Академия Тринитаризма -- Институт Праславянской Цивилизации -- Программа антиШилов -- Князь А Волконский -- Историческая правда и украинофильская пропаганда (продолжение часть 2)

АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА

Князь Волконский А.М.
Историческая правда и украинофильская пропаганда (продолжение, часть 2)

Oб авторе

Великороссы

Переселение на северо-восток направлялось в пространство, лежащее между верхней Волгой и Окой, в ростово-суздальские земли. Страна эта была отделена от киевского юга дремучими лесами верховьев Оки, заполнявшими пространство нынешней Орловской и Калужской губерний. Прямых сообщений между Киевом и Суздалем почти не существовало. Владимир Мономах (1125), неутомимый ездок, на своем веку изъездивший русскую землю вдоль и поперек, говорит в поучении детям с некоторым оттенком похвальбы, что один раз он проехал из Киева в Ростов этими лесами, — настолько это было тогда трудное дело. Но в середине XIIвека ростово-суздальский князь Юрий I, воюя за киевский стол, водил этим путем против своего соперника, волынского Изяслава, из Ростова к Киеву целые полки. Значит, за этот период произошло какое-то движение в населении, прочищавшее путь в этом направлении. В то самое время, когда стали жаловаться на запустение Южной Руси, в отдаленном Суздальском крае замечаем усиленную строительную работу. При Юрии I и сыне его Андрее Суздальском здесь возникают один за другим новые города. С 1147 года становится известен городок Москва. Юрий дает ссуды переселенцам; они заполняют его пределы «многими тысячами». Откуда пришла главная масса переселенцев — об этом свидетельствуют названия новых городов: их зовут так же, как звались города Южной Руси (Переяславль, Звенигород, Стародуб, Вышгород, Галич); всего любопытнее случаи перенесения пары имен, то есть повторение имени города и реки, на которой он стоит¹

Свидетельствует о переселении из Приднепровья также и судьба наших древних былин. Они сложились на юге, в дотатарский период, говорят о борьбе с половцами, воспевают подвиги богатырей, стоявших за русскую землю. Былин этих на юге народ теперь не помнит — их заменили там казацкие думы, поющие о борьбе малороссийского казачества с поляками в XVI и XVII веках. Зато киевские былины сохранились с удивительной свежестью на севере — в Приуралье, в Олонецкой и Архангельской губерниях. Очевидно, на отдаленный север былинные сказания перешли вместе с тем самым населением, которое их сложило и запело. Переселение совершилось еще до XIVвека, то есть до появления на юге России литвы и ляхов, потому что в былинах нет и помина об этих позднейших врагах Руси.

Кого нашли в Суздальской земле новые насельники? История застает Северо-Восточную Русь финской страной, а потом видим ее славянской. Это свидетельствует о сильной славянской колонизации; она происходила уже на заре русской истории: Ростов существует до призвания князей; при Владимире Святом в Муроме уже княжит сын его Глеб. Это первое заселение страны русскими шло с севера, с Новгородской земли и с запада. Таким образом, днепровские переселенцы вступили уже в Русскую землю. Но были здесь еще и остатки давних туземцев — финнов²

. Финские племена стояли еще на низком уровне культуры, не вышли из периода родового быта, пребывали в языческой первобытной темноте и легко уступили пред мирным напором русских. Напор действительно был мирным; никаких следов борьбы не сохранилось. Восточные финны были нрава кроткого, пришелец тоже не был обуян духом завоеваний, он искал лишь безопасного угла, а главное — места здесь всем было вдоволь. В настоящее время поселения с русскими названиями расположены вперемежку с селениями, в именах которых можно угадать финское их происхождение; это свидетельствует, что русские занимали свободные места промежду финских участков. Из встречи двух рас не вышло упорной борьбы ни племенной, ни социальной, ни даже религиозной. Сожительство русских с финнами привело к почти повсеместному обрусению последних и к некоторому изменению антропологического типа у северных русских: широкие скулы, широкий нос — это наследие финской крови. Слабая финская культура не могла изменить русского языка — в нем насчитывают только 60 финских слов; подверглось некоторому изменению произношение³

Итак, в Ростово-Суздальской земле скрестились и слились струи переселения русского элемента с северо-запада, со стороны Новгорода, и с юго-запада, со стороны Киева; в этом море русской народности финские племена потонули бесследно, слегка лишь окрасив воду его. Наличие финского влияния подмечено исследованиями специалистов; практически его не существует: ни один великоросс финской крови в себе не чувствует и не сознает, а простой народ и не подозревает о ее существовании. Таков этнографический фактор в образовании великорусского племени.

Влияние природы на смешанное население — другой фактор⁴

Ключевский посвящает несколько прекрасных страниц тому, как суровая природа – морозы, ливни, леса, болота – отразилась на хозяйственном быте великоросса, как она разбросала его по мелким поселкам и затрудняла общественную жизнь, как приучала к одиночеству и замкнутости и как развила привычку к терпеливой борьбе с невзгодами и лишениями. «В Европе нет народа менее избалованного и притязательного, приученного меньше ждать от природы и более выносливого». Короткое лето принуждает к чрезмерному кратковременному напряжению сил, осень и зима — к невольному долгому безделью, и «ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс; но и нигде в Европе, кажется, не найдете такой непривычки к ровному, постоянному труду, как в той же Великороссии»; «Великоросс боролся с природой в одиночку, в глуши леса, с топором в руке». Жизнь в уединенных деревушках не могла приучить его действовать большими союзами, дружными массами, и «великоросс лучше великорусского общества». Надо знать тамошнюю природу и тамошних людей, чтобы оценить ум, блещущий на этих страницах Ключевского, исполненных той настоящей любви к родине, которая не хочет высказываться, а невольно сквозит между строк.

Бросим взгляд на политические условия, в которых происходил процесс слагания великорусского племени. Русские входили в Ростово-Суздальскую землю и селились в ней свободно, но выход из нее, дальнейшее расселение встречали препятствия. На севере сильных соседей-иноплеменников не было, но там, по рекам бассейна Белого моря, издавна гуляла новгородская вольница; углубляться в бесконечные лесные дебри, не владея реками, было ни к чему. С востока, близ устьев Камы и Оки, кроме финских племен, жили волжские болгары, представлявшие собою некоторую, враждебную русским, государственную силу. С юга заслоняли простор кочевые азиатские племена, а на западе с XIII века начало слагаться государство Литовское. Конечно, возможность распространения не была совершенно исключена, но мы будем близки к истине, если скажем, что история озаботилась поставить население ростово-суздальских земель в течение двух веков (1150—1350) в обособленное положение; она как бы желала, чтобы предоставленное самому себе население перероднилось, слилось, спаялось и образовало известное племенное единство. Так и случилось — и случилось в значительной степени наперекор пониманию тогдашних многочисленных носителей государственной власти.

