Глава 3 Утопия как негативная причина создания Тринитарной Топологии

1.

Помимо необходимости доказать имманентное существование пространства и развёртывание предметов в пространстве по тринитарным законам, нужно защититься от негативного искажения научной топологии.

Есть явление, вообще отрицающее место, а значит логику пространства – утопия. Вернее, заявляющее что есть отсутствующее место. Заметим, что это явление отрицает именно место, давая себе право искажать пространство. Оно не отрицает пространство, оно отрицает место. Причём сама отрицательность позволяет не только утверждать несуществующие, но и отрицать существующее. То есть утопия в рамках топологи совершенно небезобидная величина, связанная с фантазёрством

2. Проблема утопий

Когда вдохновенной общественностью задается вопрос, почему у нас что-то не выходит, почему мы ожидаем одно, а получаем другое, остается разобраться в том, а что, собственно, планировали и строили? Должно ли было получиться то, что планировали или о чем мечтали? Может быть, строили именно то, что получили?

Вопрос, который задает разочаровавшийся человек, фундаментальный, поскольку речь идет об обессмысливании его жизни, что передается из поколения в поколения и приводит к душевному суициду.

Действительно, крушение идеалов и мечтаний по уровню энергии распада не имеет равных на земле. Разобраться в причинах этого - насущная задача, чтобы сделать вывод: на чем нужно выстраивать Геостратегический Проект - на утопиях или на научном знании? Что лучше - быстро человека вдохновить (или соблазнить), чтобы вогнать затем в тупик, или его кропотливо научить к имманентному положению его места в пространстве, чтобы все тупики и трудности преодолевались системной волей? Преимущество утопии в деле привлечения людей вне конкуренции, поскольку она строится на вожделенных природных свойствах и недостатках человека – влечению к праздности, бесплатности, незаслуженной славе, симпатии, хорошей еде и проч.

Первым явлением, подлежащим изучению, является то, что очаровывало людей - утопия как массовая галлюцинация, принявшая форму мечты.

Вторым явлением, подлежащим изучению, является лицо (или организация), которое формировало эту массовую галлюцинацию. Право на формирование образного фантома рассматривается в фантомологии, однако и Топология может сказать свое слово в деле выбора стратегии водительства человечеством - либо путем обманчивого соблазна, либо путем соборного труда к соборной радости.

В этом случае есть одна из ключевых проблем: пока не раскрыто полностью пространство, будут возникать утопии о шамбале, пока не раскрыто полностью свойства предметного времени, будут сочиняться утопии о будущем.

Эта проблема подкрепляется тем, что утопии мотивируются футурофобией – боязнью будущего, боязнью перемен. Поэтому яркая картина счастливого будущего является соблазном преодолеть этот страх. Но возникают последствия: стоит ли соблазн разочарований и трагедий?

Вопрос борьбы с утопиями в рамках имманентного процесса - одна из проблем Тринитарной Топологии.

3.

Понятие Утопии связывается с именем англичанина Томаса Мора и его книги «Утопия», появившейся в 1516 году. Что сразу бросается в глаза? Предмет изображения и Название.

Название - Утопия - переводится с греческого как «место, которого нет». Утопия - результат фантомного сознания, заключающийся в создании фантомов. Предмет изображения - абстрактная страна с идеальным общественным строем. Не правда ли, интересное сопряжение идеала не просто с пустым (но существующим) местом, а с отсутствующим!

Выявив первую странность, остановимся на второй странности: дав название, Мор не стал создателем «рабочей» утопии, поскольку все самые серьезные организации мира, включая ныне действующие, которые заправляли судьбами миллионов людей, прибегали к утопии.

Причем утопии были двух видов: 1. Позитивная - привлекающая; 2. Негативная - отталкивающая.

Примечание. Второй вид утопии неверно назван антиутопией. Это - не отрицание места (о чем говорит приставка анти - против), это изображение негативного места.

Позитивные утопии действующих организаций:

1. Утопия небесного рая - в Христианстве, Исламе

2. Утопия Коммунизма - в марксизме.

Негативные утопии действующих организаций:

Утопия Апокалипсиса (Конца света), Страшного Суда и Ада - в христианстве, Исламе.

