Академия Тринитаризма -- Институт Праславянской Цивилизации -- Праславяянская письменность -- Чудинов В А -- Руница и археология Непривычные начертания Древнейшие русские надписи

АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА

Институт Праславянской Цивилизации - Праславянская письменность

Чудинов В.А.

Руница и археология.
Непривычные начертания.
Древнейшие русские надписи

Oб авторе

Итак, нам следует уточнить распределение ролей между кириллицей и руницей, рассмотрев древнейшие кирилловские надписи. Но что означает слово «древнейшие»? Под древнейшими русскими надписями понимаются надписи Х века, поскольку наиболее ранних из кирилловских у нас сегодня нет. Одну из них мы уже рассмотрели — это надпись кузнеца (коваля) Славы Людодьши. Однако надпись на мече, опубликованная в специальной археологической литературе, не привлекла большого интереса широкой научной общественности. Гораздо больший резонанс имела надпись на корчаге из Гнёздова, информация о которой была помещена в «Вестнике АН СССР». Поскольку надпись выглядела довольно странной, к ее осмыслению устремилось множество исследователей. К большому сожалению, никто из них не знал руницы и даже не подозревал, что как раз для Х века руница особенно характерна, так что даже не глядя на сам шрифт можно было почти безошибочно сказать, что все трудности с этой надписью вызваны попытками прочитать руницу как кирилловский текст. Тем не менее, такие попытки были, и они по-своему весьма поучительны. Наиболее полный материал по данной проблеме был собран А.А. Медынцевой¹, которая к тому же предложила и свою интерпретацию. Поэтому я просто воспроизведу ее текст, давая в некоторых местах свой комментарий, затем изложу свои попытки первоначального понимания надписи, и, наконец, дам версию, которая на сегодня мне представляется наиболее убедительной. Правда, текст оказывается насыщенным лингвистической терминологией и может показаться несколько сложным для неподготовленного читателя.

Увеличить >>>

Общий вид корчаги из Гнёздово и ее надписи

Датировка корчаги из Гнёздово. На больших сосудах для хранения вина и масла, так называемых корчагах, довольно часто встречаются зарубки, метки, отдельные буквы. Более редкой находкой являются надписи. К таким надписям принадлежит и древнейшая из известных до сего дня надпись на корчаге из Гнёздова². За пятьдесят лет, прошедших со времени находки древнейшей русской надписи, появилось немало работ, как в нашей стране, так и за рубежом, посвященных ее расшифровке. К сожалению, нельзя считать и сегодня, что надпись получила полное прочтение и объяснение. Существуют несколько вариантов прочтения, различное прочтение предполагает и разное толкование надписи, ее палеографические особенности сравниваются как с греческим письмом, с древнейшими кирилловскими рукописями, так и с глаголическими. Такое разнообразие мнений говорит о том, что мы еще очень далеки от окончательной расшифровки надписи. В специальной статье И. Еленский рассмотрел все известные к тому времени варианты расшифровки и пришел к выводу, что « все они не удовлетворяют по разным причинам: одни противоречат фонетическим, другие — морфологическим или вообще грамматическим закономерностям древнерусского языка, третьи не подтверждаются данными древнерусской лексикологии» ³.

Положение осложняется еще и тем, что первоначальная дата кургана, где была найдена корчага с надписью, казалось бы бесспорная — первые десятилетия Х в., изменяется на более позднюю как самим первооткрывателем, Д.А. Авдусиным, так и некоторыми другими авторами. Поэтому представляется необходимым еще раз остановиться на датировке комплекса, на вариантах расшифровки надписи, на ее палеографических особенностях.

Надпись была обнаружена в 1949 г. в кургане № 13 в Лесной группе Гнёздовского курганного могильника^4-6. На громадном кострище кургана, содержащем остатки мужского и женского трупосожжений, были разбросаны черепки гончарного сосуда, умышленно разбитого при похоронах. Сосуд удалось склеить, на двух его черепках, совпавших при склеивании, удалось обнаружить надпись, получившую затем широкую известность. По обряду погребения, вещам и найденным монетам данный комплекс, а следовательно, и надпись были датированы первой четвертью Х века. Особенно важны для датировки были монеты. Всего монет — арабских дирхемов — было найдено пять. Остатки первого дирхема неопределимы, второй относится к династии Аббасидов, дата чеканки третьего — вторая половина VIII-начало IX в., четвертый датируется 848/49 г., пятый — 907/08 г. Лишь один из них, второй, имел припаянное ушко и, следовательно, входил в состав ожерелья, остальные использовались в качестве денег. Даже если принять для третьего дирхема наиболее позднюю дату чеканки — начало IX в., получается, что он был в обращении не менее 100 лет. Поэтому первооткрыватель надписи Д.А. Авдусин имел основания считать, что между временем чеканки последнего дирхема и временем захоронения прошел очень небольшой срок, и отнести дату насыпки кургана к первой четверти Х в.⁷.

Таким образом, первоначально датировка кургана не вызывала сомнений. Но десять лет спустя Г.Ф. Корзухина высказала замечания относительно датировки кургана. Сомнения были высказаны в примечании, но тем не менее получили некоторое распространение. Поскольку датировка комплекса чрезвычайно важна, необходимо привести это примечание полностью (все, что касается даты кургана № 13). « Для временного определения амфор интересующего нас типа я пользуюсь очень обобщенной датой, IX-X вв., так как, во-первых, в работах, посвященных хронологической классификации амфор Северного Причерноморья, для указанного периода хронологические определения ясны самим авторам далеко не во всех подробностях... Во-вторых, при определении верхней временной границы для амфор данного периода исследователи были введены в заблуждение заниженной датировкой Гнёздовского кургана с амфорой, время насыпки которого Д.А. Авдусин в своих первых публикациях ошибочно отнес к первой четверти Х в. На самом деле курган был насыпан позже, не ранее второй половины Х в. Основания для передатировки данного кургана не могут быть изложены в настоящей заметке, поскольку эта тема не имеет прямого отношения к рассматриваемому здесь вопросу» ⁸.

Какие основания были у автора приведенной цитаты считать дату заниженной, так и осталось неизвестным, и теперь это выяснить вряд ли удастся. Но несколько позднее некоторые исследователи высказали соображения по уточнению датировок отдельных вещей, найденных в комплексе кургана № 13. Так, А.Н. Кирпичников обратил внимание, что меч из этого комплекса несколько отличается от типа «Е», характерного для IX в. Отличие заключается в несколько ином оформлении орнамента рукояти — более крупных ячейках с особыми проволочными выкладками. Мечи подобного типа А.Н. Кирпичников датировал «зрелым Х веком»⁹. Другое уточнение касается даты черепаховидной фибулы, найденной в кургане. По наблюдениям B.C. Дедюхиной, такие фибулы в Гнёздове относятся к Х в., чаще всего ко второй его половине¹⁰. Вероятно, эти, а может быть и какие-либо другие уточнения имела в виду и Г.Ф. Корзухина. Что же касается высказанных ею сомнений в датировке амфоры, на которой обнаружена надпись, то вряд ли они основательны, так как А.Л. Якобсон специально пишет по поводу амфор VIII—IX вв.: « К этой же группе следует присоединить и амфору с русской надписью «горухща», найденную в Гнёздовском могильнике... очень близкую по форме к приведенным амфорам из Тиритаки, Коктебеля, Саркела и Пролетарского. Такого рода амфоры, происходящие из Саркельского городища, связаны с хазарскими слоями... и относятся ко времени не ранее второй половины IX в. и не позднее первой половины Х в.» ¹¹. Обращение к материалам Саркельского городища подтверждает датировку амфор, аналогичных гнёздовской, второй половиной IX-первой половиной Х в.¹². То, что А.Л. Якобсон в датировке подобных амфор исходил отнюдь не из даты кургана № 13, отмечал и Д.А. Авдусин¹³. Тем не менее, Д.А. Авдусин в этой работе счел необходимым несколько «омолодить» дату кургана № 13. Основанием для пересмотра датировки, помимо уточнений, о которых упоминалось выше, послужило наличие в комплексе кургана № 13, кроме лепных сосудов и гончарных привозных, горшков переходных форм. По данным того времени, переход к гончарному кругу в Гнёздове относился к середине Х в. Поправки датировок вещей и наличие сосудов переходных форм послужили основанием для более поздней, чем начало Х в., датировки. Но при этом Д.А. Авдусин отмечает, что скорее этот курган следует датировать серединой Х в., чем второй половиной, так как наличие аббасидских монет, датировка саркельских амфор временем не позднее середины Х в. и маловероятность большого разрыва в датировке мечей с мелкими и крупными ячейками на рукоятках не позволяют намного «омолаживать» дату кургана. Таким образом, дата кургана была перенесена ближе к середине Х в.

В последние десятилетия специально изучались керамические материалы из Гнёздова. В результате оказалось, что гончарный круг появился в Гнёздове гораздо ранее, чем предполагалось — на рубеже первой и второй четвертей Х в., т.е. в 920-930 гг.¹⁴. Эти результаты имеют значение и для датировки комплекса с надписью, так как по их данным следует, что этот курган возведен не позже 930-х гг. Исследователи снова вернулись к первоначальной дате кургана — первой четверти Х в., данной по показаниям находок монет¹⁵.

Таким образом, в настоящее время нет оснований сомневаться в датировке кургана: монеты, вещевые находки, керамика, обряд погребения свидетельствуют о насыпке кургана в первые десятилетия Х в. Следовательно, и надпись на корчаге следует датировать приблизительно этим же временем, и она до сих пор остается древнейшей славянской надписью, найденной на территории Древней Руси. Но если в вопросе датировки погребального комплекса кургана № 13, а следовательно и надписи, достигнута за последние годы определенная ясность, то прочтение и интерпретация ее до сих пор далеки от удовлетворительных значений.

Варианты чтения надписи. Существует несколько вариантов прочтения:ГОРОуХЩА, ГОРОуШНА, ГОPOУX Y Л, ГОРОуН'А, ГОРОуНЩА, (ГОРЩА). Различное прочтение предполагает и различное толкование надписи: как обозначение содержимого сосуда — горчичное семя или горчичное масло, нефть (горючее) или как имя владельца корчаги. В упоминавшейся выше работе И. Еленского систематизированы наблюдения над большинством прочтений, которые сведены к шести вариантам и четырем толкованиям. К каждому варианту он приводит свои комментарии, исходя в основном из исторической грамматики и исторической лексикологии русского языка. Рассмотрим их в хронологической последовательности с учетом его и моих комментариев.

Гипотеза горчицы. Первое прочтение было предложено М.Н. Тихомировым и Д.А. Авдусиным:ГОРОуХЩА, что должно было, по их мнению, означать «горчицу», горчичное семя, или какую-либо пряность. Первоиздатели определили надпись как древнейший памятник русской письменности, показывающий, что письменность Руси восходит к началу Х в., и эта письменность была кирилловской. М.Н. Тихомиров и Д.А. Авдусин дали палеографический анализ надписи, сравнив ее с надписью Самуила 993 г. и некоторыми эпиграфическими и рукописными памятниками X-XI вв.¹⁶. От себя добавлю, что это чтение в наши дни поддерживает и смоленский историк В.В. Ильин, считавший, что именно из Смоленска « пришло к нам самое подлинно русское слово ГОРОУХЩА» ¹⁷. Вообще широкой научной общественности наиболее известна имено эта первая версия.

Гипотеза «горушны». Таким образом, главное в прочтении первоиздателей — определение ее как древнейшей русской кирилловской надписи (по букве ш). Однако, почти сразу с уточнением прочтения выступает П.Я. Черных¹⁸. Он усомнился в прочтении первоиздателей как несоответствующем нормам русского языка (сочетанияХЩ и ХШ были невозможны) и предложил свое: ГОРОУШНА, прочитав предпоследний знак в надписи как лигатуру, в которой Х посажена на правую мачту Н, так как на левой мачте места для нее недостаточно. По его предположению, слова «горухща» в русском языке не было, а было слово «горуха» и производное от него: «горущица», «горушьно» (им., вин. падеж мн. числа ср. рода от прилагательного — «гороушьно»¹⁹. В прочтении П.Я. Черныха новым являлось, помимо определения исходного слова, признание лигатуры Ш + Н. По его мнению, слитное написание соседних букв наблюдалось в кирилловском письме с самого начала его существования (в древнерусских памятниках начиная с Остромирова евангелия), а в надписях следует ожидать использование лигатур еще в большей степени²⁰. П.Я. Черных также определял надпись как кирилловскую (по букве Ш) и считал, что она обозначает содержание сосуда — горчичные зерна. Вопрос о целесообразности появления на тризне такого огромного количества горчичных зерен им не рассматривался.