Заключенное в указанных пределах население центральной части Европейской России входило в состав целого конгломерата княжеств. Тверь, Ярославль, Кострома, Ростов, Суздаль, Рязань, Нижний Новгород — вот стольные города важнейших из них. Здесь княжили Мономаховичи, потомки брата Андрея Суздальского – упомянутого уже нами Всеволода IIIБольшое Гнездо. Порядок престолонаследия в великом княжении Владимирском был тот же, что в Киевской Руси, то есть «родовой порядок с нередкими ограничениями и нарушениями»⁵

В числе факторов, ведших к нарушению родового порядка престолонаследования, появляется с середины XIII века новый — согласие татарского хана. Размножение князей ведет к образованию местных княжеских линий и к установлению династических интересов местных великих княжений (Тверского, Рязанского и пр.). С ослаблением кровной связи ослабевает в княжеской среде и сознание единства земли. Совокупность этих условий приводит к тому, что великим княжением Владимирским овладевает более ловкий и сильный из местных князей; при этом он ограничивается лишь титулом великого князя владимирского (а иногда и киевского), сидит же — в своем семейном стольном городе (например, в Твери, в Костроме). В 1328 году таким сильнейшим из местных князей оказался князь незначительного удела московского Иоанн IКалита. С этого года картина меняется: великое княжение навсегда остается в цепких руках Калиты и его нисходящих.

Московский удел был совсем молодым: непрерывный ряд князей начался здесь лишь с 1283 года⁶

; удел был мал размерами (Калита унаследовал лишь земли по реке Москве да Переяславль-Залесский); князья московские были из младшей линии Мономаховичей.

В чем же причины их первоначального успеха над соперниками, положившего основание будущему могуществу Московского княжества?

Перечислим эти причины, как они установлены в исторической литературе⁷

1. Москва лежала в этнографическом центре великорусского племени, здесь скрещивались обе струи переселения — из Киева и из Новгорода; она лежала в узле нескольких больших дорог и на торговом пути из Новгорода через Рязань на тогдашний Дальний Восток — на нижнюю Волгу.

2. Московский удел был прикрыт от иноплеменных нашествий или воздействий соседними княжествами: первые удары татар принимали на себя княжества Рязанское и Черниговское, давление Литвы поглощалось в значительной степени княжеством Смоленским.

3. Первые московские князья были примерные хозяева: они умели куплей или браком «примыслить» к своему уделу соседний уделец, умели привлечь и скопить деньгу.

4. В сношениях с татарами они проявляли исключительную изворотливость: ездя в Золотую Орду, ловко добывали себе ханский ярлык на великое княжение. Они сами собирают дань для татар, отсылают ее в Орду, и татарские «даньщики» не беспокоят московское население своими наездами.

5. В других княжествах – междоусобия из-за старшинства князей, а в малодетной московской семье – правильное престолонаследие. В Московском княжестве спокойнее, чем в других, в нем охотно оседают и киевские, и новгородские переселенцы, к нему приливает и население из восточных частей Суздальской земли, страдающее от татарских погромов и от нападений восточных инородцев. Тишина и порядок привлекают к московскому князю видных служилых людей.

6. Высшее духовенство, воспитанное в византийском представлении о власти, чутко угадало в Москве возможный государственный центр и стало содействовать ей. Переселившиеся (с 1299 года) из заглохшего Киева на север России митрополиты предпочли Москву стольному городу Владимиру. В одно и то же время в Москве образовалось средоточие и политической, и церковной власти, и недавно еще малый город Москва стал центром «всея Руси».

Удельные князья жили мелкими интересами, несли народу раздор и смуту, а измученный народ хотел тишины и покоя. Москва дала ему покой. «Бысть оттоле (со дня вокняжения Иоанна Калиты) тишина велика по всей Русской земле на сорок лет», — записала летопись. Народ шел по пути этнографического объединения; «к половине XVвека среди политического раздробления сложилась новая национальная формация»⁸

А Москва создавала объединение политическое: к середине XIVвека она впитала уже немало уделов и была настолько сильна, что, по словам летописца, сыну Калиты Симеону Гордому (1341—1353) «все князья русские даны были под руки». Пройдет еще тридцать лет, и московский князь объединит против татар русские силы и смело поведет их вдаль от Москвы, на Куликово поле, ибо ополчит он их не для защиты своего лишь удела, а чтобы заслонить ими всю Русскую землю. Там, на Куликовом поле, родится национальное Московское государство. Веком позднее окрепшая Москва возьмет на себя другую высокую национальную задачу — освобождение от иностранного владычества подъяремных частей русской земли: в 1503 году литовские послы станут упрекать Иоанна III, зачем он принял перешедших к нему от Литвы со своими уделами черниговских (приокских) Рюриковичей. «А мне разве не жаль, — ответит им Иоанн, — своей вотчины, Русской земли, которая за Литвой, — Киева, Смоленска и других городов!»

Так сложилось и объединилось вокруг Москвы великорусское племя. С московского князя спали частновладельческие черты мелкого удельного князя; он сознал себя главой национального государства, а народ почуял свое государственное единство. Какая же национальная идея жила в этом народе? Чаяния какой народности воплощал в себе этот государь? Великорусской? Кто знает русскую жизнь, улыбнется при этом предположении. Великорусской идеи, чувства великорусского — таких целей и задач нет и никогда не существовало. Было бы смехотворно говорить, например, о великорусском патриотизме. Национальное чувство, воодушевлявшее Московскую Русь, было не великорусское, а русское, и государь ее был государем русским. Официальный московский язык знает выражение «Великая Русь», но как противоположение другим русским областям — Руси Белой и Малой; понимает он эту Великую Русь (Великороссию) не иначе как частью единой, целой России: «Божией милостью Великий Государь, Царь и Великий Князь всея Великия, Малыя и Белыя Руси Самодержец» — так сформулирована эта мысль в титуле московских царей. Но термин «великоросс» Москва вряд ли знала: это искусственное, книжное слово зародилось, вероятно, по присоединении Малороссии — как противовес названию ее населения. В широкий обиход оно проникло только в наши дни, после революции. Костромской крестьянин до сих пор так же мало подозревал, что он великоросс, как екатеринославский — что он украинец, и на вопрос, кто он, отвечал: «Я костромич» или: «Я русский».

Малороссы

Вернемся к изложению выводов профессора Ключевского.