Каковы причины создания утопий? Первая из очевидных - создание привлекательного образа будущего, в котором отсутствуют негативные черты современности - то, что отталкивает людей от современности и увлекает вперед. Задачей создания этого образа является привлечение масс к той или иной организации. Образ будущего - просто картинка, это формирование определенной логики и модели поведения в будущем. Получается, Утопия имеет некоторые черты Геостратегического Проекта как формы организации жизни. Однако отсутствие у утопии каких-либо оснований, кроме счастливого пожелания, делает их в лучшем случае имитацией проекта, а в худшем – криминальным фантомом, поскольку он предполагает уничтожением всего, что объявляется помехой для его достижения.

4. Утопия как криминальный фантом

Однако наряду с организующими есть чисто мошеннические причины создания утопий. Например, чтобы сформировать образ цели, в достижение которой нужно вложить средства. Это классическая схема культового вымогательства и шантажа. Можно воскликнуть «Как, вы не хотите жить в раю (при коммунизме)? - и убить, если прозвучит в ответ «нет, не хочу». «А если хотите жить при коммунизме, то сегодня вы должны...» - и начинается длинный ряд перечислений того, что должны люди уже сегодня за чужую фантазию будущего.

А если учесть, что в Утопию не только приглашают, но и загоняют, то картина становится ясной. Разве вы забыли, что наряду с картиной Рая нарисована картина Страшного Суда? Что такое Страшный Суд? - Место, где осудят ваши грехи, чтобы спустить навсегда в Ад или поднять в Рай. Грехи состоят в том, что вы не прислушались к слову священника, комиссара, моджахеда, и не идете по пути Господа (Революции, Аллаха и проч.).

Исходное утопии - неприязнь к настоящему, нежелание решать проблемы сегодня и жажда погрузиться в иллюзию будущего.

Опасность фантомов - в накачивании человека сознанием отвратительности настоящего порядка вещей и в создании представления о полной незаконности этого порядка.

Итак, криминальная сторона утопий - 1. огульность и беспредметность полного отрицания прошлого и даже настоящего. Отсутствие восприятия прошлого и настоящего как зародыша будущего, как элемента завтра. Нежелание воспринимать и прощать недостатки и несовершенства зародыша. Например, вместо отрицания несовершенства данной формы государственности отрицается любая государственность. Вместо отрицания несовершенства данной формы собственности отрицается любая собственность.

Если негативная утопия ограничивалась бы только критикой режима, это было бы ничего. Но она ставит крест на возможности в принципе работать на усовершенствование механизма земной власти. Например, вопрос о судопроизводстве. Зачем создавать эффективный суд на Земле, если его невозможно создать в принципе, поскольку есть только Божий Страшный Суд. Ведь он не только «страшный», но и самый эффективный! Зачем думать о Справедливом Судопроизводстве, если это невозможно. Таким образом, утопии обнаруживают свой второй - тайный - криминальный смысл: на словах отрицая данный режим, на деле они его утверждают: красивая фантазия всегда утверждает уродливую реальность, точнее, уродливой.

2. Люди в утопиях представляются прекраснодушными инфантами без проблем и волевых импульсов - то есть совершается подмена человеческой природы, что заражает отвращением к человеку и его природе.

3. Основная идея утопий состоит в том, что в грядущем обществе все будет - достаток, здоровье, довольство. Однако откуда всё это возьмется в изображении не объясняется, заменяясь абстрактным домыслом о природной тяге человека к свободному труду и гармонии.

Стоит только послушать, что там говорится о вашей судьбе, чтобы содрогнуться и принести деньги во благо Рая. Иначе говоря, причиной создания Негативной Утопии является вырывание человека из данной реальности для будущей, которая выставляется как Идеал, к которому необходимо стремиться. А если учесть, что Утопии составляют те, кто пропагандирует культ, то можно сделать вывод, что все утопии культового происхождения. Не избежали создания утопии даже приверженцы научного взгляда на мир, марксисты со своими тезисами «коммунизм - это когда не будет денег и всем будет по потребностям», «коммунизм - это братство народов без границ и различий».

Самое типичное явление в этом плане - «Четвертый сон веры Павловны» из романа «Что делать?» апостола революции ХIХ века Чернышевского, содержащей все признаки компоновки утопий: положительное собирается, отрицательное не упоминается.