Чтение, предложенное Д.А. Авдусиным-М.Н. Тихомировым, с поправкой П.Я. Черныха стало очень популярным. Появилась даже специальная статья Ю.М. Золотова, предложившего гипотезу о практическом применении зерен горчицы при погребальном обряде в Древней Руси²¹. Однако и новый вариант прочтения вызвал возражения лингвистов. Ф.В. Мареш отметил, что трудно поверить, что предпоследний знак представляет вязь Ш + Н, так как эти буквы могли быть связаны в последовательности Н + Ш, не говоря уже о том, что вязь в кириллице X-XI1 вв. встречается очень редко. Он предположил, что на гнёздовской корчаге написано два слова: ГОРОУХ (имя) Y Л(писал)²².

Гипотеза писца Гороха. Однако этот вариант неубедителен, так как допускает начертание греческого «y « как кирилловского »

"²² и, во-вторых, предполагает утрату редуцированных звуков, то есть Ь или Ъ в конце слова и в слове «пьсал». И. Еленский специально рассмотрел первые три варианта прочтения надписи с точки зрения истории редуцированных, так как все перечисленные варианты предполагают их утрату. Он отмечает, что в древнейших русских памятниках очень последовательно передавались редуцированные гласные во всех позициях, дольше всего они удерживались именно в суффиксальных и префиксальных морфемах. Об исчезновении Ь в таком слове, как «горушьна» можно говорить не ранее конца XI в. Чтение Мареша также предполагает утрату редуцированных: в конце слова и в корне, в то время как в глаголе «писать», по мнению Еленского, можно говорить об исчезновении Ь в корне *pьs только во второй половине XI в.²³. Так что в Х веке такие явления еще не наблюдались.

Эти возражения очень существенны, так как для начала Х в. трудно объяснить отсутствие глухих их утратой. Даже допускавшееся ранее некоторое «омоложение» надписи не объясняет пропуска редуцированных, так как в таком случае курган следовало бы датировать не ранее рубежа XI-XII вв. Теперь же, когда мы снова возвращаемся к первоначальной датировке, это возражение относительно пропуска редуцированных становится еще более серьезным. И. Еленский приводит и несколько возражений лексического порядка. По его мнению, предполагаемое праславянское слово *gorьcica, *gorьk - не существовало в древнерусском языке, не было, вероятно, и слова горуха (горюха), так как единственный пример взят из списка XII в. с древнеболгарского оригинала. Это слово могло стать известным, по мнению И. Еленского, только после принятия христианства и распространения древнеболгарской литературы, т.е. не ранее XI в.²⁴. Против чтения Мареша И. Еленский возражает еще по одной причине: употребление глагола «писать» на глиняном сосуде без следов другого текста и всяких украшений маловероятно по смыслу. Однако, это возражение несущественно, так как известно множество надписей такого содержания на стенах и предметах, без всякого другого текста. Но соображения его относительно редуцированных заслуживают пристального внимания.

Нефтяная гипотеза. Принципиально новое чтение и понимание надписи было предложено Г.Ф. Корзухиной. Она предположила, что в гнёздовской надписи допущена ошибка, и так как писец писал по твердому материалу, то он не мог ее исправить. Лишней оказывается либо буква X, либо Ш, следовательно, должно быть написано либо «горуха», либо «горуща». Если принять первый вариант прочтения, то мы должны бы признать, что корчага использовалась для хранения не горчичного семени, а горчичного масла. Однако Г.Ф. Корзухина на основании того, что первой была написана буква «X» и добавлено затем «щ», склоняется к чтению «гороуща», что должно обозначать что-то «горящее», горючую жидкость. Находки в Приазовье и Причерноморье амфор с остатками нефти из местных источников дали основание Г.Ф. Корзухиной высказать предположение, что в гнёздовской амфоре была привезена с юга нефть, а надпись — обозначение содержимого — именное причастие «горючая»²⁵. Эта гипотеза о содержимом гнёздовской корчаги получила некоторое признание^26-27, однако Д.А. Авдусин решительно возражал против такого понимания надписи. По его мнению нефть, привезенная в корчаге за сотни верст, обошлась бы слишком дорого, а нефтяной светильник вряд ли имел бы преимущества перед масляными. Предположение М.Г. Рабиновича, что привозную нефть использовали для изготовления греческого огня или разжигания погребального костра также маловероятно с точки зрения Д.А. Авдусина, так как кроме корчаги с надписью ни одного черепка подобного сосуда в Гнёздовских курганах нет. Следовательно, массовый завоз нефти под Смоленск и ее использование для освещения и т.д. маловероятны²⁸.

К настоящему времени в Причерноморье обнаружено множество (исчисляется сотнями) остатков амфор не только со следами нефти, но и с надписями: nafqa. Поэтому не представляется странным, что подобная корчага с аналогичной славянской надписью могла попасть и в Гнёздово, хотя широкое использование нефти предположить трудно. Прочтение Г.Ф. Корзухиной гораздо важнее не объяснением надписи, а именно прочтением «гороуща», что дало новое направление в ее исследовании. А.С. Львов, учитывая прочтение Г.Ф. Корзухиной, предложил свое, представляющее попытку объединить два наиболее общепринятых прочтения. По его мнению, сначала на корчаге было написано: гороуща и лишь позднее переправлено на гороунша (гороунща). При этом он допускает, что это слово могло восприниматься как в значении «горючее», так и «горчица», первоначально надпись была сделана для обозначения понятия «горючая жидкость», затем в целях уточнения ее переделали на «гороунша», чтобы передать старославянское «горунще» — горящее²⁹. А.С. Львов предлагает и свой палеографический анализ надписи. По его мнению, начертания букв гнездовской надписи отражают ту стадию развития кириллицы, когда в нее включались глаголические буквенные знаки для обозначения специфических славянских звуков, стилизованные под греческие унициальные буквы. Поэтому палеографические особенности надписи: «Щ» в строке, удлиненную вертикальную линию «А» и особенно круглое широкое «О» А.С. Львов объясняет влиянием глаголического письма. И. Еленский обращает внимание на противоречивость гипотезы А.С. Львова. Во-первых, вопреки мнению А.С. Львова, имеющееся в древнерусском словаре слово «горущьно, горющьно», если и могло быть переделкой древнеболгарского «горушьно», то оно не могло быть известным живой, народной речи, так как характеризовало церковный, литературный язык. Оно не могло быть образовано от субстантивированного причастия «гороуща» по той причине, что в древнерусском языке такого причастия не было, а было причастие «горя», «горячи» с вариантом «горя», «горючи»³⁰. Затем И. Еленский отмечает, что если переделка надписи вызвана необходимостью передать древнеболгарскую форму ГОРЕ, то остается непонятным, чем яснее древнерусского славянину это слово, чем первоначальное «гороуща». Кроме того, так же справедливо указывается, что А.С. Львов в начале своей работы выражает несогласие с чтением П.Я. Черныха, допускающего лигатуру, а позднее, без дополнительных объяснений, допускает наличие лигатуры Н + Ш (при исправлении надписи). Специальный абзац уделяется критике предположения А.С. Львова о влиянии глаголицы на графику гнездовской надписи³¹. Искусственный характер такого сравнения достаточно убедительно продемонстрирован И. Еленским, только нужно отметить, что следует он, вопреки его мнению, именно от умозрительного заключения, основанного на работах И. Гошева о постепенном развитии кириллицы путем включения в нее глаголических букв для передачи специфических славянских звуков. И. Еленский выражает свое согласие с этим положением, якобы доказанным И. Гошевым. Однако, как следует из пересмотра материалов преславской Круглой церкви, не существует ни одного фактического подкрепления гипотезы И. Гошева, так как все протокирилловские буквы фальсифицированы³². В то же время особенности начертаний гнездовской надписи, а именно широкое «О», хорошо объясняются влиянием греческого унициала рубежа IX-X вв. и Х в., как это отмечает И. Еленский и убедительно показали первые издатели надписи Д.А. Авдусин и М.Н. Тихомиров³³.

Гипотеза горилки. Новое прочтение Г.Ф. Корзухиной было принято некоторыми другими исследователями. О. Неделькович в работе, посвященной истории редуцированных, то есть Ь и Ъ, коротко отметила в ряду других примеров наличие декомпонованного юса, то есть

без I, в русской надписи «gorunsta»³⁴. Из этого короткого замечания вытекает, что автор присоединяется к чтению гороунша (с лигатуройН + Ш), но при этом соченание ОУ + Н считается декомпонированным

древнеболгарского слова ГОРЕ, буква

дешифруется как древнеболгарское s t. Это прочтение было предложено, вероятно, на основе положения, высказанного годом ранее В. Мошиным. Наиболее вероятным он считал прочтение ГОРОУНА, где группа оун может представлять одну из фаз декомпонирования старославянского (древнеболгарского)

. В. Мошин предположил, что в начале Х в. у жителей Верхнего Поднепровья сохранялся элемент носового произношения. Смысл слова В. Мошин объяснил как обозначение крепкого алкогольного напитка, домашней водки, по аналогии с современным польским — gora cza и украинским — горилка³⁵. Это объяснение было бы вполне приемлемым, тем более, что в русских источниках встречается термин «вино горелое, горючее, жженое», означающее водку, спирт. Однако этот термин встречается только в поздних источниках, с XVI-XVII вв.³⁶. В более ранних источниках он, как и «водка»³⁷, не встречается. Древнерусские источники в качестве алкогольных напитков неоднократно упоминают вино, мед, а данных о винокурении не содержат. Таким образом, толкование В. Мошина не подтверждается лексическими и историческими данными.

Критика чтения ГОРОУНША. По поводу наличия декомпонированного носового звука И. Еленский пишет, что О. Неделькович (чтение В. Мошина ему, очевидно, осталось неизвестно) сопоставляет письменно зафиксированные данные разных славянских языков, в то время как носовые гласные имели различную судьбу в каждом отдельно взятом славянском языке. Относительно древнерусского языка установлено, что носовые исчезли еще в середине IX в., и их исчезнование хорошо отражено у Константина Багрянородного. Другие же примеры (латинские и греческие) давно истолкованы исследователями как свидетельство сохранения носовых до начала Х в. в некоторых сербских говорах. Таким образом, и в гнездовской надписи логичнее предположить передачу «носового» звука группой «оун», чем стадию декомпонирования носовых гласных. И. Еленский добавляет также, что чтение О. Неделькович зачеркивает все надежды интерпретировать гнездовскую надпись как русскую, отводя ее к древнеболгарскому источнику³⁸. Действительно, при таком прочтении — наличии носового звука, группы s t (

), — понимание слова как «goruns ta», древнеболгарского причастия от глагола «гореть», указывает именно на болгарский источник надписи. Можно было бы согласиться с таким прочтением и считать надпись на привозном сосуде древнеболгарской, если бы таким путем снимались все возражения и надпись получила бы полное объяснение. Но и такое прочтение отнюдь их не снимает. Прежде всего приходится признать наличие в надписи лигатуры (N +Ш), что мало вероятно для такого раннего времени. Затем, если надпись — болгарская, то логичнее всего ожидать вместо группы оун написание

, специально предназначенного для передачи носового звука. Написание оун на месте предполагаемого носового скорее говорит о том, что писец не знал этой буквы и передал носовой звук подходящим сочетанием (как в латинских грамотах). Затем, многие авторы выражают сомнение в наличии буквы

(s t) в первоначальной кириллице. В древнейших кирилловских рукописях (Саввиной книге и Супрасльской рукописи — X-XI вв.) используется сочетание шт³⁹.

Таким образом, и обращение к древнеболгарскому источнику не только не снимает спорных моментов, но ставит перед исследователями новые вопросы.

Гипотеза ГОРЯЧИХ ЩЕЙ. Тут я выхожу за пределы обзора И. Еленского к весьма свежей гипотезе. Ее высказал горячий энтузиаст эпиграфики, бывший разведчик, которому приходилось шифровать донесения, а ныне пенсионер Александр Григорьевич Егурнов. Его взгляд на ситуацию таков: « До сих пор нет единого мнения о том, что в действительности говорится в надписи на корчаге и о чем говорят другие знаки, начертанные на ней. Ими являются: латинская буква N и 4 параллельные черточки, начертанные парами, одна над другой. Что касается самой надписи, то начальные буквы — ГОРО, не вызывают сомнения в своем значении; буква, по виду У, трактуется по-разному; совмещенные буквы — латинская буква N(АШ) и буква — по виду буква кириллицы Щ, но с удлиненной средней черточкой — тоже вызывают различные трактовки. В результате этого, как уже упоминалось выше, допускались различные прочтения: «гороухща», «гороушна» и другие. Учитывая, что в древности надписи писались лаконично, с неоднократным использованием одних и тех же букв, а также совмещением их, надпись читается ГОРОЦНА ЩА, то есть ГОРЯЧИЕ ЩИ (в польском языке слово ГОРЯЧЕЕ звучит как ГОРОНЦЕ). В данном случае, по сравнению с польским, произведена перестановка буквы Ц, значит, это слово не польское, а близкое к нему по звучанию и адекватное по смыслу. В Х веке в пограничных с Польшей местностях, по-видимому, в отличие от польского, ГОРЯЧЕЕ звучало не ГОРОНЦЕ, а ГОРОЦНЕ. Что же касается отдельных знаков, нанесенных на корчаге, то мы видим отдельную латинскую букву N (АШ), а чуть поодаль 4 параллельных черточки, начертанные парами, одна над другой (4единицы). Таким образом, полностью Гнёздовская надпись читается ГОРОЦНА ЩА НА 4 ЕДНОКА, что соответствует современному звучанию ГОРЯЧИЕ ЩИ ДЛЯ ЧЕТВЕРЫХ ЕДОКОВ» ⁴⁰.