Другая струя отлива русского населения из Поднепровья направилась, как мы сказали, на запад, за Западный Буг, в область верхнего Днестра и верхней Вислы, в глубь Галиции и Польши. Следы этого отлива обнаруживаются в судьбе двух окрайных княжеств — Галицкого и Волынского. В иерархии русских областей эти княжества принадлежали к числу младших. Во второй половине XII века Галицкое княжество неожиданно делается одним из самых сильных и влиятельных на юго-западе. С конца XII века, при князьях Романе Мстиславиче, присоединившем Галицию к своей Волыни, и при его сыне Данииле соединенное княжество заметно растет, густо заселяется, князья его быстро богатеют, несмотря на внутренние смуты, распоряжаются делами Юго-Западной Руси и самим Киевом; Романа летопись (1205 год) величает «самодержцем всей Русской земли».

Запустение днепровской Руси, начавшееся в XII веке, было завершено в XIII веке татарским погромом 1229—1240 годов. С той поры старинные области этой Руси, некогда столь густо заселенные, надолго превратились в пустыню со скудным остатком прежнего населения. Еще важнее было то, что разрушился политический и народнохозяйственный строй всего края. В самом Киеве после погрома 1240 года насчитывалось лишь двести домов, обыватели которых терпели страшное угнетение. По опустевшим степным границам Киевской Руси бродили остатки ее старинных соседей – печенегов, половцев, торков и других инородцев. В таком запустении оставались южные области — Киевская, Переяславская и частью Черниговская — едва ли не до половины XV столетия. После того как Юго-Западная Русь с Галицией в XIV веке была захвачена Польшей и Литвой, днепровские пустыни стали южной окраиной Литвы, а позднее – юго-восточной окраиной соединенного Польско-Литовского государства. В документах с XIVвека для Юго-Западной Руси появляется новое название, но название это не «Украина», а «Малая Россия».

«В связи с этим отливом населения на запад, — говорит Ключевский, — объясняется одно важное явление в русской этнографии, именно образование малороссийского племени». Приднепровское население, нашедшее в XIIIвеке в глубине Галиции и Польши надежное укрытие от половцев и прочих кочевников, оставалось здесь и в течение всего татарского периода. Отдаленность от центра татарской власти, более сильная западная государственность, наличие каменных замков, болота и леса в Польше, горная местность в Галиции оградили южан от полного порабощения монголами. Это пребывание в единородной Галиции и в гостях у поляков длилось два-три столетия. С XVвека становится заметно вторичное заселение среднего Приднепровья. Оно – следствие обратного отлива крестьянского населения, который был «облегчен двумя обстоятельствами: 1) южная степная окраина Руси стала безопаснее вследствие распадения Орды и усиления Московской Руси; 2) в пределах Польского государства прежнее оброчное крестьянское хозяйство в XVвеке стало заменяться барщиной и крепостное право получило ускоренное развитие, усилив в порабощаемом сельском населении стремление уходить от панского ярма на более привольные места».

В следующей главе мы приводим некоторые хронологические данные, характеризующие это возвращение русского населения на родные места⁹

, здесь же придерживаемся как можно ближе нашего автора.

«Когда таким образом стала заселяться днепровская украйна, то оказалось, что масса пришедшего сюда населения — чисто русского происхождения. Отсюда можно заключить, что большинство колонистов, приходивших сюда из глубины Польши, из Галиции и Литвы, были потомки той руси, которая ушла с Днепра на запад в XIIи XIII веках и в продолжение двух-трех столетий, живя среди литвы и поляков, сохранила свою народность. Эта русь, возвращаясь теперь на свои старые пепелища, встретилась с бродившими здесь остатками старинных кочевников — торков, берендеев, печенегов и др. Я не утверждаю решительно, что путем смешения возвращавшейся на свои древние днепровские жилища и оставшейся здесь руси с этими восточными инородцами образовалось малорусское племя, потому что и сам не имею, и в исторической литературе не нахожу достаточных оснований ни принимать, ни отвергать такое предположение; равно не могу сказать, достаточно ли выяснено, когда и под какими влияниями образовались диалектические особенности, отличающие малорусское наречие как от древнего киевского, так и от великорусского. Я говорю только, что в образовании малорусского племени как, ветви русского народа (курсив наш. — А. В.) принимало участие обнаружившееся и усилившееся с XIV века обратное движение к Днепру русского населения, отодвинувшегося оттуда на запад, к Карпатам и Висле, в XII—XIII веках».

Все, что мы сказали до сих пор о малороссах, есть дословная или почти дословная выписка из курса профессора Ключевского (Т. I. С. 351—354). Мы сознательно прибегли к такому упрощенному способу изложения. Украинофильская партия не стесняется обвинять своих противников во лжи и подтасовках¹⁰

. Пусть она считается не со мною, а с профессором Ключевским. Есть мертвые, на которых труднее клеветать, чем на живых.

В последней фразе этой выдержки заключается полное отрицание всех теперешних вздорных утверждений украинофильской пропаганды, будто существует какой-то «украинский народ», и притом иного происхождения, чем русский.

Ключевский не счел себя вправе высказаться «решительно», когда сложилась малороссийская ветвь и когда начало слагаться малороссийское наречие. Он знал, какую цену приобретают его выводы, и не решался делать их окончательно, не имея возможности неоспоримо подкрепить в них каждое слово. Для нас, однако, нет ни малейшего сомнения, что дело обстояло именно так, как он говорит. Население, пришедшее в XII и XIIIвеках с Днепра в Польшу, явилось туда в качестве беженцев, несчастное и разоренное; в поисках насущного хлеба оно не могло не разойтись по чужой территории, не могло занять в иноплеменной стране иного положения, как приниженного; религиозная рознь ограждала, до известной степени, чистоту русской и польской крови, но язык русских переселенцев не мог не поддаться влиянию окружающей народности: он впитал в себя много польских слов, и произношение его, конечно, тогда и начало изменяться; так нарождалось малороссийское наречие¹¹

Пребывание в гостях у западных соседей внесло в малороссийский словарь также немало венгерских и молдаванских слов. Вернувшись на родину, потомки этой руси застали здесь потомков прежних кочевников и татар: кровь их иногда сквозит в облике малоросса, в смуглости его кожи и в его характере.

Прекрасна страна, где в XIVи XV веках окончательно сложилось малороссийское племя, прекрасен

...край, где все обильем дышит,
Где реки льются чище серебра,
Где ветерок степной ковыль колышет,
В вишневых рощах тонут хутора...