Рассматриваемый вариант классической утопии - фрагмент романа Чернышевского «Что делать?», так называемый «Четвертый сон Веры Павловны» по уровню нежелания обращать внимания на проблемы – уникален, потому что строится с претензией как раз на научность, технологичность (культ алюминия), отнесен в реальное пространство – в район Оки и Новороссии (одним из мест утопии названа Херсонская губерния). Это особенно занятно выглядит сейчас – в контексте окраинной розни и понимания, что такое алюминиевое производство. Мы посмотрим, как происходит отбор картин для создания утопии и отказ упоминать о негативных составных утопии. Вообще, утопия Чернышевского ставит вопрос: об утопии сознания: если это может вместить сознание, то значит у утопии есть место? А с учетом того, что сознание продуктивно, то значит утопия в сознании заключается в лишении картины Логики. Это важно, поскольку Чернышевский делал облагороженный и привлекательный образ тюремных фаланг Фурье – с их тяжёлыми трудовыми буднями, аскетизмом, однообразием и отрешенностью от радости, добиваясь изображения картины социального рая.

Необходимо заметить, что фантом, сформированный Чернышевским, оказал огромное влияние на дезориентацию в пространстве огромного числа людей, выступая одним из пропагандистских образцов для русского переворота. Мы выделим и прокомментируем наиболее неадекватные штампы.

Примечание. С филологической точки зрения утопии и антиутопии не являются отдельным жанром литературы. Это не жанр, а тема литературного произведения.

Цитата.

Четвертый сон Веры Павловны

«...- Здравствуй, сестра, - говорит она царице, - здесь и ты, сестра? - говорит она Вере Павловне. - Ты хочешь видеть, как будут жить люди, когда царица, моя воспитанница, будет царствовать над всеми? Смотри.

Заметим, что вопрос о смене власти уже решен в пользу Сестры – Революции.

Здание, громадное, громадное здание, каких теперь лишь по нескольку в самых больших столицах, - или нет, теперь ни одного такого! Оно стоит среди нив и лугов, садов и рощ.

Простейшая строительная логика делает невозможным содержать такое здание без инфраструктуры и коммуникаций, что ставит вопрос о лугах и рощах.

Нивы - это наши хлеба, только не такие, как у нас, а густые, изобильные, изобильные. Неужели это пшеница? Кто ж видел такие колосья? Кто ж видел такие зерна? Только в оранжерее можно бы теперь вырастить такие колосья с такими зернами. Поля - это наши поля; но такие цветы теперь только в цветниках у нас. Сады, лимонные и апельсиновые деревья, персики и абрикосы, - как же они растут на открытом воздухе? О, да это колонны вокруг них, это они открыты на лето; да, это оранжереи, раскрывающиеся на лето. Рощи - это наши рощи: дуб и липа, клен и вяз, - да, рощи те же, как теперь; за ними очень заботливый уход, нет в них ни одного больного дерева, но рощи те же, - только они остались те же, как теперь. Но это здание, - что ж это, какой оно архитектуры? Теперь нет такой; нет, уж есть один намек на нее, - дворец, который стоит на Сайденгамском холме: чугун и стекло, чугун и стекло - только. Нет, не только: это лишь оболочка здания, это его наружные стены; а там, внутри, уж настоящий дом, громаднейший дом: он покрыт этим чугунно-хрустальным зданием, как футляром; оно образует вокруг него широкие галереи по всем этажам. Какая легкая архитектура этого внутреннего дома, какие маленькие простенки между окнами, а окна огромные, широкие, во всю вышину этажей! Его каменные стены - будто ряд пилястров, составляющих раму для окон, которые выходят на галерею. Но какие это полы и потолки? Из чего эти двери и рамы окон? Что это такое? серебро? платина? Да и мебель почти вся такая же, - мебель из дерева тут лишь каприз, она только для разнообразия, но из чего ж вся остальная мебель, потолки и полы? «Попробуй подвинуть это кресло», - говорит старшая царица. Эта металлическая мебель легче нашей ореховой. Но что ж это за металл? Ах, знаю теперь, Саша показывал мне такую дощечку, она была легка, как стекло, и теперь уж есть такие серьги, брошки; да, Саша говорил, что, рано или поздно, алюминий заменит собою дерево, может быть, и камень. Но как же все это богато! Везде алюминий и алюминий, и все промежутки окон одеты огромными зеркалами. И какие ковры на полу! Вот в этом зале половина пола открыта, тут и видно, что он из алюминия. «Ты видишь, тут он матовый, чтобы не был слишком скользок, - тут играют дети, а вместе с ними и большие; вот и в том зале пол тоже без ковров, - для танцев». И всюду южные деревья и цветы; весь дом - громадный зимний сад.