В этом чтении смущает сразу несколько моментов. Во-первых, откуда взялось слово ЕДНОКА, если знаки, его образующие, ни разу не упоминались А.Г. Егурновым. Во-вторых, откуда взялся предлог НА перед цифрой 4, ибо и об этом знаке или знаках речи не было. В-третьих, насколько известно, первый блюда возникли в Новое время как некий рационально-экономный способ питания, когда остатки от предыдущей трапезы клались в бесплатную воду и там варились; в Х веке дело с питанием обстояло лучше и ЩИ, видимо, еще не были изобретены, как и остальные первые блюда. Кроме того, форма ЩА вместо ЩИ не зафиксирована ни одним источником. Наконец, как справедливо заметил и сам эпиграфист, форма ГОРОЦНА не является ни русской, ни польской; неизвестна она и ни в одном диалекте русского или польского языков. Получается, что из 4 слов надписи 2 придуманы самим эпиграфистом, одно является анахронизмом, а оставшееся, хоть и выглядит славянским, не является ни русским, ни польским. Что же касается цифры, то она может быть просто чтением случайных царапин. Во всяком случае ясно, что даже если предположить, что порция щей составляет где-то около половины литра жидкости, на 4 едоков требуется всего около двух литров, тогда как емкость корчаги из Гнёздово — несколько десятков литров. В таком случае порция горячих щей на четверых только закроет дно, и жидкость начнет испаряться в окружающее свободное пространство корчаги. А тогда их сохранить горячими не будет никакой возможности. Так что чтение Егурнова не удовлетворяет ни эпиграфике, ни истории культуры, ни элементарным представлениям о назначении сосуда.

Гипотеза ГОРУНА. Особняком от перечисленных вариантов прочтения стоит расшифровка гнездовской надписи, предложенная P.O. Якобсоном. Автор подошел по-новому к чтению надписи, предположив, что спорный знак надписи представляет собой букву Н с диакритическим знаком йотации, прочел надпись как родительный падеж принадлежности славянского личного имени Горун-gorunja-гороун'а ⁴¹. Имя Горун засвидетельствовано славянскими источниками, наличие имени владельца на корчаге объяснимо, такое прочтение снимает противоречия лексического или грамматического порядка, поэтому этот вариант получает признание, особенно среди филологов. В. Кипарский, полностью присоединяясь к прочтению Р. Якобсона, развивает его мысль дальше и считает, что все буквы надписи — греческие и следовательно, если письменность на Руси существовала до христианизации, то она была греческой⁴².

А.А. Медынцева отмечает также, что в недавнее время ряд дополнительных аргументов в поддержку чтения Р. Якобсона был высказан О Н. Трубачевым⁴³. Он объяснил отвердение р' палатального (то есть РЬ) особенностью смоленского говора и высказал твердое убеждение, что смоленская надпись носит явно славянский характер и принадлежит архаической кириллице. По поводу необычного знака для обозначения мягкости согласного Трубачев высказал предположение о том, что он ведет свое происхождение не от кирилловской традиции, а от глаголической (так называемый гачековый способ). При всей новизне и привлекательности такого объяснения, связывающего гнездовскую надпись с древнейшей кирилло-мефодиевской письменной традицией, эпиграфистка отметила, что пока оно не подтверждается графическими материалами, первые обозначения мягкости появились в чешском письме значительно позже, во времена Яна Гуса (XV в.), и обозначалась она простой точкой. Я от себя добавлю, что диакритические знаки в целом кириллице не свойственны, она предпочитает вводить или новые буквы, или лигатуры, поэтому я не вижу в данной гипотезе никакой привлекательности.

Отметим, что эту точку зрения А.А. Медынцева разделяла за три года до написания более обстоятельного обзора, дав его более краткую версию, которую она закончила такими словами: « Если надпись отнести к содержимому корчаги, то, скорее всего, она должна обозначать горчичное масло. Но больше оснований предположить, что на корчаге записано имя владельца — Горуна, Горунши. Сакральность обычая разбивать принадлежавший умершему сосуд при насыпке кургана позволяет предположить, что в кургане № 13 был похоронен владелец корчаги (Горун?), воин-купец (в составе погребального инвентаря находятся и весы), ходивший в далекие торговые экспедиции по пути «из варяг в греки»» ⁴⁴. Вообще говоря, данный выбор для такого крупного эпиграфиста как А.А. Медынцева был странным; судя по тому, как критично она подошла к оценке гипотезы болгарского академика Ивана Гошева по поводу протокириллицы, она не склонна присоединяться к чужому мнению, пока не потрогает все собственными руками и не выработает собственного взгляда. Вероятно, в данном случае у нее просто не было времени для надлежащего вхождения в проблему. Поэтому ее последующий демарш и отсутствие ссылки на процитированную публикацию можно считать оправданными. Продолжим рассмотрение ее аргументации.

На ее взгляд, и чтение Р. Якобсона тоже не объясняет всех особенностей надписи. Прежде всего, как отмечает И. Еленский, нельзя согласиться с наличием знака мягкости в виде поперечной черточки с двумя вертикальными чертами (как буква Ш) на правой мачте «Х». «Этот «знак» не совпадает ни с одним из знаков мягкости, известных славянской палеографии»⁴⁵. Более того, представляется весьма проблематичной возможность использования диакритического знака в надписи на корчаге, относящейся к тому же к началу Х в. Даже древнейшие славянские рукописи содержат крайне ограниченное количество надстрочных знаков и лишь в немногих случаях они указывают на фонетические особенности. К таким звуковым особенностям относится обозначение мягкости согласных, что встречается в Супрасльской рукописи, Хиландарских листах. Изборнике 1073 г. и некоторых других⁴⁶. Однако эти значки имеют вид небольшой дуги или крючка и ничем не напоминают знак на правой мачте N гнездовской надписи. Трудно представить, чтобы изысканный графический прием использовался в «бытовой» надписи. Скорее мы могли бы ожидать написания гороуN (кирилловский вариант) или GOROUNI A (запись греческими унициальными буквами). Следовательно, и в этом варианте чтения мы должны допустить наличие необычного диакритического знака для передачи йотированного звука.

Таким образом, ни один из предложенных к настоящему времени вариантов прочтения нельзя признать удовлетворительным, хотя, кажется, испробованы все возможные комбинации. К приведенным выше вариантам можно добавить еще лишь один, при котором шестой знак расшифровывается как лигатура N + ш, соответственно порядку начертания букв. При таком прочтении получаем имя с окончанием на -ша: «гороуNша», производное от имени Горун⁴⁷. Имена на -ша (Ратьша, Путьша) встречаются уже в самых древнейших летописных текстах и эпиграфике первой половины XI в. — Словиша, Людоша. Такое прочтение допустимо по графике (лигатура в обычном порядке N + ш) и смыслу, но не может считаться удовлетворительным по тем же причинам, что и чтение « гороуNша»: мы должны признать наличие лигатуры и пропуск глухого, что трудно допустить для начала Х в., хотя к настоящему времени «бытовые» надписи иногда дают несколько иную картину фонетических и графических процессов, чем канонические рукописи. Нужно отметить, что примеры лигатур в надписях, относящихся к Х в., все же имеются. Прежде всего мы должны вспомнить о старославянской Варошской надписи, датированной 996 г.⁴⁸. В надписи, вырезанной на камне, сообщается о смерти епископа (или попа) Андрея 17 февраля 6504 г. (996), изобилующей титлами и выносными буквами, встречаются и лигатуры, в том числеN+Р+Н, A+У+P. Но аналогии этой надписи не слишком надежны, прежде всего потому, что надпись сохранилась лишь в прориси, к тому же некоторыми другими исследователями она относилась к 1016 г. Таким образом, как датировка, так и начертания некоторых букв вызывают сомнения, так как не находят аналогий в других славянских надписях Х в. (древнеболгарских), сохранившихся в подлиннике. Все же, если и можно допустить наличие лигатуры с некоторыми оговорками, ссылаясь на пример Варошской надписи и новгородской конца Х в. (см. с. 209), то гораздо труднее объяснить при этом еще и пропуск глухого.

Шестой знак надписи. Нетрудно заметить, что разночтения вызывает истолкование шестого знака гнёздовской надписи: одни исследователи предлагают читать его как лигатуру двух букв, другие считают, что предшествующие OУ плюс этот знак передают декомпонированный носовой звук, третьи — как букву Н со знаком мягкости необычной формы, некоторые — как ошибочное написание.

Строго говоря, этот знак,

, не находит близкого соответствия ни в кириллице, ни в греческом письме: необычно, как это уже отмечалось исследователями, начертание N или Х (при первом варианте прочтения) и Ш тоже необычной формы, если согласиться с наличием этой буквы, не говоря уже о лигатурном прочтении. Для А.А. Медынцевой больше всего шестой знак

(именно так мы его должны воспринимать,если судить по расстоянию между буквами) напоминает некоторые тамгообразные знаки, встречающиеся в Причерноморье и Хазарии^{49, 50}, где она находит в них почти полное соответствие. Все варианты расшифровки предполагают либо пропуск глухого звука и наличие лигатуры, либо присутствие необычного графического знака вместо йотированной буквы, либо передачу носового звука не специально предназначенной для него в кириллице буквой, а сочетанием графически необычным. Однако, несмотря на новизну такого подхода, А.А. Медынцева даже приблизительно не предполагает, что эти знаки могли бы означать и для чего они вставлены в текст, так что чтением такое предположение назвать нельзя. Наличие нескольких предположений как раз и указывает на бессилие эпиграфиста.

Надпись как ранняя кириллица. Возможные допущения при расшифровке касаются специфически славянских звуков: или пропуска глухих, или передачи носового, или йотированного звуков. Бесспорным для многих эпиграфистов остается положение, что надпись славянская, представляющая скорее всего производное от «гор

тн». Поэтому для них выглядит логичным предположение Л.П. Жуковской, что она представляет собой вариант «неустроенного» славянского письма, где для передачи славянской речи использовалось письмо или греческое, или вариант кириллицы, где уже был знак Ш или Щ, но еще отсутствовали глухие или носовые⁵¹. Л.П. Жуковская также допускает, что софийская азбука представляет собой вариант славянизированной греческой азбуки и делает попытку применить ее к прочтению надписи на корчаге из Гнездова, делая следующие допущения: 1) что диграф оу означает славянский звук «У» без обозначения мягкости предыдущего согласного, 2) что набор линий, которые исследователи читают какХЩ или NЩ передает восточнославянский

, для которого еще не было придумано особой буквы, 3) что слово «горюча» представляет собой субстантивированное существительное в предметно-собирательном значении типа «чернила», «румяна» и т.д.⁵². Как видим, и эти допущения касаются специфически славянских звуков, таким образом, объяснение надписи как варианта «неустроенного» славянского письма вытекает из этих особенностей. К сожалению, это предположение до тех пор, пока не будут найдены другие надписи этого типа, остается лишенным фактического подтверждения. — А я от себя добавлю, что для буквы

не нужно было придумывать особого знака, поскольку в рунице такой знак уже давно существовал и передавал слог ЧА. Так что никаких ухищрений, придуманных Л.П. Жуковской, для передачи звука Ч не требовалось, он перешел в кириллицу прямо из руницы. Кроме того, мне пока еще не встретилось ни одного текста, выполненного репертуаром софийской азбуки. Возникает впечатление, что это нововведение киевлян не получило никакого распространения.