Здесь солнце светит ярко, снег лежит всего три месяца; здесь нет ни болот Полесья, ни песков Дона, ни маловодных пространств черноморских степей. Когда-то густая трава с головой укрывала тут украинского всадника от хищного взора крымского татарина; теперь тихими волнами колышется на необозримых полях тяжелый колос пшеницы или стелется широкий лист свекловичных плантаций. Великолепны дубы на Украине, ее пирамидальные тополя, и богаты плодовые сады. Все сделала природа, чтобы окружить довольством и радостью его более счастливого южного брата. И он ценит дары природы: его песня обычно сложена в радостных, мажорных тонах, и поет она про любовь и про счастье; он любит красоту и уютность жизни; поэтичны его белые мазанки, окруженные цветами; веселы и часты вечеринки в многолюдных селениях; красива одежда, дольше, чем в других частях России, устоявшая перед напором фабричного обезличивания. Прелестный юмор присущ самой природе малоросса и не покидает его ни в рассказе, ни в неожиданных, случайно на ветер брошенных замечаниях, ни в шутке над самим собой. И при всей этой веселости какой-то отпечаток медлительности и восточной неподвижности лежит на его мышлении; когда малоросс дошел до какого-либо решения, хотя бы несуразного, его не переубедишь никакими доводами логики, и недаром другие русские говорят: «Упрям, как хохол». Но это упрямство, настойчивость наряду с хорошими физическими данными делает из него одного из лучших солдат русской армии. Он отличный, осмысленный работник в поле, не жалеющий удобрения даже для своей богатейшей черной земли. Его земледельческие качества развились не только благодаря щедрой природе, но и в силу экономических и правовых причин: малороссийский крестьянин — полный собственник своей земли, тогда как великорусская масса крестьянства до последних лет (до реформы Столыпина 1907 года) изнывала под социалистическим гнетом сельской общины, уже много веков назад почти осуществившей идеал социализма — принудительное равнение по слабейшему.

Быть может, наша характеристика несколько искусственна; оно и понятно — мы старались подчеркнуть различие между двумя ветвями русского народа. В жизни различие это менее заметно; в культурном классе оно совсем исчезло. Малороссы, переселившиеся за Волгу и в Сибирь или заселившие черноморские степи совместно с великороссами, став с ними в одинаковые природные условия, постепенно теряют, хотя и медленно, свои отличительные черты; говор их, обогатив речь великоросса, понемногу уступает место общерусскому языку, и на вопрос: «Ты кто будешь?» — такой переселенец ответит то «русский», то «малоросс». Но никто еще не слыхивал в этом случае ответа: «Я украинец».

Малороссийское племя слагалось в тяжелых политических условиях. Со взятием Киева татарами (1240 год) Киевское княжество потеряло даже внешние признаки самостоятельности: на протяжении свыше ста лет нет упоминания о киевских князьях. Г-н Грушевский и тот вынужден был выразить сомнение в их существовании. В 1363 году опустевший край стал легкой добычей Литвы; в Киеве и других стольных южных городах вокняжились члены семьи Гедимина. Когда русь возвратилась в Приднепровье, она застала здесь чужую государственность, и судьба ее с тех пор (и до середины XVIIвека) оставалась в иноплеменных руках. С середины XVI века благожелательная литовская власть сменилась черствой властью Польши; под влиянием экономического и религиозного гнета в пассивно прозябавшем населении пробуждается народное самосознание: борьба с поляками и с католицизмом, являвшимся ему в образе «польской веры», заполняет жизнь малорусского населения на протяжении ста с лишним лет. Основные факты этой борьбы читатель найдет в дальнейшем изложении, пока же запомним один несомненный исторический факт: от начала своего зарождения и до дня, когда оно политически слилось с Московским государством, малороссийское племя никогда самостоятельным не было. История указала трем ветвям русского народа любовно сплетаться в дружном единении: иначе иноплеменник разрывает их и веками топчет безжалостной пятой.

Белорусы

Среди славянских племен, упоминаемых на первых страницах Несторовой летописи, значатся племена кривичей и дреговичей. Оба имени указывают на характер местности, в которой поселились эти племена¹²

. Связь между племенным названием и местностью — явление, свойственное и другим Нестеровым племенам¹³

, — может служить указанием на близкое сродство этих племен: надо думать, что до расселения по Русской равнине они отдельных имен не имели; недаром летописец свидетельствует, что у всех у них был единый язык — славянский. Кривичи жили по верховьям Волги, Западной Двины и Днепра; старые города у них были Изборск, Полоцк и Смоленск. Дреговичи заселили пространство между Двиной и Припятью; важнейший город тут был Минск. Племена эти быстро слились с остальными, образовавшими русский народ, и имена их скоро исчезли со страниц летописей. Соловьев, разобрав те два-три текста, где Нестор называет эти племена, больше о них уже не говорит. Они как бы археологические древности, интересные лишь в музее, и кто бы мог думать еще три года назад, что враги России вспомнят о них для практических целей современной жизни и вынесут их оттуда для спекуляции на политической бирже.

Белорусы занимают приблизительно ту же площадь, которую занимали племена кривичей и дреговичей, и так как нет следов каких-либо массовых переселений в этих областях, то можно предполагать, что белорусы являются их потомками. Мы не станем разбираться в отличиях этой ветви русского народа и ее наречия от ветвей и наречий великороссов и малороссов, но мы хотим здесь установить с полной очевидностью, что белорусы всегда были и всегда считались частью русского народа и что земля их есть, по существу, неотъемлемая часть русской земли. И в белорусском, как и в украинском, вопросе у врагов русского единства есть могущественный союзник — я подразумеваю малую осведомленность иностранного общественного мнения в русской географии, истории и этнографии. Перечислить элементарные данные потому будет нелишне.

Точные границы расселения белорусов (а тем более Нестеровых кривичей и дреговичей) установить трудно, и будет короче и проще проследить судьбу княжеств, на которые делилась в древности вся западная полоса России — от Пскова на севере и до Киевского княжества на юге.

Псков существовал еще до призвания князей (862 год); святая Ольга, бабушка Владимира Святого, была, по преданию, родом из Пскова. Область его составляла часть Новгородской земли. Пограничное положение, борьба с эстами, а потом с Немецким орденом придали этому новгородскому пригороду особенное значение, и он постепенно добивается независимости от Новгорода; с этой целью он иногда приглашает к себе (с XIIIвека) литовских князей. Это обстоятельство не породило зависимости от Литвы: княжеская власть имела мало значения в вечевом Пскове. Известно, что псковский политический уклад является типичным образцом республиканского строя на Руси; он удался здесь лучше, чем на обширной Новгородской земле. Борьба с немцами и ссоры с Новгородом заставили Псков обратиться к Москве, и с 1401 года он получает князей — ставленников великого князя; через сто лет он был окончательно поглощен Москвой: в 1509 году великий князь Василий IIIприказал вечу не быть и вечевой колокол снять. Этнографически Псковская область была издревле русской землей, а с образованием великорусского племени вошла в великорусскую орбиту.

