринимается как нечто дремлющее, непробудившееся. Древние культуры продолжают существовать лишь в тех своих элементах, которые вошли в осевое время, восприняты новым началом. По сравнению с ясной человеческой сущностью осевого времени предшествующие ему древние культуры как бы скрыты под некой своеобразной пеленой, будто человек того времени еще не достиг подлинного самосознания.

2. Тем, что свершилось тогда, что было создано и продумано в то время, человечество живет вплоть до сего дня. В каждом своем порыве люди, вспоминая, обращаются к осевому времени, воспламеняются идеями той эпохи. С тех пор принято считать, что воспоминание и возрождение возможностей осевого времени - Ренессанс - ведет к духовному подъему. Возврат к этому началу - постоянно повторяющееся явление в Китае, Индии и на Западе.

...Все это можно резюмировать следующим образом: осевое время, принятое за отправную точку, определяет вопросы и масштабы, прилагаемые ко всему предшествующему и последующему развитию.

...Доисторические народы остаются доисторическими вплоть до того времени, пока они не растворятся в историческом развитии, идущем от осевого времени; в противном случае они вымирают. Осевое время ассимилирует все остальное. Если отправляться от него, то мировая история обретает структуру и единство, способные сохраниться во времени, и, во всяком случае, сохранившиеся до сего дня». (Карл Ясперс. Смысл и назначение истории. М., 1994 г.).

Вывод. Концептуальная историография ставит в качестве приоритета в истории концептуальные категории: Идею, Дух, Учение, Религию и т.д.

Но. Однозначно признавая этот порождающий фактор Истории, мы, опираясь на серьезные аргументы политической и экономической историографии, не можем согласиться с его абсолютным значением.


5. ИСТОРИЯ КАК ЛЕГИТИМАЦИЯ – ИСТОРИЯ ПРЕДЕЛОВ КАК ИСТОРИЯ ПРАВА

Пытаясь найти в истории Одно начало, одну движущую силу, один субъект, историографы рано или поздно подходят к тупику - невозможности ОДНОсторонне объяснить все вопросы, возникающие при осмыслении истории.

Тринитарная доктрина предполагает изучение по крайней мере трех сфер порождения и развертывания истории: политическую, экономическую, концептуально-законодательную. Эти сферы не новы, они представлены многими серьезными исследователями. Однако односторонность каждого из подходов лишает историю полноценного осмысления.

Полноценность осмысления Истории возможна только при полновесном соотнесении трех сфер ее реализации.

Это объяснит причины многих конфликтов в истории. Именно между сферами идет борьба за власть, за право воплощать целостность. Это проблема моносознания, стремящегося представить целое только собой и ничем другим. А история развертывания Целого не соглашается с этим.

Именно из-за конфликта сфер возникает идея разделения этих сфер - установления пределов этих сфер. А установленные пределы сфер формируют идею имманентного соотнесения пределов сфер (и, разумеется, их представителей).

Так возникает Правовая историография - история формирования пределов сфер, пределов субъектов этих сфер - Государства, Личности, Закона.

1. Предел Экономической Личности - Деньги.

2. Предел Государства - Культ.

3. Предел Закона - Право.

Именно сопредельность Прав Пределов открывает будущее – Право на Движение в это Будущее. В Будущее могут пройти только Целостные Порождающие Субъекты. Причина проста: права на Будущее основывается на праве Порождения этого Будущего. Если субъект - геофеноменальный кастрат (от слова «часть»), лимитроф, то ему Будущее закрыто.

ПОСТУЛАТ: Если у вас нет Порождающих частей в истории, то вы - чужая история. Значит путь в Будущее закрыт. Пока не будет доработаны необходимые части.

Это разговор об исторической легитимации современных политических субъектов: нет своей Истории – нет своего будущего.


Предел - это всегда мера права. Без знания истории пределов мы не в состоянии осмыслить историю конфликтов и их природу.

Невозможно рассматривать историю без истории финансов, поскольку именно они (точнее, их неправильный оборот) являются причиной многих катастроф. Невозможно рассматривать историю без истории культов, поскольку вопрос о Предельном Абсолюте, подлежащем поклонению, явился причиной львиной доли геофеноменальных сдвигов.

Но ключевой категорией предельности, снимающей другие категории пределов, является категория Права.

Право - категория не только предельного разделения, но и предельной связи. Ведь обратной стороной идеи права как приоритета является идея ответственности. Она как раз и не дает утвердиться распаду сфер и произволу субъектов истории. Она постоянно восстанавливает целостность, в которой до некоторого времени слепые субъекты истории ведут войну.

Однако история права это не история мнений о нём. Право такой же феномен, как и субъекты истории, только феномен специфический. Это феномен соотношения трёх пределов, каждый из которых является друг другом.

Представление о Праве отличается от самого Феномена, но история права это, тем не менее, история некоторых восстанавливающихся пределов. рано или поздно. Феномен Права сольется с представлением о Праве. Но история права – это, в первую очередь, борьба Права со своей ограниченностью в представлении о Нем.

Таким образом, Право есть акт соотнесения пределов - соПРЕДЕЛивания и соответствия - феноменальных сфер и феноменальных субъектов, которые в них себя реализуют. Право связывает субъекты и восстанавливает их в целостности. Однако Право самоликвидируется, когда происходит распад связей из-за несостоятельности неразвитых субъектов и начинается поиск или восстановление более мощной целостности.

Причина же Распада одна - взаимное несоответствие трех феноменов, фатально преступленные пределы друг друга, невозможность соответствия, взаимосвязи, и как итог - Отчуждение, Война, Саморазрушение.



С.Н. Магнитов, Тринитарное строение частных историографий // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.22849, 21.12.2016

[Обсуждение на форуме «Публицистика»]

В начало документа

© Академия Тринитаризма
info@trinitas.ru