Трактовка как N. Возможно, полагает А.А. Медынцева, что знак

означает только букву N, превращенную автором надписи в тамгу — знак собственности. В таком случае имя читается: Горуна, т е. корчага Горуна. Такое чтение снимает все противоречия фонетического и лексического характера Подкрепляется оно и наличием при надписях на корчагах знаков собственности. При таком прочтении следует признать, что знак собственности включен в надпись из-за сходства с буквой N. Это предположение подтверждается более крупными размерами этого знака по сравнению с другими буквами. Скорее всего на амфоре был начерчен знак , и лишь затем он был включен в имя «гороуна» или «гороун'а» Знаки собственности на корчагах встречаются гораздо чаще, чем надписи, но единственный случай включения знака в надпись представляет до сих пор неиз данная и полностью не прочитанная надпись IX-X вв на известковом блоке из монастырского комплекса близ с Равна (Болгария), где знак собственности

включен в слово «аминь» вместо М. Но другие случаи включения тамгообразных знаков в текст не известны. — Здесь я вынужден вмешаться с резким возражением, ибо слово «тамга» в 90 % случаев обозначает не знаки собственности, а слоговые значки руницы, то есть читаемый текст. По сути дела вся эта книжка посвящена (в терминологии А.А. Медынцевой) «включению тамгообразных знаков в кирилловский текст».

Далее А.А. Медынцева переносит в свою новую работу уже процитированный выше текст из прежней работы, но идет дальше. Сакральность обычая разбивать сосуд, принадлежавший умершему, при погребении широко засвидетельствована славянской этнографией. Из этого следует, что в кургане № 13 был похоронен владелец корчаги — Горун (?), воин-купец (в составе погребального инвентаря находились и весы), ходивший в далекие торговые походы по пути «из варяг в греки»⁴⁴. Корчага стандартной вместимости также была необходима ему при торговых операциях. Против такого понимания надписи говорит то обстоятельство, что в древних славянских языках, в отличие от современного русского, отношение принадлежности выражалось не родительным падежом, а притяжательным прилагательным. Это подтверждается материалами берестяных грамот и надписей. Древнейший бесспорный пример использования конструкции с родительным падежом в берестяных грамотах относится к концу XIII в, хотя случаи возможного двусмысленного толкования известны с XI-X1I вв.⁵³. Не исключено, что в разговорной речи использование родительного падежа для обозначения принадлежности появилось гораздо раньше, чем это засвидетельствовано письменными памятниками. Кроме того, можно допустить, что слово Гороуна — женское имя в им. п. ед. ч., указывает на принадлежность корчаги женщине, но сакральность обычая разбивать при погребении сосуд, принадлежащий именно владельцу (считается, что женщины, погребенные со знатными воинами, были рабынями), говорит против такого предположения.

Объективные трудности. Отсутствие материала для сравнения делает пока невозможным аргументированный палеографический анализ, полагает А.А. Медынцева. Можно присоединиться к авторам (Д.А. Авдусин, М.Н. Тихомиров, И. Еленский), находящим аналогии в греческом унциале IX-X вв. («широкоформатное» 0 в некоторых древнеболгарских надписях Х в. (надпись Самуила 993 г.), Р с маленькой головкой). Необычным для памятников такого типа является написание «ижицы» и «А» с длинным хвостом, выходящим за линию нижней строки. Обычным для надписей Х в. (как славянских, так и греческих на славянской территории) является написание «малоформатных» ИЖИЦЫ и А. Особенно это наблюдение касается последней буквы. Впрочем, она встречена один лишь раз и поэтому не исключено, что длинный «хвост» буквы получился у писца случайно. Форма этой буквы в гнёздовской надписи, как отмечает и А.С. Львов, несколько отличается от формы, отраженной в прориси первоиздателей. Эта же про-рись обычно публикуется и в других работах. На самом деле она имеет несколько иные начертания, чем изображается обычно на снимках, но эти изменения касаются не формы головки, как это считал А.С. Львов, а правой черты, которая в действительности продлена немного вверх. Таким образом, петля буквы примыкает к вертикальной черте, несколько отступив от начала. Несколько иная форма «А», где петля и спинка смыкаются под углом, появилась под влиянием ретушированной (при издании) фотографии, где ретушью этот отрезок черты выделен не был и исчез при печатании. Форма этой буквы ближе к тем, какие обычно встречаются в надписях Х в. Аналогию представляет «А» второй строки греческой надписи Али-ата Стратилата из Круглой церкви в Преславе^{54, 55}. Но другие буквы «А» этой надписи помещаются в строке. Более близкие аналогии мне не известны, отмечает А.А. Медынцева..

Свидетельство бессилия эпиграфистов. Эту часть работы А.А. Медынцевой я передам как прямое цитирование: « Графические особенности надписи, не позволяющие пока ее достоверное прочтение, не позволяют и дать ее окончательное толкование. Вероятно, меньше всего данных считать, что в амфоре хранились горчица или какая-либо другая пряность. Другие надписи (см. ниже) недвусмысленно указывают, что в таких амфорах на Руси хранилось чаще всего вино, а иногда масло. Если надпись отнести к содержимому корчаги, то скорее всего она обозначает горчичное масло⁵⁶. Но больше оснований предположить, что на корчаге записано имя владельца — Горуна, Горунши.

Так или иначе, до тех пор, пока не появились новые данные, нужно констатировать факт, что Гнёздовская надпись — славянская, написана в начале Х в. письмом с определенными графическими особенностями, не находящими в настоящее время однозначного объяснения» ⁵⁷. — Полностью соглашаясь с таким выводом, я, однако, полагаю, что такие новые данные я уже предоставил; и хотя сейчас я пошел дальше прежнего чтения, я нахожу, что и оно заслуживает того, чтобы быть представленным в историографии дешифровки данного текста. И эти новые данные — обязательное включение в тексты Х века знаков руницы.

Гипотеза «горячей каши». Мое первое небольшое сообщение в сборнике МГУ было посвящено кирилловско-слоговому чтению древнейшей русской надписи Х века из Гнездова, так называемой ГОРОУЩИ⁵⁸. Для понимания смысла текста необходимо проанализировать содержимое кан (хотя этот сосуд часто считают амфорой или корчагой, на нем стоит знак N, знак каны). Обломки кан Х-ХI века со знаками я скопировал из работы С.А. Плетневой⁵⁹ – они показаны на рисунке на позициях 2, 3, 4, 5. Я их читаю: МАСЛО, МОЛОКО, КАШЕ (КАША) и КЪШЬ (КАША). Так что в канах хранили не только масло и молоко, но и жидкую кашу (видимо, типа манной). Кстати, знак позиции 5, очень похож на конец надписи из Гнездово. Тем самым, как мне показалось, вопрос о чтении решается в принципе: надпись смешанная.

Увеличить >>>

Мое первоначальное чтение надписи на корчаге и черепках других сосудов

Можно представить, что текст наносился в два этапа. Вначале появилась лигатура слоговых знаков N и Ш, что означало слово КАША (КАШЬ). Затем решили дописать второе слово буквами кириллицы, слово ГОРЯЧА. Однако при этом сделали две ошибки: под влиянием слогового письма для передачи слога РА или

писец использовал слог РО (в слоговом письме РА,

и РО не различаются), а вместо кирилловских букв ЧА удовольствовался слоговым знаком ЧА, похожим на букву У. Так что начертание ГОРОУ означает ГОРЯЧА. И закончил добавлением к слогу ШЬ буквы А для чтения КАША (а не КАШЬ). Итак, древнейшая русская надпись есть надпись смешанная, и она гласит: ГОРЯЧА КАША. Она соответствует и здравому смыслу, и надписям на других сосудах. Так я полагал в 1998 году⁵⁸.

Сейчас, однако, не отказываясь от того, что надпись смешанная и что надо читать почти половину ее как знаки руницы, я нахожу, что тогда поступил половинчато, будучи в определенной степени подвержен полемике, разгоревшейся вокруг кирилловской части надписи. И не устраивает меня именно то, что я предположил, что на кане начертан содержащийся в ней предмет. Для КАШИ сосуд великоват так же, как и для горчицы; перетаскивать кашу с места на место в таких масштабах — вещь довольно сомнительная, а чтение ГОРОУ как ГОРОЧА все-таки является большой натяжкой. Но главное — что у меня не было под рукой полной картины всех знаков амфоры, и потому я находился в неестественных для эпиграфиста условиях. Поэтому теперь следовало искать иное решение.

Гипотеза распорядительной надписи. Честно говоря, пока не было хороших фотографий самой надписи, говорить о каком-либо точном чтении было весьма опрометчивым. Поэтому я весьма благодарен А.А. Медынцевой за очень контрастное и крупное воспроизведение надписи, сделанное ей в работе 1998 года⁶⁰. На этой фотографии видны не только те знаки, к которым привыкли исследователи, но и по меньшей мере еще две надписи, о которых почему-то никто не сообщал (вот оборотная сторона полемики: введя в обсуждение только крупные знаки, исследователи забыли, что существуют и более мелкие). Одна из них, расположенная выше прочерченной и гораздо мельче ее, скорее всего наносилась очень слабо, возможно керамическим черепком, и потому едва заметна; она до некоторой степени повторяет основную надпись и потому может быть существенным подспорьем в ее истолковании. Другая же надпись заметна, и расположена между привычной надписью и знаком N, содержит не очень отчетливый знак М, затем с очень большим трудом виден очень глубокий и потому очень черный вырез в виде L и, наконец, еще правее — знак

, который тоже скорее угадывается, чем различается. Еще правее, опять чередование знаков М и L, поднимающихся вправо вдоль трещины и находящих свое завершение в едва заметном знаке N, расположенном под буквой У, правее и на одном уровне с низом ее хвоста. Очевидно, что эти три надписи ускользнули от внимания исследователей.

Увеличить >>>

Гнездовская надпись более высоким разрешением

Конечно, при сканировании этого изображения невозможно добиться той же степени четкости и контрастности, но все же верхняя надпись и некоторые части нижней становятся видными. Я воспроизведу прорись видимых мне надписей на специальном рисунке. При этом я наблюдаю еще одиночный знак в виде N внизу. Вполне возможно, что на амфоре существуют и еще какие-то знаки, и даже справа от самого правого Н угадывается нечто вроде К и N, а внизу вроде бы есть еще парочка знаков в виде М, но в этом я не уверен. Единственно, что я могу сказать, так это то, что менее глубоко прочерченных знаков, а также знаков от следов краски на данной корчаге гораздо больше, чем тех знаков глубокой прорези, которые в свое время выявил Д.А. Авдусин, и нужны хорошии фотографии для их выявления.

Увеличить >>>

Прорись надписи на гнёздовской корчаге

Теперь есть возможность прочитать данные надписи. Вначале — отдельно стоящая буква N, которая читается КАНЪ или КАНА (эти слова я уже читал многократно в разделе о забытых русских словах). Есть и надпись КАНЪ покрупнее — она самая правая. Затем я читаю две нижние надписи как МОЛОКО и МОЛОКА. Уже эти две надписи снимают такие прежние чтения как ГОЧИЦА, ГОРЮЧАЯ, ГОРЕЛКА, НЕФТЬ и КАША, поскольку тут хранилось молоко. Верхняя надпись читается КАНЪ ЯТЪ, то есть КАН ВЗЯТ, ОПУСТОШЕН. Возможно, что где-то должна быть следующая надпись типа ЛЕЙ, НАЛЕЙ, ЗАЛЕЙ. И действительно, мы находим эти слова на основной надписи в виде лигатуры.

Увеличить >>>

Мое чтение второстепенных и основной надписи корчаги из Гнёздово

Если рассмотреть центр лигатуры основной надписи, то она образует слоговой знак ЛИ. Ее правая половинка образует знак ЗА, левая — знак ЛО. Еще левее, образуя лигатуру со слоговым знаком ЛО, находится знак ТЕ. Таким образом, лигатуру можно прочитать как слово ЗАЛИТЬ, но еще имеются знаки руницы ЛО слева и КА справа.

Теперь можно прочитать всю надпись. Сначала читаются буквы кириллицы, ГОРО, а затем — знак руницы ЛО. Потом — ЗАЛИТЬ. Наконец, знак руницы КА, потом букву Н наверху его правой мачты и, в заключение, самую правую букву А. Итак, получается надпись ГОРОЛО ЗАЛИТЬ КАНА, то есть ЗАЛИТЬ ГОРЛО КАНА. Надпись ГОРОЛО в качестве ГОРЪЛО вполне соответствует надписи НАСТОКИНО в смысле НАСТЪКИНО, то есть начертание РО вместо РЪ отражает неразличение этих слогов в письме руницей. Слово КАНЪ на этой амфоре в данном случае повторено в четвертый раз, и оно вполне согласуется с предшествующей надписью КАНЪ ЯТЪ в смысле КАН ПУСТ. Раз КАН ПУСТ, стало быть, требуется его залить. При этом надпись требует заливки по самую пробку, включая горловину. Так что никаких внутренних противоречий эта надпись не содержит. Неоднократность употребления слов КАНЪ и МОЛОКО означает, что надписи со временем стирались, и их требовалось возобновлять. Я могу предположить, что слово КАНЪ в данном контексте означало ТОЛЬКО КАН, ПОСУДА и, следовательно, являлось требованием заливки. После заливки надпись КАНЪ стирали и писали МОЛОКО или КАНЪ МОЛОКА. Так было дважды. На третий раз начертали: КАНЪ ЯТЪ. И после этого появилась надпись, вызвавшая столько трудов при ее чтении: ГОРОЛО ЗАЛИТЬ КАНА. Но теперь залили в последний раз, ибо, выпив содержимое, данную посуду разбили при насыпке кургана.