Полоцк считается колонией Новгорода. Еще Рюрик, раздавая города своим «мужам», отдал его одному из них. Полоцкая земля рано обособилась в отдельное княжество: Владимир Святой отдал Полоцк своему сыну Изяславу (1001), который и стал родоначальником самой древней из местных линий Рюриковичей. Первоначально княжество обнимало земли, заселенные кривичами, которые здесь приняли название полочан; они жили по среднему течению Западной Двины, по реке Полоти и в верховьях Березины. В XIвеке Полоцкое княжество распространяется к западу на соседние неславянские земли — на племена литовские, латышские и финские. XIи XII века — время наибольшей силы княжества: князья ведут междоусобные войны с Новгородом и с киевскими князьями. Один из внуков Изяслава был на короткое время великим князем киевским. Киевский Мстислав, сын Мономахов, около 1127 года опустошил Полоцкую землю, сослал тамошних князей и посадил в Полоцк своего сына. Вечевое начало имело в Полоцке значительное развитие. В половине XIIвека полоцкие князья господствуют над всем течением Западной Двины, но в этом же веке в устье ее водворяются немцы. В XIIIвеке, с созданием немецкого ордена меченосцев и с зарождением литовской государственности, западная граница Полоцкой земли отодвигается к востоку и ко времени появления татар совпадает с этнографической русской границей. С распадением русской государственности Полоцкая земля постепенно переходит во власть Литвы и при Витовте (1392—1430) окончательно входит в состав Литовского государства. Полоцкая земля делилась на многие княжества, из коих важнейшие Витебское и Минское.

Витебск упоминается уже в Xвеке. С 1101 года из Полоцкого княжества выделился витебский удел; он продержатся без перерыва до последних лет XIIвека, когда вследствие внутренних усобиц перешел под власть князей смоленских. В XIIIвеке он опять упоминается как независимый. В первой половине XIIIвека подвергается нападению литовских князей; по смерти последнего витебского князя — Рюриковича — удел переходит по родству Ольгерду и поглощается Литвой.

Минск упоминается с 1066 года как принадлежащий Полоцкому княжеству; великие князья киевские, в том числе Владимир Мономах, не раз берут его во время борьбы с полоцкими князьями (например, в 1087 и 1129 годах). Стольным городом Минск стал с 1101 года; здесь прокняжили три поколения одной из полоцких ветвей. Во второй половине XIIвека в княжестве утверждается литовская власть. В конце XII века и начале XIII княжество разделилось на многие уделы (до четырнадцати); среди них значатся пинский, туровский и мозырский, они лежат в бассейне реки Припяти. Таким образом, мы дошли до границ Киевского княжества.

Полоцкое и Минское княжества были пограничной полосой русской земли; в тылу их лежало княжество Смоленское; когда Литва подвинулась на восток, оно стало пограничным.

Смоленская земля известна с Xвека. Она лежала к востоку от Полоцкой и заходила далеко на восток, так что место, где после выросла Москва, входило в ее пределы. Правили ею посадники киевского князя, но в середине XIIвека она обособилась в отдельное княжество: в 1054 году Ярослав Iпосадил в Смоленске своего сына Всеволода. Потом здесь княжил сын Всеволода Владимир Мономах и его потомки. Они вели борьбу с полоцкими сородичами, которые хотели присоединить Смоленск к своим владениям. Водный путь между Новгородом и Киевом и между Киевом и Суздальской землей проходил через Смоленскую землю; торговля с Западом была другой причиной преуспеяния княжества. Наибольшего могущества оно достигло при внуке Владимира Мономаха Ростиславе Мстиславиче (1128—1161). С 1180 года княжество дробится на уделы.

Наступает междоусобная борьба за обладание смоленским великокняжеским столом; из уделов более заметные торопецкий и вяземский (оба с начала XIIIвека). Во второй четверти XIIIвека начинаются нападения литовцев. В 1242 году татарское нашествие было отбито. Все же слава княжества увядает: постепенно утрачивается влияние на Полоцк и Новгород, прекращается связь с Киевом. В 1274 году Смоленск подчиняется татарскому хану. Около 1320 года начинается заметное влияние Литвы; княжество становится предметом раздора между Москвой и Литвой и борется то с той, то с другой. В 1395 году Витовт захватил «лестию» всех смоленских князей и посадил наместника; рязанцы заступаются за эту часть Русской зелий, но в 1404-м Витовт берет Смоленск, и самостоятельность его прекращается. Пределы княжества к этому времени сократились до размеров нынешней Смоленской губернии.

На эти земли, ставшие через несколько столетий Белой Русью, издавна разлилась славянская стихия. Здесь говорили по-славянски, «а Словеньскый языкь и Русскый одно есть», — записал еще Нестор; здесь до завоевания страны иноземной властью княжили всюду Рюриковичи; жизнь слагалась в формы, обычные для удельной Руси. Княжества боролись между собою, но то была борьба со своими же — не с прирожденным врагом, а с политическим соперником. Когда с востока надвигалась опасность для всей России, здешние Рюриковичи вели свои дружины и местные ополчения против общего врага и погибали за единую Русь и в половецких походах, и под ударами татар. Так, в первой несчастной встрече русских с татарами на далекой южной реке Калке¹⁴

(1224 год) дралось и смоленское ополчение. Знаменитые Мстиславы — Храбрый (+ 1180) и Удалой (+ 1228), — подвизавшиеся в ратном деле во всех концах Руси, были родом отсюда, из смоленских князей.

Но ближайший противник этой части руси — эсты, латыши, литва и немцы жили на западе, и сюда, на запад, обращен был здесь во все века ее главный фронт. Первоначально власть руси не выходила за этнографические пределы; с усилением русской государственности она их переходит: Ярослав Мудрый в 1030 году основывает в земле эстов город Юрьев (Дерпт); в XIже веке Полоцк начинает подчинять себе ливов¹⁵

; в середине следующего столетия все земли по нижнему течению Западной Двины находятся в зависимости от Полоцкого княжества; полочане владеют здесь крепостями Куконойс и Герцик; южнее под власть Полоцка переходят литовские племена, и Гродно включено в русские пределы.

С XIII века картина изменилась. В 1201 году германцы основали Ригу, на следующий год родился Ливонский орден (орден меченосцев) — орудие кровавой германизации. Постепенно продвигаясь на восток, немцы за полстолетия вытеснили русскую власть из земель латышей и эстов; они осели здесь в качестве господствующего класса и дальше не пошли. Зато далеко распространилась в глубь русской земли литовская власть.