Культ алюминия, доведённый до абсурда, будет иначе смотреться, если показать вреднейшее алюминиевое производство, вокруг которого жизнь останавливается вообще. При всех усилиях алюминий не становится настолько дешёвым, чтобы его распространять всюду. И потом уже сегодня есть понимание алюминия как «низкого» металла в среде металлов и сплавов.

Но кто же живет в этом доме, который великолепнее дворцов? «Здесь живет много, очень много; иди, мы увидим их». Они идут на балкон, выступающий из верхнего этажа галереи. Как же Вера Павловна не заметила прежде? «По этим нивам рассеяны группы людей; везде мужчины и женщины, старики, молодые и дети вместе. Но больше молодых; стариков мало, старух еще меньше, детей больше, чем стариков, но все-таки не очень много. Больше половины детей осталось дома заниматься хозяйством: они делают почти все по хозяйству, они очень любят это; с ними несколько старух. А стариков старух очень мало потому, что здесь очень поздно становятся ими, здесь здоровая и спокойная жизнь; она сохраняет свежесть».

Трюк для некритического сознания молодых – мол, мир для молодых. Для стариков тезис: старость здесь не приходит. Но когда-то она приходит, и эти старики рано или поздно должны быть в пропорциональном количестве!

Группы, работающие на нивах, почти все поют; но какой работою они заняты? Ах, это они убирают хлеб. Как быстро идет у них работа! Но еще бы не идти ей быстро, и еще бы не петь им! Почти всё делают за них машины - и жнут, и вяжут снопы, и отвозят их, - люди почти только ходят, ездят, управляют машинами: и как они удобно устроили себе; день зноен, но им, конечно, ничего: над тою частью нивы, где они работают, раскинут огромный полог; как подвигается работа, подвигается и он, - как они устроили себе прохладу! Еще бы им не быстро и не весело работать, еще бы им не петь!

Нет ни ливней, поглощающих гниением скошенные растения, ни солнцепёка, доводящего почвы до эрозии, зной избирателен, ни автостанций, ни солярки, ни технической вони.

...Но вот работа кончена, все идут к зданию. «Войдем опять в зал, посмотрим, как они будут обедать», - говорит старшая сестра. Они входят в самый большой из огромных зал. Половина его занята столами, - столы уж накрыты, сколько их! Сколько же тут будет обедающих? Да человек тысяча или больше: «Здесь не все; кому угодно, обедают особо, у себя»; те старухи, старики, дети, которые не выходили в поле, приготовили все это: «готовить кушанье, заниматься хозяйством, прибирать в комнатах - это слишком легкая работа для других рук, - говорит старшая сестра, - ею следует заниматься тем, кто еще не может или уже не может делать ничего другого». Великолепная сервировка. Все алюминий и хрусталь; по средней полосе столов расставлены вазы с цветами; блюда уж на столе, вошли работающие, все садятся за обед, и они, и готовившие обед. «А кто ж будет прислуживать?» - «Когда? во время стола? зачем? Ведь всего пять-шесть блюд: те, которые должны быть горячие, поставлены на таких местах, что не остынут; видишь, в углублениях - это ящики с кипятком, - говорит старшая сестра. - Ты хорошо живешь, ты любишь хороший стол, часто у тебя бывает такой обед?» - «Несколько раз в год». – «У них это обыкновенный: кому угодно, тот имеет лучше, какой угодно, но тогда особый расчет; а кто не требует себе особенного против того, что делается для всех, с тем нет никакого расчета. И все так: то, что могут по средствам своей компании все, за то нет расчетов; за каждую особую вещь или прихоть – расчёт».

Просто агитка для неимущих, не имеющая никаких оснований, при этом строящаяся на экономическом бреде – бесплатности общих потребностей.

«Неужели ж это мы? неужели это наша земля? Я слышала нашу песню, они говорят по-русски». – «Да, ты видишь невдалеке реку - это Ока; эти люди мы, ведь с тобою я, русская!» - «И ты все это сделала?» - «Это все сделано для меня, и я одушевляла делать это, я одушевляю совершенствовать это, но делает это вот она, моя старшая сестра, она работница, а я только наслаждаюсь». – «И все так будут жить?» - «Все, - говорит старшая сестра, - для всех вечная весна и лето, вечная радость. Но мы показали тебе только конец моей половины дня, работы, и начало ее половины; - мы еще посмотрим на них вечером, через два месяца».