Как видим, опять перед нами несколько разных надписей, соответствующих разным периодам внедрения кириллицы в русскую письменность. На первом этапе существуют чисто руничные надписи в виде крупных лигатур. На втором этапе надпись должна была бы выглядеть как руничная линейная, однако мы нигде не видем следов такого написания. Зато на третьем этапе надпись носит смешанный рунично-кирилловский характер, что мы и видим. И мы знаем, что этот период продолжадся от середины Х до конца XI века. К тому же кириллица здесь дана вразрядку, с частичной фрагментацией букв (факт, который нами был отмечен для руницы; аналогичный факт для кириллицы нам известен не был). Слово ГОРОЛО может иметь два чтения, оба смешанных, но по одному, уже рассмотренному здесь, последний слог ЛО оказывается образоват из слога ТЬ надписи ЗАЛИТЬ, и из левого фрагмента знака ЛИ руничной лигатуры. Согласно второму чтению, последний слог ЛО образован вертикальной трещиной, диагональным отростком и самой левой диагональю слоговой лигатуры. Я этот случай поместил на рисунке своего чтения справа вверху как сочетания буквы О со слогом ЛО.

Вместе с тем, эта наиболее ранняя русская надпись по-своему весьма интересна. Прежде всего, она состоит из нескольких слов, а не одного-двух: двух слов МОЛОКО, из пяти слов КАНЪ, и из слов ЯТ, ЗАЛИТЬ и ГОРЛО — всего из 10 слов. Прежде же исследователи читали максимум одно, очень редко — два. Тем самым, эпиграфисты видели в лучшем случае пятую часть реального текста. Далее, оказывается, что в данном сосуде находилась не ГОРЧИЦА, не НЕФТЬ, не ГОРИЛКА, не ЩИ, не КАША, а МОЛОКО. Так что кан имел самое простое бытовое назначение. Именно поэтому оба слова начертаны руницей. Да и вообще, на 7 букв кириллицы (ГОРО из слова ГОРОЛО, НА из слова КАНА и Я из слова ЯТЪ) приходится 17 слоговых знаков — вдвое больше. Это означает, что наиболее древняя кирилловская русская надпись была встроена во вдвое более крупный текст руницы. А из этого следует не менее важный вывод о том, что кирилловские надписи Х века без знания руницы читать и понимать невозможно. Так можно объяснить, почему за полвека самые крупные слависты, бравшиеся за интрпретацию этой надписи, не могли дать удовлетворительного чтения и толкования. Ситуация неопределенности может продлиться как угодно долго без привлечения к чтению руницы.

Представляет интерес выяснить, почему слова содержат буквы кириллицы. Это, во-первых, слово ЯТЪ, которое пишется через йотованный ЮС МАЛЫЙ. Без этой буквы запись руницей /Т можно прочитть и УТЪ, и ОТЪ, и ИТЪ, и ЕТЪ, так что кириллица тут дает гораздо большие возможности. С другой стороны, написано слово ГОРОЛО, которое при записи ГИL может иметь разные чтения типа КОРАЛЪ, КОРОЛЬ, ГЪРАЛО, ГОРАЛЪ и т.д. Надпись ГОРОЛО дает более точную запись. Наконец, подпись двух последних букв НА в надписи КАНА определяет родительные падеж, тогда как при надписи NH чтение может быть двояким: и КАНЪ, и КАНА. Поэтому если более ранние начертания слова КАНЪ делались руницей, в последней надписи для слога НА применены буквы. Но буква Н имела столь низкую перекладину и была так вытянута по горизонтали, да заодно и скошена, что эпиграфисты ее не узнали. К тому же она была надета на вертикальную линию, что и обусловило ее чтение как Ш.

Итак, без знания руницы эпиграфисты смогли правильно прочитать только 5 букв, ГОРО и А, из по крайней мере 37 современных букв данной надписи (на самом деле их, вероятно, намного больше). Но по ним они не смогли определить подлинного смысла надписи, выдвигая самые фантастические предположения. Надеюсь, что теперь, узнав, что в кане находилось молоко, причем неоднократно, можно предположить, что поток гипотез закончится и на дешифровке данной надписи можно будет поставить точку. Залив сосуд в последний раз, его разбили, так что новой надписи о том, что он пуст, не сделали.

Прежде, чем перейти к рассмотрению следующего древнейшего памятника русского письма, приведу полную надпись в том порядке, который, как мне кажется, отражает последовательность заливки сосуда и потребления из него молока: КА(НЪ). (Иными словами, ПУСТ). МОЛОКО. (ЗАЛИТ). КА(НЪ). (ПУСТ). КАНЪ МОЛОКА. (ЗАЛИТ). КАНЪ ЯТЪ. ЗАЛИТЬ ГОРОЛО КАНА (ПУСТ). — Все эти бытовые записи не несут в себе никаких противоречий по поводу еров (Ь и Ъ), шипящих или палатальных (смягченных) звуков. Надписи стандартны, весьма банальны, и приведенные выше замечательные доводы лингвистов кажутся странными рассуждениями по довольно никчемному поводу. Вместе с тем они великолепно иллюстрируют тезис замечательного методолога науки Томаса Куна о том, что чем больше неверная парадигма пытается отстоять свое право на существование, чем точнее она пытается объяснить очередное открытие, тем плачевнее получается результат. В одном разделе мы уже встречались с псевдоименами типа СЕЛЯТА, БЫЛЯТА, БЛЯТА и даже ОСКАЬ — и все они получились в результате игнорирования руницы. Теперь ГОРЛО КАНА стало ГОРУХШЕЙ, ГОРУШНОЙ, ГОРИЛКОЙ, ГОРУНОВЫМ ПИСАНИЕМ, — только не тем, чем надо. Не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что если будет найдена еще более древняя надпись, кодержащая некоторые буквы кириллицы, то ее чтение будет еще более разнообразным и затейливым, но абсолютно неверным. Впрочем, и данный памятник, на котором эпиграфисты блестяще продемонстрировали свою эрудицию, но так и не смогли дать верного чтения из-за ложной презумпции о кирилловском характере этой, да и любой древнейшей надписи, достаточно впечатляет.

Полагаю, что этот печальный урок следует запомнить, чтобы сразу же иметь в виду наличие руницы в любой древнейшей надписи, сколь бы она ни казалась кирилловской по виду.

Увеличить >>>

Рисунок на ручке амфоры из Тьмутаракани

Надпись на амфоре из Тмутаракани. А.А. Медынцева сообщает, что эта надпись, очевидно, не менее важная для истории русской культуры, чем предыдущая, осталась почти незамеченной. Сама надпись, вернее, фрагмент ее, обнаружена на обломке массивной ручки амфоры при раскопках древней Тмутаракани экспедицией под руководством Б.А. Рыбакова в слоях Х в⁶¹. Местонахождение фрагмента в настоящее время не известно. Сохранилась фотография в отчете Таманской экспедиции за 1952-1953 гг ⁶². Сохранились только три буквы надписи:...БЛТ'. Перед буквой Б виден небольшой штрих от предшествующей буквы, это могла быть В, Z, С, Г, Р или какая-либо другая буква, сейчас сказать трудно. Важно отметить, что сохранившиеся буквы — конец какого-то слова. Насколько можно судить по фотографии, массивная плоская ручка принадлежала амфоре «с воротничком». В Саркеле амфоры такого типа появляются в конце хазарского — начале русского периода, т.е. во второй половине Х в.⁶³. Не известно, что означают эти буквы, но наличие буквы «Б» и стратиграфия позволили Б.А. Рыбакову говорить о русских надписях в Тмутаракани Х в. Действительно, буква Б — одна из особенностей кирилловского алфавита, передающая специфически славянский звук. Однако исследователи уже давно отметили, что в некоторых греческих рукописях IX-X вв. (Порфирьевская псалтырь 862 г.. Евангелие 924 г.) встречается написание греческой «виты», напоминающее кириллическое Б, что и позволило высказать предположение о происхождении славянского «Б» из этой графической разновидности «виты»⁶⁴. Таким образом, строго говоря, наличие этой буквы не может полностью гарантировать славянскую принадлежность надписи, тем более, что на конце надписи отсутствует Ъ. Однако написание Б, «виты» в упомянутых греческих памятниках отличается определенными особенностями: при сравнительно маленькой «неразвитой» верхней части она имеет довольно большую нижнюю петлю, таким образом, эта разновидность «виты» представляет как бы ту же букву, но с недописанной верхней частью⁶⁵. Древнейшие начертания кириллического Б, напротив, при маленькой петле имеют далеко выдающуюся верхнюю горизонтальную линию, с обязательной отсечкой. Именно такой формы Б представлено на тмутараканском фрагменте надписи. Близкую аналогию представляют некоторые начертания Б надписи Самуила 988 г.⁶⁶ и болгарских надписей Х в. (пока не изданных) из Равны.

Таким образом, сравнительная редкость особенного начертания «виты», местонахождение в «русском» слое Тмутаракани, начертание буквы, аналогичное древнейшим кириллическим памятникам, относят надпись на ручке амфоры из Тамани к славянским кирилловским. Л, целиком умещающееся в строке, с маленькой остроугольной головкой типично для кириллических (болгарских) памятников Х в. и греческих надписей того же времени и является хорошим датирующим признаком. На Руси такая форма встречается и в начале — первой половине XI в. (надписи на монетах Владимира, подпись Анны Ярославны). Таким образом, надпись при незначительном количестве букв все же обладает достаточно выраженными датирующими признаками. Совпадение даты стратиграфической и палеографической позволяет отнести ее к Х в., а характер ручки амфоры указывает на время не ранее второй половины века. Конечно, нужно иметь в виду, что надпись найдена не в комплексе, а в культурном слое, а палеографические и археологические даты не обладают четкими границами. Однако сочетание признаков указывает на вторую половину Х в. как наиболее приемлемую дату. Особенностью надписи является отсутствие Ъ. Это может быть следствием сокращения, хотя, как правило, для славянских надписей этого времени конечный «Ъ обязателен, но может отражать ту стадию, когда в славянском письме использовалась разновидность «виты» для передачи «Б», а буквы для обозначения глухих еще отсутствовали, т.е. одну из разновидностей «неустроенного» славянского письма греческими буквами. К сожалению, фрагментарность надписи заставляет осторожно отнестись к этому предположению и не позволяет понять смысл написанного.

Чтение надписи эпиграфистами. Как можно предположить по сохранившимся буквам, полагает А.А. Медынцева, это окончание какого-то слова, так как на ручке имеется еще достаточно места, оставшегося неиспользованным, скорее всего это окончание имени. Русские и вообще славянские имена с таким окончанием не типичны, в то время как имена с компонентом «ат» — «отец» часты в тюркских языках, достаточно вспомнить имя болгарского хана «Бат-бай»⁶⁷. Но, конечно, фрагментарность надписи не даёт возможности высказать аргументированных предположений. Возможно, перед нами окончание и славянского имени: на костяной стреле из Новгорода тоже написаны буквы «БЛТ», истолкованные как инициалы владельца (XII-XIII вв.)⁶⁸. Но хотя о содержании надписи мы можем лишь делать предположения, наличие славянской надписи в слое Х в. древней Тмутаракани заслуживает внимания как одно из немногих прямых свидетельств использования письменности уже в это время. На этом А.А. Медынцева заканчивает свое небольшое рассмотрение надписи, так и не дав приемлемых чтений.

Мое чтение. Как и в предыдущем случае, я начинаю с пристального всматривания в фотографию, где можно найти дополнительные знаки. Всего я нахожу 8 групп, хотя на самом деле их, видимо, больше. Помимо надписи, похожей на БАТ, имеется слева целая группа, которую А.А. Медынцева приняла за остаток какой-то буквы; внизу расположена третья группа. Еще две группы размещены правее. Наконец, совсем справа можно увидеть еще три группы: вверху, чуть ниже, и внизу.