Литовцы в этнографическом смысле — самостоятельное племя, отличное и от славян, и от германцев. Страна их — бассейн Немана; они жили здесь с давних времен своей отдельной жизнью. В XIIIвеке их захватила жизнь «международная»: с запада надвигался Тевтонский орден, с востока и юга — русские. Основателем Литовского государства считается Миндовг (+ 1263), разбивший Тевтонский орден и державший под своей властью Вильно, Гродно и даже русский Волковыск и русский Пинск. Христианство и с ним культура шли к литовцам с востока, от русских. Миндовг был первый литовский князь, принявший крещение. После его смерти в Литве идет борьба литовской (языческой) и русской (христианской) партий. Около 1290 года утверждается литовская династия, известная позднее под именем Гедиминовичей. При Гедимине (1316—1341) княжество крепнет: новый натиск ливонского ордена остановлен; княжества Минское, Пинское и некоторые части соседних земель переходят под власть Гедимина. Две трети территории Литвы состоят из русских земель; русские играют при нем в Вильне главную роль; он титулуется «великий князь Литовский, Жмудский и Русский». По смерти Гедимина немцы, пользуясь разделением Литвы между несколькими (восемью) наследниками, возобновляют натиск, на этот раз в союзе с Польшей; но Ольгерд (+ 1377), сын Гедимина, одолевает орден. Все помыслы Ольгерда, христианина, дважды женатого на русской (сперва на княжне витебской, потом на тверской), направлены в сторону русских земель: он стремится влиять на дела Новгорода, Пскова, хочет владеть Тверью, для чего совершает походы на Москву, но неудачно. Около 1360 года он присоединяет русские княжества Брянское¹⁶

, Черниговское, Северское, овладевает Подолией и, наконец, в 1363 году — Киевом.

Так в течение одного столетия (с середины XIII до середины XIVвека) Литовско-Русское государство, протянувшись широкой полосой с севера от Двины на юг за Киев, объединило в себе все западные русские княжества, весь бассейн правых притоков Днепра; еще через полстолетия оно поглотило и Смоленск. Начало этого процесса совпало с ослаблением Руси от татарского погрома; быстрое развитие его было облегчено рядом причин. Вспомним, что могущество Галицкого княжества померкло уже сто лет ранее (со смерти князя-короля Даниила в 1264 году), что Московское государство при жизни Ольгерда было еще слабым княжеством, границы которого на запад представляли собой полукруг, отстоявший от Москвы всего на сто верст, что процесс сложения великорусского племени далеко не был закончен, наконец, что подчинение Литве освобождало князей опустошенных княжеств Западной и Южной России от татарского гнета, — и нам станет понятен успех Ольгерда.

Была еще причина, почему Литва встретила столь слабое сопротивление: Литовское государство с самого своего возникновения находилось под политическим и культурным русским влиянием; русский язык был официальным его языком; семья Гедиминовичей, роднившаяся с Рюриковичами, обрусела — они были русскими же князьями, только новой, литовской династии¹⁷

; церковная жизнь получала направление из Москвы; в подчинившихся Литве княжествах литовская власть не нарушала ни политического строя, ни народного уклада. Уже к концу XIVвека Литва и по составу населения, и по складу жизни представляла собой более русское, чем литовское, княжество; в науке оно известно под именем Русско-Литовского государства. Казалось, центр тяжести русской государственной жизни не знал, где остановиться — в Москве или в Вильне; начался долгий поединок за это господство; он длился два века. Сильные московские государи Иван III (1462—1505) и Василий III (1505— 1533) начинают отбирать от Литвы русские области и заявляют притязания на все русское, что принадлежало Литве. В середине XIVвека, в 60-х годах, войска Ивана Грозного (1533—1584) взяли Полоцк и хозяйничали в Литве. Но здесь против Москвы стала и Польша: соединенным их силам Москве пришлось уступить.

Мы проследили политическую судьбу белорусской части русского населения до конца XIII столетия, но еще не встретились с воздействием на нее Польши. Оно и понятно: в северной части Белоруссии между западной границей русской народности и восточной этнографической гранью Польши лежала третья народность — литовская, отличная и от русской, и от польской; она раздвигала их на 150—400 верст. Польская народность распространялась на восток приблизительно до меридиана Люблина. К югу от параллели Минска и Могилева границы обоих народов, русского и польского, соприкасались; но даже и здесь, на белорусском юге, встреча их могла произойти только после того, как литовская государственность была поглощена польской.

В 1386 году великий князь литовский Ягайло (сын Ольгерда) женился на польской королеве Ядвиге и принял католичество. С этого времени в Вильне прочно водворяется польское и католическое влияние и на демократическую литовско-русскую почву постепенно переносятся польские государственные понятия. В XVвеке создается класс вельмож, одаряемый широкими привилегиями; магнаты заседают в сеймах, сосредоточивают в своих руках пожизненные должности по польскому образцу и наделяются огромными площадями земли; начинает образовываться мелкий дворянский класс — шляхта; среди крестьянства все шире распространяется холопство, помещикам дается право вотчинного суда над крестьянами, и к началу XIVстолетия (то есть веком ранее, чем в Московской Руси) крепостное право укладывается в определенные формы. Все привилегии первоначально даются только католикам; распространение их на православных достигается путем упорной борьбы. Польские нововведения встречают противодействие в литовском и русском национальном чувстве; некоторые из литовских великих князей (как Витовт и его брат Свидригайло) стремятся отстоять независимость Литвы. Витовт достиг почти полной независимости; он должен был короноваться королем, но высланная папой корона была послана через Польшу и до Вильны никогда не дошла. Стремление к независимости находит опору в классе вельмож, которые, заполучив себе права на польский лад, вовсе не желали, чтобы и мелкое дворянство усиливалось подобно польской шляхте. За независимость стояла, конечно, и крестьянская масса, которой не могло быть по душе ни насильственное окатоличивание, ни сословный польский строй, ведший к крепостной зависимости. Русское влияние и самосознание были весьма сильны: русский язык признавался официальным языком еще по статуту 1566 года. На нем, а именно на белорусском его наречии, создавалось литовское законодательство, на нем же писались литовские летописи и издавалась Библия¹⁸

Но как бы то ни было, польское влияние одолело. Ряд сеймов XVвека закрепил политическое соединение обеих стран; оба престола остались в семье Ягеллонов, и с середины XV века власть обоих монархов почти без перерыва совмещалась в одном лице. Русско-Литовское государство постепенно превратилось в Польско-Литовское, а в 1569 году личная уния Польши и Литвы перешла в реальную. С этого времени судьба большей части белорусского племени находится в руках польской государственной власти.