Неограниченный гедонизм, вечная радость, не имеющих никаких оснований даже в природе человека (усталость, к примеру), нарушает вообще логику человеческой природы, давая обманный образ. Человек представлен как идеал – без пороков, лени, зависти, мести. Ложная исходная порождает ложную картину в целом.

Цветы завяли; листья начинают падать с деревьев; картина становится уныла. «Видишь, на это скучно было бы смотреть, тут было бы скучно, жить, - говорит младшая сестра, - я так не хочу». – «Залы пусты, на полях и в садах тоже нет никого, - говорит старшая сестра, - я это устроила по воле своей сестры царицы». – «Неужели дворец в самом деле опустел?» - «Да, ведь здесь холодно и сыро, зачем же быть здесь? Здесь из двух тысяч человек осталось теперь десять - двадцать человек оригиналов, которым на этот раз показалось приятным разнообразием остаться здесь, в глуши, в уединении, посмотреть на северную осень. Через несколько времени, зимою, здесь будут беспрестанные смены, будут приезжать маленькими партиями любители зимних прогулок провести здесь несколько дней по-зимнему».

«Но где ж они теперь?» - «Да везде, где тепло и хорошо, - говорит старшая сестра, - на лето, когда здесь много работы и хорошо, приезжает сюда множество всяких гостей с юга; мы были в доме, где вся компания из одних вас; но множество домов построено для гостей, в других и разноплеменные гости и хозяева поселяются вместе, кому как нравится, такую компанию и выбирает. Но, принимая летом множество гостей, помощников в работе, вы сами на семь-восемь плохих месяцев вашего года уезжаете на юг, - кому куда приятнее.

Оказывается, преодолевать плохое не будет нужды – достаточно будет от этого уехать. Интересно, а кто будет на алюминиевых заводах работать?

Но есть у вас на юге и особая сторона, куда уезжает главная масса ваша. Эта сторона так и называется Новая Россия». – «Это где Одесса и Херсон?» - «Это в твое время, а теперь, смотри, вот где Новая Россия».

...Мы не очень далеко, ты видишь, от южной границы возделанного пространства, горная часть полуострова еще остается песчаною, бесплодною степью, какою был в твое время весь полуостров; с каждым годом люди, вы, русские, все дальше отодвигаете границу пустыни на юг. Другие работают в других странах: всем и много места, и довольно работы, и просторно, и обильно. Да, от большой северо-восточной реки все пространство на юг до половины полуострова зеленеет и цветет, по всему пространству стоят, как на севере, громадные здания, в трех, в четырех верстах друг от друга, будто бесчисленные громадные шахматы на исполинской шахматнице». – «Спустимся к одному из них», - говорит старшая сестра.

Такой же хрустальный громадный дом, но колонны его белые. «Они потому из алюминия, - говорит старшая сестра, - что здесь ведь очень тепло, белое меньше разгорячается на солнце, это несколько дороже чугуна, но по-здешнему удобнее». Но вот что они еще придумали: на дальнее расстояние кругом хрустального дворца идут ряды тонких, чрезвычайно высоких столбов, и на них, высоко над дворцом, над всем дворцом и на полверсты вокруг него, растянут белый полог. «Он постоянно обрызгивается водою, - говорит старшая сестра, - видишь ли, из каждой колонны подымается выше полога маленький фонтан, разлетающийся дождем вокруг, поэтому жить здесь прохладно: ты видишь, они изменяют температуру, как хотят». – «А кому нравится зной и яркое здешнее солнце?» - «Ты видишь, вдали есть павильоны и шатры. Каждый может жить, как ему угодно; я к тому веду, я все для того и работаю». – «Значит, остались и города для тех, кому нравится в городах?» - «Не очень много таких людей; городов осталось меньше прежнего, - почти только для того, чтобы быть центрами сношений и перевозки товаров, у лучших гаваней, в других центрах сообщений, но эти города больше и великолепнее прежних; все туда ездят на несколько дней для разнообразия; большая часть их жителей беспрестанно сменяется, бывает там для труда, на недолгое время». – «Но кто хочет постоянно жить в них?» - «Живут, как вы живете в своих Петербургах, Парижах, Лондонах, - кому ж какое дело? кто станет мешать? Каждый живи, как хочешь; только огромнейшее большинство, девяносто девять человек из ста живут так, как мы с сестрою показываем тебе, потому что это им приятнее и выгоднее».