Увеличить >>>

Мое чтение второстепенных надписей и надписи на бляшке из Херсонеса

Как обычно, начнем чтение с второстепенных надписей. Одна из них гласит МОЛОКЪ, то есть МОЛОКО. На двух других можно прочитать СЬЛИТО, то есть СЛИТО. Как видим, здесь вместо слова КАНЪ писали СЬЛИТО, чтобы обозначить, что сосуд пуст и его можно заливать снова. Кроме того, дважды написано слово ЛОЗОВА РУСЬ. Мне это словосочетание попадалось, оно обозначало РУССКОЕ КНЯЖЕСТВО В КРЫМУ. Впервые я познакомился с этой надписью, когда прочитал узор на бляшке из Херсонеса, которую я встретил в работе Гезы Фехера⁶⁹; на рисунке я помещаю узор этой бляшки и его чтение справа внизу. На ней я прочитал надпись РУСЬ ЛОЗОВА, то есть РУСЬ ВИНОГРАДНАЯ, и понял, что речь идет о славянском названии Крыма в Х веке. Теперь это же словосочетание мне встречается на ручке амфоры из Тмутаракани, которая тоже находится в Крыму.

Мое чтение основной надписи на ручке амфоры из Тмутаракани

Теперь можно перейти к чтению основной надписи на ручке амфоры из Тмутаракани. Я считаю, что буква Б читается слоговым способом; до сих пор мне встречалось только одно ее чтение, как БЫ. Далее следует лигатура из кирилловских букв Л и А, что образует слово БЫЛА. Далее я вижу два слоговых знака, ГО (зеркальный) и ТА. Все это читается как БЫЛА ГОТА, то есть (ПРЕЖДЕ) ПРИНАДЛЕЖАЛА ГОТУ. Эта интерпретация подтверждатся надписью ниже, чисто кирилловской (где, однако, не видно правой части последней буквы): ГОТА. Эта надпись оправдывает начертание ЛОЗОВА РУСЬ: необходимо было отличить, какие вещи принадлежали готам, а какие — русским крымчанам.

Как видим, надписи на сосудах вовсе не отличаются по характеру исполнения от надписей на пряслицах или металлических изделиях. Опять мы видим начальное написание руницей, а затем исправление руницы на кириллицу. Поскольку все надписи вначале не содержали никаких лигатур слоговых знаков, а располагались в линию, я полагаю, что они относятся ко второму периоду вхождения кириллицы в русскую письменность, то есть появились до середины Х века. И если эта надпись упоминает готов, значит, они в небольших количествах могли встречаться в Крыму еще в начале Х века. Но на надписи встречается и единственная буква А в кирилловском чтении, тогда как буква Б читается слоговым способом, БЫ. Это, на мой взгляд,
показатели начала третьего периода, после середины Х века; период заканчивается только рубежом XI-XII вв.

Увеличить >>>

Мое чтение надписи из Саркела

Надписи из Саркела-Белой Вежи. В Саркеле-Белой Веже встречается несколько надписей на керамических сосудах и их фрагментах Х века. Всего таких фрагментов 6, опубликованных М.И. Артамоновым⁷⁰. Правда, черепку, показанному на рисунке, «не повезло». Так, А.А. Медынцева пишет о нем: « Это небольшой обломок плечика глиняной ангибированной амфоры. На нем отчетливо читаются глубоко вырезанные буквы РПРО, далее — тамгообразный знак, правая часть которого не сохранилась. Фрагмент небольшой, поэтому трудно сказать отдельная это запись или часть разграфленной записи-сетки» ⁷¹. При этом она, вслед за Р.А. Симоновым⁷², полагает, что на этом фрагменте помещены цифровые расчеты (РП=180, РО=170). На мой взгляд, однако, для таких выводов оснований нет. Прежде всего, здесь нет букв, хотя именно этот черепок больше всего напоминает буквы кириллицы. Здесь находится типичная надпись руницей, лишь по ошибке принятая за кириллицу (пока у меня не было под рукой хороших фотографий, я принимал данную надпись за смешанную и читал ОПРОС). Теперь, однако, на фото отчетливо видно, что четвертый знак представляет собой ромб, являющийся лигатурой из верхнего и нижнего знаков. Верхний я развернул на 180⁰, нижний сохранил. Кроме того, имеется очень незначительный фрагмент нулевого знака. Восстановив предполагаемый знак, я прочитал данную надпись как КЪРУПОРУШЬКА, то есть КРУПОРУШКА, небольшая ручная слабая мельница для разрушения крупы. Таким образом, кириллическая внешность этого текста оказалась обманчивой.

Мое чтение второго черепка из Саркела

Обманчива и внешность другого черепка, хотя тут уже наряду со знаками, внешне кириллическими, попадаются и более необычного вида. — Для чтения надпись следует развернуть на 180⁰. Тогда можно прочитать надпись НЪЛИВАЙ ЧАРЕ, то есть НАЛИВАЙ ЧАРКИ. Иными словами, речь идет о каком-то празднике, на котором пьют вино, и к виночерпию обращаются не только устно, но и письменно.

Увеличить >>>

Мое чтение третьего черепка из Саркела

На третьем черепке из Саркела-Белой Вежи можно видеть две надписи, выполненные в разной манере. Одна, глубокая, выполненная двойным контуром, гласит НЪЛЕ(Й), то есть НАЛЕЙ. Она вполне соответствует надписи на втором черепке и предполагает письменное обращение к виночерпию. Вторая надпись процарапана неглубоко и развернута на 180⁰ относительно первой; я читаю ее КАНЪЛА НЪ УЛИ(ЦЕ), то есть, КАНЕЛА НА УЛИЦЕ. На мой взгляд, вторая надпись — распорядительная, и она сделана раньше первой. Кто-то распорядился поставить канелу на улице города, чтобы ее содержимым мог пользоваться любой желающий. Судя по надписи на втором черепке, содержимым канелы было вино. Обычай выставлять бочки вина на улице был связан с завоеванием какого-либо города; тогда солдаты имели возможность пить безо всякого ограничения. В данном случае Х века можно предположить, что речь идет о завоевании Саркела воинами князя Святослава. Вероятно, те воины, которые уже еле держались на ногах и не могли самостоятельно подойти к виночерпию, посылали посыльного, но такого, чьим словам не было веры, например, ребенка, зато протягивали ему черепок с написанной просьбой о том, чтобы налить еще одну чарку вина. Видимо, этим объясняется начертание слова НАЛЕЙ на самом краю черепка от уже разбитой уличной канелы (пьяный не очень отчетливо понимает, в какой части черепка следует писать), а также кривое начертание мачт у Н — рука уже не могла выводить прямые линии. С точки зрения Г.В. Вернадского, именно в 963, а не в 965 году, как указано в «Повести временных лет», Святослав атаковал хазар, взяв Саркел (Белую Вежу)⁷³, стало быть, эти два черепка показывают, какова была письменность солдат Святослава после завоевания города. Конечно, есть еще по крайней мере три прелюбопытнейших черепка того же времени и из того же Саркела, начертанные солдатами Святослава, однако их имеет смысл проанализировать уже как некоторые более или менее пространные записки в разделе о переписке, которым я хотел бы завершить эту книгу. Сейчас, для характеристики наиболее древних образцов кириллицы, найденной на территории Руси, достаточно и этого.

Подтверждение поздних походов Святослава. О том, как Святослав занял Болгарские земли, Г.В. Вернадский повествует так: « В 967 году Святослав напал на Болгарию, ведя за собой не менее, чем сорокатысячную армию, имея Калокира во главе шестнадцатитысячного вспомогательного подразделения греков. К осени северная Болгария была наводнена русскими, и Святослав создал свой зимний штаб в Переяславце (Малый Преслав), крепости, которая обеспечивала контроль за дельтой Дуная» ⁷⁴. Завоеванная земля, по мнению Б.А. Рыбакова, представляла собой «остров русов» в Болгарии, однако, поскольку Болгария той поры простралась далеко на север, он обнаружил эти земли на территории современной Румынии, к северу от Констанцы (Константы), дав соответствующую карту с заштрихованным «островом русов». Ее фрагмент я помещаю⁷⁵.

Увеличить >>>

«Остров русов» (отвоеванный Святославом кусок Болгарии) по Б.А. Рыбакову

На карте видно, что южнее Переяславца, примерно в 30 км, находится город Киевец. Отождествить эти два города с современными поселениями крайне сложно, ибо на современной карте этой же местности показаны сплошные болота и озера. Но два русских города имеют названия со значением. Переяславец или Преславец — это (по названию) МАЛЫЙ ПРЕСЛАВ, тогда как просто ПРЕСЛАВ — это столица Болгарии. Киевец (по названию) — это МАЛЫЙ КИЕВ, тогда как просто КИЕВ — это столица Руси. Вероятно, из Преславца удобно решать проблемы Болгарии, из Киевца — проблемы Руси. Во всяком случае, так мог замысливать эти города Святослав. К сожалению, у нас нет достоверных сведений не только об их планировке, но даже об их существовании.

И вот тут мне необычайно повезло. Как-то мне попалась на глаза статья археолога Михаила Венделя о раннесредневековой керамике с вырезанными украшениями, относящейся к румынской местности Латрус-Кривина⁷⁶. Уже слово «Кривина» свидетельствовало о славянском субстрате данной местности. В статье прводилось изображение плитки из обожженой светло-красной глины диаметром 140 мм, причем археолог полагал, что такого типы плитки встречались и в поздней античности и служили крышками сосудов. На существование кирилловской надписи исслдователь внимания не обратил. Разумеется, я скопировал изображение, тем более, что на его поверхности я заметил также лигатуру руницы.

Увеличить >>>

Надписи на крышке сосуда из Латрус-Кривины и мое их чтение

Надписи две, одна из них, кирилловская, размещена справа и читается КИАВЕ, хотя левее, прямо над К, расположен большой крест, имеющий слоговое чтение ТЬ, а его фрагмент вполне может быть прочитан как СЬ. Получается слово КИАВЕТЬСЬ, в котором несложно узнать название города — КИЕВЕЦ. Неужели же это тот самый Киевец? Но почему КИАВЕТЬСЬ, а не КИЕВЕЦ? Полагаю, что тут мы имеем дело с иной орфографией. Ударение падало как и сейчас, на первый слог, который начертан правильно, КИ. Но как изображать правильно безударную гласную? Думается, что тут никакой договоренности не существовало, и каждый был волен выбирать такое написание, какое ему хотелось. Поэтому можно было написать КИЕ, КИИ, КИА с равными правами, как это было в слоговой графике, где ставился просто знак гласной, а какой именно — должен был решать читатель. А почему ТЬСЬ, а не ЦЬ? — А так было принято в слоговой графике. И эти правила перенесли на кириллицу. Но возникло это правило в рунице не на пустом месте. Дело в том, что в рунице звукам ЦЬ и ЧЬ соответствовал один знак. Поэтому если писать его на конце, то можно будет прочитать и КИЕВЕЦ, и КИЕВЕЧ, а последнее можно будет понять как КИЕВИЧ — ЖИТЕЛЬ КИЕВА. А вот если написать КИЕВЕТЬСЬ, то тут уже ошибки не будет. Так что из этой надписи мы понимаем, насколько точно ранняя кириллица воспроизводила особенности графики слогового письма.

Что же касается руничной надписи, то это — лигатура, что позволяет нам отнести ее к первому периоду бытования кириллицы. Правда, крышка — это не пряслице, где поверх одной надписи можно процарапать другую. Крышка изготавливалась одновременно вся, и обе надписи появились в один день. Слоговым способом начертано ВЪ КИЕВЪЦЕ, то есть В КИЕВЦЕ. Тем самым, обе надписи практически идентичны. Интересно то, что при Святославе, когда должен был начаться второй этап трансформации руницы, то есть этап линейного письма в разрядку, этого по крайней мере в Киевце не происходит; там слишком сильны славянские традиции, и новомодный стиль не перенимают даже солдаты Святослава. Впрочем, надписи на черепках линейны и нелигатурны, но не вразрядку. Иными словами, солдаты за 4 года до прихода в Переяславец уже отошли от письма лигатурами, так что на крышке из Кривины мы видим, вероятно, торжественный стиль, то есть уже архаичные начертания.

Итак, существование Киевца подтверждается данной археологической находкой. Равно как и пережиточное существование архаического стиля руничных лигатур, который я отношу к первой эпохе. Разумеется, я сообщил об этой дешифровке печатно в 1997 году⁷⁷. Правда, еще тогда я относил центральный крестик к слоговой части надписи.

Сложность проблемы. Я подходу почти к концу данной главы и нахожу, что упираюсь в некий предел, за которым ничего не видно, хотя цель не достигнута. В самом деле: в отличие от более позднего времени ситуация по Х веку в области эпиграфики почти идеальная: надписей мало, и большинство из них — датированные. Я знаю чисто слоговую надпись Эль Недима 988 года, самую позднюю из них; только что была рассмотрена надпись из Киевца, вероятно, 968 года, то есть двумя десятилетиями раньше; еще на 5 лет раньше, в 963 году, были созданы надписи по меньшей мере второго и третьего черепков в Саркеле. К середине Х века можно отнести надпись на корчаге из Гнёздово и надпись Людодьши на мече. И все эти надписи я именую «третьим этапом распространения кириллицы на Руси». А где же хотя бы второй? Ведь более ранняя кириллица на Руси неизвестна; что же касается древнейшей плитки из Преслава 880-890 гг., то она является древнейшей для Болгарии, но ее кириллица ничем не отличается от кириллицы Руси Х века, той самой, которую я отнес к третьему периоду. Но ведь более ранних кирилловских надписей просто нет!