Поединок Москвы с Литвой сменился борьбой с Польшей; борьба стала ожесточеннее; теперь дело шло не о первенстве — дрались не на жизнь, а на смерть.

Не раз клонилась под грозою
То их, то наша сторона.

Когда в конце XVIстолетия, со смертью последнего царя Рюриковича, исчезла в Москве прирожденная власть и Россия, как в наши дни, очутилась на краю гибели, поляки думали, что единоборство навеки закончилось их торжеством — казалось, в Москве царем сядет польский король. Но лишь только Московское государство оправилось от смуты, оно при первых Романовых возобновило старую борьбу за русские, подчиненные Польше земли, и ослабевшая Польша стала уступать их Москве. При Петре Великом ясно политическое преобладание России над Польшей, но историческая задача освобождения подъяремной Руси еще не кончена: она передана XVIII веку и осуществлена (хотя и не полностью) лишь путем «трех разделов» Польши.

В Западной Европе весьма распространено представление, будто при трех разделах Польши Россия посягнула на независимость части польского народа. Достаточно открыть любой исторический атлас, чтобы убедиться, что ни одного клочка действительно польской земли мы тогда не приобрели. При дележе Польского государства Россия освободила исконные русские земли (кроме Галиции, которая перешла к Австрии) и заменила польское иноземное господство над нерусскими землями (над Курляндией и собственно Литвой) господством русским. Грех овладения частью польской земли и польского народа совершен Россией не при трех разделах, а в 1815 году на Венском конгрессе, где соучастницей в преступлении была (за исключением Франции) вся Европа.

Это краткое бесхитростное перечисление главных исторических событий, определивших судьбы Белоруссии, вполне достаточно, чтобы сделать следующие обобщения.

Часть русского народа в век ослабления русского единства подпала под власть народа литовского; благодаря высшей культуре она приобрела в Литве господствующее положение, образовала с ней одно государство, но сознания народности не потеряла. По мере роста Москвы пограничные русские области Литвы, частью по собственному почину, переходят под власть московского великого князя. Соревнование Вильны и Москвы клонилось к торжеству последней, но тут явилось на сцену новое действующее лицо — польский империализм, и естественный ход событий — национальное объединение русского народа — остановился. Белорусы оказались под властью поляков. Не оружие, не заселение, не торговля отдали судьбу белорусов в руки Польши: tu, felix... Polonia, nube!¹⁹

Трудно найти в истории другой династический брак, который был бы столь богат последствиями²⁰

, как устроенный польскими магнатами брак Ядвиги с Ягайло. Польша получила Литву, а с нею и часть России, как бы в приданое; оставалось только выждать время и потом вступить во владение этим приданым. Фактически во владение вступили с середины XVвека, со времени личной унии, а выполнение всех формальностей закончили в 1569 году.

Вместо самодержавного и демократического строя русского государства на Белую Русь распространился олигархический и сословный строй Польши. Крепостная зависимость от иноплеменных панов отразилась невыгодно на характере населения, наиболее забитого и приниженного во всем русском народе²¹

Но нас интересует здесь не характер владения, а вопрос самого права владения. Нам важно отметить полное отсутствие национальных оснований для господства Польши над Белой Русью: это господство было порождением империализма, осуществлялось во имя его и могло бы возродиться ныне не иначе как во имя него же.

В наши дни империализм не в моде (по крайней мере, на словах), и, чтобы оправдать свои вожделения на исконно русские земли, польским шовинистам ничего не остается, как придумать ложный этнографический довод. И вот они заверяют иностранную публику, что белорусы не русские, а «белые ruteni». Но мы уже видели, что rutenus есть не что иное, как искажение слова «русин» и, следовательно, синоним слова «русский»; мы говорили, что оно применялось по-латыни ко всем частям России. Так, Волга названа (в 1556 году) «Volga ratenica». Больше того, есть документы, именующие правительство Петра Великого и даже императрицы Анны Иоанновны (+1740) правительством rutenorum. С такой искаженной транскрипцией мы встречаемся во многих именах, но нельзя же из-за этого уверять, что в городе Romaодно предместье называется Рим. Называйте немцев немцами, швабами, tedeschi, allemandsили germans — вы их этим на пять частей не поделите, и они останутся тем, что в действительности есть, — одним народом, и имя ему — единственное действительное имя — Deutsche. Придумывайте нам имена украинцев или рутенов, мы все же останемся тем, что мы есть, — русскими.

Я искренно желаю братскому польскому народу благополучного существования — но в его национальных пределах. Для меня Варшава и под русской властью была всегда польским городом; но я не могу иметь двух мер, и потому Минск или Полоцк, хотя бы охваченные польской границей, всегда будут для меня городами русскими. Мы согрешили против вас на Венском конгрессе, взяв часть вашего народа под свою опеку; но для нас были смягчающие вину обстоятельства: вы были из числа двенадцати языков, только что вторгшихся перед тем в самое сердце России. А русский император дал вам в Вене широкую автономию и либеральнейшую по тому времени конституцию. Тогда мы были врагами, а ныне вы посягаете на целость того народа, который первый словами манифеста великого князя Николая Николаевича провозгласил ваше единство и вашу свободу и декларацией Временного правительства — вашу независимость. Вы пользуетесь часом наших неслыханных мук, чтобы расчленить тот народ, который только что целый год заливал потоком своей крови вашу землю, отстаивая каждую пядь ее от вашего главного, прирожденного врага. Сто лет назад судьбу государств вершили короли и десяток вельмож; ныне вся демократия несет ответ за ложные шаги. То было время, когда считалось, что дипломатические ножницы вольны выкраивать из безличной народной массы какие угодно узоры и что народам не полагается испытывать боли от этой операции. А ныне на весь мир громогласно провозглашены права национальностей как незыблемый принцип справедливости; теперь каждый из вас знает, что вы нарушаете ее. Ваш грех тяжелее: вы совершаете его в полном сознании; берегитесь, не стал бы он для вас грехом смертным.

Дерево русского народа растет более тысячи лет. Корни его — это те славянские племена, которые пришли на нашу равнину в дорюриковскую эпоху. Они были между собою в ближайшем родстве и, естественно, дали единый ствол, вполне однородный, в котором не отличить, какие частицы привнесены каким корнем. Так росло оно четыре или шесть веков, когда в XIIIвеке ураган расколол этот ствол на три части. Дерево захирело. Отколовшимся частям пришлось зажить отдельной жизнью, но они крепко сидели на общем корню, и взаимное тяготение не покидало их. Одна из трех ветвей, более сильная, на большем просторе оправилась раньше и покрыла своей тенью своих сестер; другая, после трехсот лет страданий, измученная, сама потянулась к ней, и та поддержала ее и притянула; третья бессильно ждала в неволе и дождалась — и ее наконец охватила могучая листва обеих сестер. И срослись вновь три ветви так прочно, что почти не видно было черты их срастания.