Логика урбанизации в этом примере просто не нужна. Заметим, нигде нет никаких признаков негативных элементов жизни – ни стоков, ни туалетов, даже кладбищ, погостов нет. Или хотя бы похоронных костров.

Они входят в дом. Опять такой же громаднейший, великолепный зал. Вечер в полном своем просторе и веселье, прошло уж три часа после заката солнца: самая пора веселья. Как ярко освещен зал, чем же? - нигде не видно ни канделябров, ни люстр; ах, вот что! - в куполе зала большая площадка из матового стекла, через нее льется свет, - конечно, такой он и должен быть: совершенно, как солнечный, белый, яркий и мягкий, - ну да, это электрическое освещение. В зале около тысячи человек народа, но в ней могло бы свободно быть втрое больше. «И бывает, когда приезжают гости, - говорит светлая красавица, бывает и больше». – «Так что ж это? Разве не бал? Это разве простой будничный вечер?» - «Конечно». – «А по-нынешнему, это был бы придворный бал, так роскошна одежда женщин: да, другие времена, это видно и по покрою платьев. Есть несколько дам и в нашем платье, но видно, что они оделись так для разнообразия, для шутки; да, они дурачатся, шутят над своим костюмом; на других другие, самые разнообразные костюмы, разных восточных и южных покроев, все они грациознее нашего; но преобладает костюм, похожий на тот, какой носили гречанки в изящнейшее время Афин, - очень легкий и свободный, и на мужчинах тоже широкое, длинное платье без талии, что-то вроде мантий, видно, что это обыкновенный домашний костюм их, как это платье скромно и прекрасно! Как мягко и изящно обрисовывает оно формы, как возвышает оно грациозность движений! И какой оркестр, более ста артистов и артисток, но, особенно, какой хор! – «Да, у вас в целой Европе не было десяти таких голосов, каких ты в одном этом зале найдешь целую сотню, и в каждом другом столько же; образ жизни не тот, очень здоровый и вместе изящный, потому и грудь лучше, и голос лучше», - говорит светлая царица. Но люди в оркестре и в хоре беспрестанно меняются: одни уходят, другие становятся на их место, - они уходят танцевать, они приходят из танцующих.

Это мог написать только полный дилетант, который не понимает ни в одной из профессий. Но главное в том, что представленная богатая дорогая жизнь не имеет демонстрируемых источников – откуда: нет никакого производства этих ценностей, то есть картин тяжёлого труда нет вообще. И заканчивается темой вольного труда – иллюзии, с которой утопия начинается.

У них вечер, будничный, обыкновенный вечер, они каждый вечер так веселятся и танцуют; но когда же я видела такую энергию веселья? но как и не иметь их веселью энергии, неизвестной нам? - Они поутру наработались. Кто не наработался вдоволь, тот не приготовил нерв, чтобы чувствовать полноту веселья.

...А здесь нет ни воспоминаний, ни опасений нужды или горя; здесь только воспоминания вольного труда в охоту, довольства, добра и наслаждения, здесь и ожидания только все того же впереди. Какое же сравнение!

Нет, теперь еще не знают, что такое настоящее веселье, потому что еще нет такой жизни, какая нужна для него, и нет таких людей. Только такие люди могут вполне веселиться и знать весь восторг наслаждения! Как они цветут здоровьем и силою, как стройны и грациозны они, как энергичны и выразительны их черты! Все они - счастливые красавицы и красавцы, ведущие вольную жизнь труда и наслаждения, - счастливцы, счастливицы!»

(Чернышевский Н.Г. Что делать?).

Заметим, картина «социального рая» описана в романе - художественном произведении при помощи художественных приёмов. В таком случае возникает вопрос, безобидны ли утопии, если ради них уничтожаются миллионы препятствий» - причём и живых тоже.

Криминогенная сущность утопий принуждает нас отнестись к созданию Топологической картины мира настолько научно, насколько необходимо лишить возможность криминальной манипуляции утопическими фантомами.

Но главное состоит в том, что Тринитарная Топология должна показать имманентный вид развёртывания любого места в пространстве – хоть в физическом, хотя в интеллектуальном, хоть временном, чтобы изначально отнять возможность создать любую утопию.