Следовательно, что-то неверно в самой концепции. Внимательно вглядевшись в проблему, я понял, что речь идет о терминологии: под «кириллицей» в ее противопоставлении рунице я постоянно имел в виду более широкое противопоставление буквенного письма слоговому. А понятие «буквенного письма» включает в себя помимо кириллицы еще и глаголицу, и латиницу, и греческие начертания, и тюркские руны болгар. Следовательно, второму этапу развития буквенного письма могло соответствовать нечто из названного списка. Причем относиться именно к Святославу, являясь ием самым подсказкой. И такая надпись нашлась.

Печать Святослава. При раскопках Десятинной церкви была найдена печать Святослава в виде свинцового оттиска⁷⁸. Святослав стал княжить с 962 года, закончив в 972 году, так что его печать не много моложе черепков с образцами надписей его солдат. Однако бытовая письменность, как и устная речь, передают именно то, что существует на данный момент, тогда как печать, несомненно, отражает традицию. Что же мы видим на этой традиции? С одной стороны, центральный знак Святослава, с другой стороны — легенду в виде двух слов. Центральный знак представляет собой слоговую лигатуру, которую я отношу к первому периоду распространения буквенного письма на Руси, тогда как легенда, выполненная линейными знаками с большим расстоянием между ними, столь же несомненно относится ко второму периоду. Так что на данном образце письменности нам удалось зафиксировать второй период бытования букв, правда, не синхронно самой печати, а в качестве пережитка более раннего времени.

Увеличить >>>

Печать Святослава из Десятинной церкви и мое чтение ее легенды

Итак, я читаю первую половину надписи, выполненную слоговыми знаками как КЪНАЗЬ СЬВАТО, то есть КНЯЗЬ СВЯТО, тогда как вторая половина легенды начертана греческими буквами и гласит STLAOS.Таким образом, нужная подсказка сделана: теперь ясно, что до появления кириллицы как славянского буквенного письма его место занимало письмо греческое, но только такие знаки, которые могли помочь в передаче славянских звуков. Остальные же знаки оставались руничными. Тем самым ясно, что второй период бытования буквенного письма заканчивается в середине Х века смешанным рунично-греческим начертанием. Смешанное письмо удачно ликвидирует трудности руницы: плохую передачу гласных звуков. Теперь можно было писать славянским начертанием, то есть руницей, но помечать гласные буквы в некоторых случаях. Тем самым соблюдается славянская этническая принадлежность письма, и в то же время возникает возможность читать его в реальном масштабе времени. Что же касается более древнего состояния, а именно лигатур, то они на государственных надписях тоже остаются, но в центре, как дань традиции. Лигатуры гораздо больше соответствуют славянской традиции, но для их чтения требуются большие затраты времени, их невозможно читать с той же быстрой скоростью, как письмо буквенное, но зато они обладают по меньшей мере тремя другими функциями: они представляют собой единое целое, весьма гармоничное; они в духе славянских традиций; они сакральны. Так что они в принципе не внисываются ни в какие комбинации с письмом буквенным. Следовательно, первый период внедрения буквенных надписей в письменность Руси должен был состоять в том, что эти чужеродные буквы должны были передавать слова не на русском языке, а на том языке, из которого они заимствованы, то есть наряду со слаянскими лигатурами должны были бы употребляться переводы славянских текстов на латинский или греческий языки.

Печати князей с греческими надписями. В.Л. Янин отмечает факт « несомненной ориентации русской буллы на византийский обычай, выражавшейся в употреблении на Руси в течение пяти столетий свинцовой вислой печати, которая господствовала в тот же период в Византии» ⁷⁹. Так, в частности, он сообщает о печати Андрея-Всеволода (1078-1093), на которой начертано +k[uri]e boh qei tw sw droulo ў Andrea twsbladw, что означает «Господи, помози рабу своему Андрею Свладу». А на печати Владимира-Василия (1073-1125) греческая надпись гласит Sfragi[iz] Basil[e]io ton paneugenestatou arcontozrosiaz ton monomax[ou], то есть «печать Василия, благороднейшего архонта России, Мономаха "⁸⁰. Таких печатей много, я наугад выбрал только две из них. Глядя на эти оттиски, можно отметить, что надписи линейны, не содержат пробелы между словами и, кроме того, часть слогов у них выпущена. Этим он очень напоминают слоговые надписи, где концевые знаки часто тоже опускались, и пробелы не делались ни между словами, ни между отдельными знаками.

Увеличить >>>

Греческие печати русских князей

Правда, печати относятся к XI-XII векам, когда они так выглядели по традиции. Но сама традиция складывалась, несомненно, гораздо раньше. Теперь, после того как стало ясным, как выглядела чисто греческая надпись на русских печатях, можно представить себе, что на первом этапе развития буквенного письма на Руси сошлись две традиции, которые сосуществовали параллельно. Одна — славянская, согласно которой наиболее важные тексты записывались руницей в ее лигатурном варианте. Другая — византийская (а Византия в то время являлось первой страной в области культупы, так сказать, «законодательницей мод», в том числе и в области оформления деловых бумаг); здесь господствовал греческий язык. Для того, чтобы не потерять своего славянского лица, требовалось оставить руницу, но реформировать ее настолько, чтобы она могла быть состыкована с греческим письмом Византии. Эта задача была решена на втором этапе, когда руница была преобразована в линейное письмо с большими пробелами между знаками; с другой стороны, так стали писать и греческими буквами. И печать Святослава, полу-руничная, полу-греческая как раз и показывает, как был установлен этот паритет между славянскими слоговыми и византийскими буквенными знаками. Получилась «боевая ничья», когда руница по форме знако и по их расположению приблизилась к греческим буквам, а греческие буквы стали перемежаться знаками руницы. Однако такой компромисс не вполне мог устроить славян, поскольку с традиционной руницей соединялись греческие буквы. На третьем этапе место греческих букв заняли буквы кириллицы, часть которых, как я показал в своей первой книге о загадках славянской письменности⁸¹, уже состояла из знаков руницы, но в буквенном чтении. Теперь, на третьем этапе, надписи содержали поначалу немного букв кириллицы, а сама кириллица имела на первых порах слоговое чтение (консонантные надписи). но с каждым десятилетием их процентое содержание увеличивалось и в конце руничными остались лишь последние 1-2 знака слова. Наконец, на четвертом этапе знаки руницы стали пониматься как чисто согласные звуки, то есть получили буквенное чтение.

Общий итог. Рассмотрение наиболее ранних 7 смешанных надписей (в дополнение к 93-м надписям, рассмотренным в предыдущей главе), позволяет сказать, что в общем и целом коцепция четырех периодов внедрения буквенного письма в письменность Руси подтверждается. При этом сама концепция несколько трансформировлась. Если вначале я считал, что фактором, вызвавшим изменение руницы, с самого начала была кириллица, то под давлением фактом вынужден быть признать, что таким фактором явилась греческая буквенная письменность, которая сначала применялась вместе с греческим языком параллельно рунице, затем стала сопрягаться с руницей в таких случаях, когда поясняла лишь второстепенные звуки, а основу чтения слова задавала руница, и лишь с третьего периода была заменена кириллицей, которая, в свою очередь, явилась компромиссом между греческими буквами и знаками руницы. Таким образом, шел процесс взаимного сближения двух видов письма, причем на первых двух этапах основным письмом была руница, на третьем значение руницы и кириллицы уравнялось, а на четвертом ведущим видом письма стала кириллица. Это привело с одной стороны к исправлению руничных надписей на кирилловские, а с другой — к потере слоговыми знаками слогового чтения. Иными словами, на четвертом этапе внедрения буквенного письма на Руси потребность в рунице отпала. Это, однако, не означает, что руница сразу же исчезла — хотя в официальной письмнности так и случилось; — однако она ушла на социальную периферию, в быт и в тайнопись, где пережиточно продеражалась еще несколько веков.

Что же касается так называемых «наиболее древних надписей» с позиций кириллицы, то они относятся к Х веку и, соответственно, к третьему периоду предложенной нами относительной хронологии. А это означает, что чисто кирилловских надписей в этот период не было и быть не могло, в чем мы и убедились, рассмотрев ряд наиболее интересных текстов. А между тем, все эти надписи пытались прочитать вовсе без руницы, что, разумеется, не привело к удобоваримому результату. Впрочем, такое было легко предположить. Удивило меня другое: во всех слечаях эпиграфисты ограничивались изучением только наиболее яркого фрагмента надписей, не обращая внимание на остальные их части. Говоря современными аналогиями, они как бы читали только заголовки газет, мало понимая их содержание, но не считая нужным читать мелкий шрифт — вместо этого они предпочитали заменять одну фантазию на другую. Предположения выстраивались не столько по степени близости к истине, сколько по академическим званиям творцов гипотез. В результате керамическая фляга с молоком, называемая тогда на Руси каной или канелой, оказалась почему-то «корчагой» (другим классом сосудов), который содержал либо горчицу, либо нефть, либо еще что-то. Еще раз хочу подчеркнуть, что не очень сетую на эпиграфистов за незнание руницы (что поделаешь, если они, доктора исторических наук, и сами не додумались, и готовый результат не приняли!), но не могу им простить невнимание к мелким второстепенным надписям, которые, так сказать, вплотную подводят к решению основной проблемы.

Еще раз хочу подчеркнуть, что словосочетание «наиболее древние надписи» приемлю только с позиций кириллицы, ибо руницей писали и в Х, и в более ранние века, и выяснение смысла того, какие надписи с позиций руницы считать наиболее древними, увело бы нас слишком далеко. Я намерен решать эту проблему, но не в рамках данной книги. Так что с позиций руницы отнесение «наиболее древних надписей» к Х веку является заведомой ложью. Но и понимание того, что в Х веке существовали наиболее древние кирилловские надписи, является полуправдой, поскольку тексты писались кириллицей лишь отчасти, а отчасти писались руницей. А на печати Святослава мы вообще не видим кириллицы, хотя исследователи полагают и эту надпись древнейшей кирилловской. Тут вместо кириллицы помещены греческие буквы. Так что понятие «древнейшие кирилловские надписи» обретает подлинный смысл лишь с того момента, когда в текстах кроме кириллицы не применяются никакие иные знаки, и прежде всего знаки руницы. А это происходит лишь с XII века. К двум предыдущим векам имеет смыл применять термин «древнейшие смешанные надписи», допуская, что наряду с руницей могли присеняться буквы кириллицы, глаголицы, греческого и латинского алфавитов. Так было бы с научной точки зрения точнее. Однако такое понимание нарушило бы красивую картину, рисуемую современной наукой в соответствиями с высказываниями Храбра: якобы славяне никакого письма до Кирилла не имели, а потом Бог-человеколюбец послал им святого Кирилла, и тот их просветил грамотой. Так якобы было во всех славянских странах, и так якобы было на Руси. Стало быть, сначала письма не было вовсе, а затем кириллица появилась во всей своей мощи.

Мои выводы портят эту красивую картину демонстрацией промежуточных форм, уже не чисто рунических, но еще и не чисто кирилловских. Вместо резкой смены тьмы и света я показываю массу полутонов, заявляя о постепенном, на протяжении IX-XII вв., расширении позиций кириллицы и, соответственно, сужении позиций руницы, о переделке знаков руницы на буквы кириллицы на одних и тех же надписях, короче говоря, о сложном процессе смены одной знаковой системы на другую. Уверен, что эта смена систем письма была не только не единственным сдвигом в трансформации культуры Средневековой Руси, но и вообще манифестировала гораздо более глубокие преобразования русской ментальности, закончившиеся переходом от славянского язычества к византийскому православию (вероятно, через промежуточный, но еще официально не оформившийся римский католицизм). В рассматриваемый период складывается и весьма своеобразная форма русского двоеверия, доходящая до почитания в одном храме как Христа с Николаем Мирликийским, так и Перуна с Велесом (этот материал я намерен дать в следующей книге). А само существование двух вер одновременно можно связать с предположением о борьбе в политической жизни Руси двух начал: старого, восходящей к власти жрецов, характерной для племенного строя, и новой, власти князей и их дружин, знаменующей переход к государственности. И борьба между системами письма в графике лишь отражала борьбу между двумя способами общественного устройства Руси, где руница была с одной стороны традиционной и освященной мифологией, но с другой стороны, слишком сложной для чтения и потому неудобной. Но трансформации внутри руничного написания показывают, что у этого письма на какое-то время существовали внутренние резервы, что из лигатурных монограмм оно вполне могло стать линейным, да еще с большим пробелом между знаками, а затем было способно к начертанию совместно с греческими и кирилловскими буквами. И если бы к этому времени княжеская власть потерпела поражение, руница могла бы вернуться вновь.

И последний вывод: многие исследователи отмечают, что внедрение кириллицы на Руси в Х-XI вв. происходило необычайно бурно, что совершенно не напоминает поведение бесписьменного народа. Раньше я полагал, что ответ заключался в существовании руницы, письма иного принципа отражения звуков, но все же письма. Теперь я считаю, что существование руницы, безусловно, явилось предпосылкой, но только общей; частной же предпосылкой было прохождение двух периодов сосуществования слоговой и буквенной письменности. Особенно важен второй период, на котором преобразованная в линейное разреженное письмо руница стала гораздо более удобочитаемой, чем прежде; с другой стороны, сопрягаемая с ней в пределах одного слова греческая письменность создавала прецедент буквенного чтения. Теперь можно было спокойно заменять греческие буквы на очень похожие на них буквы кириллицы. Так что предпосылки для бурного развития кирилловской книжности на Руси оказались значительно более весомыми, чем думалось прежде.

Конечно, две главы, посвященные владельческим надписям и надписям наиболее древним по кирилловскому исчислению, поневоле оказались сборными: тут и граффити на посуде, и процарапывание денежных знаков, и отметины на ремесленных изделиях, и гравировки на пряслицах. Правильнее было бы каждому виду предметов уделить свою главу. Позже так и будет сделано, но там будут решаться уже иные проблемы. Пока же я лишь продемонстрировал читателю, как изложенный богатый материал помогает решать проблемы эволюции письма, эволюции начертаний и трансформации значений.

Итак, предложенная мной схема в своем общем виде подтвердилась. Однако по-прежнему вне пределов рассмотрения остался весьма важный вопрос о рунице первого периода: какой она была? И дело вовсе не в том, что надписей IX или VIII веков на Руси нет — они есть, но их рассмотрение сразу выводит нас в более ранние культуры Руси; этим я займусь в другой книге. А здесь я хочу рассмотреть надписи хотя и сформировавшиеся в первом периоде, но пережиточно (то есть по традиции) сохранившиеся до гораздо более позднего времени. Я имею в виду так называемые «княжеские знаки», то есть с точки зрения класиической эпиграфики некие странные и весьма характерные узоры, которые можно ставить в соответствие с годами правления того или иного князя (в качестве, так сказать, его «знака собственности»), а с моей точки зрения представляют собой некую лигатуру из слоговых знаков. Пока что бастион «знаков собственности», который возвели эприграфисты на пути к чтению средневековых надписей, покоится на мощном монолите «княжеских знаков», которые хотя и означают принадлежность к тому или иному князю, но не читаются. Так что если удастся расчистить этот завал, дальнейшее наступление на позицию «никакой собственной письменности у славян до Кирилла» пойдет гораздо легче. Но как эти знаки образовывались? Имели ли они какое-либо отношение к имени князя или к названию его княжества? Можно ли понять схему их образования и создать такие знаки в наши дни? — Попробуем разобраться в этой проблеме.

Литература

Медынцева А.А. Грамотность в Древней Руси. М., 2000, с. 21-31
Орлов А.С. Библиография русских надписей XI-XV вв. Дополнения (составленные М.П. Сотниковой). М., 1952, с. 224
Еленский Й. Расшифрована ли Гнездовская надпись // Болгарская русистика, София, 1975, № 5, с. 29
Авдусин Д.А.,, Тихомиров М.Н. Древнейшая русская надпись // Вестник АН СССР, 1950, № 4, с. 71-79
Авдусин Д.А. Раскопки в Гнёздове // КСИИМК. М.,-Л., 1951, вып. 38
Авдусин, Д.А. Отчет о раскопках Гнёздовских курганов в 1949 г. // Материалы по истории Смоленской области. Смоленск, 1952, вып. 1
Авдусин Д.А.,, Тихомиров М.Н. Древнейшая русская надпись..., с. 73
Корзухина Г.Ф. О Гнездовской амфоре и ее надписи // Исследования по археологии СССР. Сборник статей в честь проф. М.И. Артамонова. Л., 1961, с. 229, примеч. 18
Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие: ч. 2. // САИ, Л., 1966, вып. Е-1-36, с. 30-31
Дедюхина. Фибулы скандинавского типа // Очерки по истории русской деревни X-XIII вв. // Труды ГИМ. М., 1967, с. 196-197
Якобсон А.Л. Средневековые амфоры северного Причерноморья. М., 1956, с. 59
Плетнева С.А. Керамика Саркела-Белой Вежи // МИА. М.-Л., 1959, вып. 75, с. 265, рис. 50
Авдусин Д.А. Гнёздовская корчага // Древние славяне и их соседи. Сборник в честь П.Н. Третьякова. М., 1970, с. 113
Каменецкая Е.В. Керамика IX-XIII вв. Как источник по истории Смоленского Поднепровья. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 1977, с. 113
Авдусин Д.А., Пушкина Т.А. Гнёздово в исследованиях Смоленской экспедиции // Вестник МГУ. История. М., 1982, № 1, с. 74
Авдусин Д.А.,, Тихомиров М.Н. Древнейшая русская надпись..., с. 74-78
Ильин В.В. Слова, пришедшие из глубины веков // Гнёздово: история и современность. Материалы межвузовской научно-практической конференции. Смоленск, 1998, с. 62
ЧерныхП.Я. Происхождение русского литературного языка. М., 1950, с. 398-401
Там же, с. 399
Там же, с. 401
Золотов Ю.М. О назначении в погребальном обряде корчаги с надписью «горушна» // Советская архелогия, 1964, № 1
Mares F.V. Dva objevy starych slavanskych narrisu (v SSSR a v Rumunsku) // Slavia, Roc. XX. Praha, 1951, с. 507 и сл.
Еленский Й. Расшифрована ли Гнездовская надпись..., с. 25-26
Там же, с. 25
Корзухина Г.Ф. О Гнездовской амфоре и ее надписи..., с. 228-229
Кострин. Почему нефть называют нефтью. М., 1967
Рабинович М.Г. Судьба вещей // Наука и жизнь, 1967, № 1
Авдусин Д.А. Гнёздовская корчага..., с. 112
Львов А.С. Еще раз о древнейшей русской надписи из Гнездова // Известия АН СССР, сер. лит. и яз., т. ХХХ, 1971, вып.. 1, с. 50-51
Еленский Й. Расшифрована ли Гнездовская надпись..., 25—27
Там же, с. 27
Медвнцева А.А., Попконстантинов К. Надписи из Круглой церкви в Преславе. София, 1984-1985
Авдусин Д.А.,, Тихомиров М.Н. Древнейшая русская надпись..., с. 74
Nedeljkovic O. Poluglasovi u staroslovenskim epigrafskim spomenicima // Slovo, Zagreb, 1967, Br. 17, с. 6-7
Мошин В. Наjстарата кирилска епиграфика: Словенска писменост // 1050-годишнина на Климент Охридски. Охрид, 1966, с. 40
Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1975. Вып. 1., с. 183
Там же, вып. 4., с. 253
Еленский Й. Расшифрована ли Гнездовская надпись..., с. 27
Гълъбов Ив. Старобългарски език с увод в славянското езикознание. София, 1980, с. 82
Егурнов А.Г. Древние русичи заговорили. М., 2001, с. 136-138
Jakobson R. Vestiges of the Earliest Russian Vernacular. VIII // Slavic World, N.Y., 1952, № 1, с. 350
Кипарский В. Опроисхождении глаголицы // Климент Охридски: Материали за неговато чествуване по случай 1050 години от смъртта му. Сборник статей. София, 1968, с. 95, 97
Трубачев О.Н. В поисках единства. М., 1992, с.. 167-177
Медынцева А.А. Надписи на амфорной керамике Х-начала XI вв. и проблема происхождения древнерусской письменности // Культура славян и Русь. М., 1998, с. 189
Еленский Й. Расшифрована ли Гнездовская надпись..., с. 26
Карский Е.Ф. Кирилловская славянская палеография. М., 1979, с. 229-230
Медынцева А.А. Начало письменности на Руси по археологическим данным // История, культура, этнография и фольклор славянских народов: IX Международный съезд славистов. М., 1983
Иванов Й. Български старини из Македония. София, 1970, с. 26-28
Драчук В.С. Система знаков Северного Причерноморья. Киев, 1976, табл. XXI, XXVII
Флёрова В.Е. Граффити Хазарии. М., 1997, табл. XXI, № 5
Жуковська Л.П. Гiпотези и факти про давноруську писемность до ХII ст. // Лiтературна спадщина Київськой Русi i українська лiтература XVI-XVIII ст.: Сб. статей. Київ, 1981, с. 13-14
Львов А.С. Еще раз о древнейшей русской надписи из Гнездова.., с. 49
Зализняк А.К. Древненовгородский диалект. М., 1995, с. 270-271
Гошев Ив. Старобългарски глаголически и кирилски надписи. София, 196, с. 154, табл. XVII
Медвнцева А.А., Попконстантинов К. Надписи из Круглой церкви в Преславе..., табл. XIII
Жуковська Л.П. Гiпотези и факти про давноруську писемность до ХII ст..., с. 14, примечание
Медынцева А.А. Грамотность в Древней Руси..., с. 31
Чудинов В.А. О древнейшей русской надписи // Третьи культурологические чтения. Сборник кафедры культурологии ИППК МГУ серии «Науки о культуре и человеке». М., 1998, с. 127
Плетнева С.А. Керамика Саркела–Белой Вежи // Труды Волго-Донской археологической экспедиции, ч. II. Материалы и исследования по археологии, вып. 75. М.-Л.1959, с. 243
Медынцева А.А. Начало письменности на Руси по археологическим данным..., с. 183, рис. 14
Рыбаков Б.А. Русская эпиграфика X-XIV вв. (Состояние, возможности, задачи). Доклад на V Международном съезде славистов. Сойия, сентябрь 1963 // История, фольклор, искусство славянских народоа. М., 1963, с. 57
Архив ИА АН СССР. Р. 1, 919. Рис. 101
Плетнева С.А. Средневековая керамика Саркела-Белой Вежи // МИА, М.-Л., 1959, вып. 75, т. 2
Лавров П.А. Палеографическое обозрение кирилловского письма // Энциклопедия славянской филологии. Пг., 1915, вып. 4, сч 1, с. 8
Карский Е.Ф. Кирилловская славянская палеография..., с. 164, рисунок
Станчев Ст., Иванова В., Балан М., Боев П. Надписът на чъргубиля Мостич. София, 1955, с. 122, рис. 13
Плетнева С.А. Хазары. М., 1976, с. 21-22
Арциховский А.В. Новгородская экспедиция // КСИИМК, вып. 27, М., 1949, с. 122
Фехер Геза. Ролята и културата на прабългарите. Значението на прабългарската и старомаджарската култура в изграждането на цивилизацията на Източна Европа. София, 1997, с. с. 87, рис. 54
Артамонов М.И. Саркел-Белая Вежа // Труды Волго-Донской археологической экспедиции, МИА № 62. М., 1958, с. 75, рис. 54
Медынцева А.А. Грамотность в Древней Руси..., с. 243
Симонов Р.А. О происхождении и историческом развитии цифровой системы, употреблявшейся в древнерусской кириллице // История и метиодология естественных наук. М., вып. 11. Математика и мханика, с. 18-19
Вернадский Г.В. История Росси. Киевская Русь. Тверь-М., 1996, с. 52
Там же, с. 54
Рыбаков Б.А. Киевская Руси и русские княжества XII-XIII веков. М., 1993, с. 345
Wendel M. Fruhmittelalterliche Keramik mit eingeritzter Verzierung // Latrus-Krivina. III Spatantike Befestigung und fruhmittelalterliche Siedlung an der unteren Donau. Berlin, 1986. Taf. 65 N 693
Чудинов В.А. Материалы по древнерусской мифологии и истории // Вестник МЭГУ, М., 1997, № 1 (7), с. 69
Янин В.Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. М., 1965, с. 166-168
Янин В.Л. Актовые печати Древней Руси Х-ХV веков, т. 1. М., 1970, с. 14
Там же, с. 168 № 15 и с. 170 № 25
Чудинов В.А. Загадки славянской письменности. М., 2002

(Продолжение следует)

Чудинов В.А. Руница и археология. Непривычные начертания. Древнейшие русские надписи // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.11794, 01.02.2005

[Обсуждение на форуме «Праславянская Цивилизация»]