В наш век завелся в дереве злой червь и оплели его паразиты, те самые, что не жалеют ныне ни одного дерева в роще. А тут налетел второй ураган, пуще прежнего, и стал безжалостно гнуть и трепать больного исполина. Застонал, заметался... Увидали это и недруги, и иные из наших друзей, и потянулись жадные и завистливые руки к нему, чтобы вновь расщепать его... Оставьте! Корень глубок и могуч — не удастся.

Кто прочтет эту главу, заметит, что в нашей метафоре каждое слово основано на исторических фактах и датах, что она точно передает сущность этнографического процесса нашего триединого народа.

Теперь перейдем к территориальной стороне украинофильских вожделений.

7. Кому принадлежат черноморские степи?

Россия и Азия

У Руси киевского периода был на востоке и на юге грозный враг — степь, вековая арена азиатских хищников.

Азия с незапамятной древности от времени до времени высылала из своих недр племена диких кочевников. Они входили широкими воротами между Уралом и Каспийским морем, собирались где-то в степях нижней Волги и вдруг, как гонимая ураганом саранча, неслись на запад по черноморским степям через нижний Дон, Днепр и Днестр, через Карпаты и Дунай разрушать и обновлять обветшалое наследие римской государственности. Так пронеслись в Vвеке гунны, сметя в днепровском бассейне готское государство Германриха; вслед за ними прошли болгары, оставив часть своего племени навсегда на средней Волге; через сто лет после гуннов прокатилась волна аваров, захлестнула передовые восточные славянские племена в Приднепровье и встревожила с насиженных мест в Карпатах остальных их сородичей; тогда, в VIвеке, началось усиленное расселение славянских племен с Карпат на юг, восток и север. Век, когда зарождалась русская земля, был временем сравнительного затишья в степи — не было бури, но волны катились непрестанно: хазары (в IXи X веках), печенеги (в Xи XI веках), половцы (в XI, XII и XIIIвеках) триста лет беспрерывным прибоем тревожат Киевскую Русь, не дают ей отойти от Днепра на восток, не дают спуститься до Черного моря. Юной Руси, передовому бастиону культурной христианской Европы, пришлось оказать ей тогда великую услугу: отбивая, сдерживая, поглощая кочевые племена, она ограждала левый фланг крестоносной Европы. Запад тогда не знал, да и теперь не вспоминает, этой услуги; но России она обошлась в дорогую цену, особенно России Южной, принимавшей на себя главные удары все новых волн.

Были и другие причины ослабления Руси в XII веке, причины внутреннего порядка: междоусобная борьба Рюриковичей, о которой мы говорили выше, и недочеты социального строя, вопрос о которых стоит в стороне от нашей темы. Не выдержал неокрепший организм этого двойного испытания — стали люди уходить из неспокойных мест, началось (с конца XIIвека) запустение Киевской Руси, началось перенесение центра тяжести государственной жизни на север — в леса, вдаль от опасной степи, туда, где зарождалось Московское княжество. И когда в XIII веке из степи налетел девятый вал, нагрянуло татарское нашествие (1224 и 1239 годы), юг был сломлен; Киев после храброй защиты взят и сожжен (1240 год). В 1246 году францисканец Piano Carpiniпроезжал на Волгу проповедовать слово Христово татарам; на пути из Владимира-Волынскогок Киеву и далее он почти не встречал русских людей — зато видел в полях бесчисленное множество костей и черепов.

Это был трагический час перелома в русской истории. Жизнь замирала на Днепре, но семя ее было переброшено на северо-восток и здесь, в сравнительном укрытии, медленно прорастало: упорно, тяжкими усилиями поднимала голову Москва.

Читатель заметит, насколько эти факты противоречат обычному западному представлению о России как об азиатской силе, грозящей Европе: не угроза ей, а охрана ее от Азии — вот роль России сквозь всю ее историю²²

Но нас интересует теперь другой вывод из изложенного: нам интересно очертание восточной и южной границы Руси или, вернее, восточного ее фронта ко времени татарского нашествия.

Покинув в VIвеке Карпаты, утвердившись в IXвеке на великом водном пути (Новгород — Киев), славянские племена, составившие русский народ, не остановили своего стремления на восток, но стремление это встретило на различных частях фронта различную степень сопротивления. На севере движение затрудняла лишь природа, и русские здесь продвинулись на восток далеко, за Вятку; в Центральной России, на средней Волге, путь руси был прегражден болгарским государством (будущим царством Казанским) — здесь Россия ко времени нашествия татар успела лишь достигнуть устья Оки и укрепиться на нем, построив Нижний Новгород (1221 год); наконец, на юге силы Азии имели перевес, и Россия едва удержалась на Днепре. Соответственно этому граница начиналась на севере восточнее Вятки, шла на Нижний, охватывала Рязанское княжество, Орловскую землю и княжество Курское и вдоль реки Сулы подходила к Днепру; против киевского участка его она отстояла от Днепра лишь на 100—200 верст; у реки Роси, правого днепровского притока, впадающего всего в 150 верстах южнее Киева, граница пересекала Днепр и шла под прямым углом по Роси и далее к южной грани Буковины²³

Такое очертание границы доказывает, что пространство позднейшей Европейской России делилось в древности не по параллели (как разделили его германобольшевики в Брест-Литовске), а в направлении с севера-востока на юго-запад; северо-западная часть — это Россия (Европа), юго-восточная — это «степь» (Азия). Непрестанная борьба этих двух частей составляет одно из основных явлений русской истории. Тысячелетний процесс отодвигания юго-восточной границы закончился только в эпоху империи — закреплением Азова за Россией в 1736 году и занятием черноморского побережья при Екатерине Великой.

Если теперь посмотрим на карту германской Украины, то увидим, что почти все пространство былой азиатской степи, лежащее к западу от Дона и до границы Румынии, включено творцами брест-литовского договора в пределы Украины. Невольно является предположение, что степь эта в эпоху, позднейшую рассмотренной нами, была отвоевана от татар украинским казачеством, что заселили ее только малороссы и что центром, где созрела мысль утверждения России на берегах Черного моря, был Киев. Предположение совершенно ошибочное. Только северо-западный угол этого пространства, прилегающий к левому берегу Днепра (то есть губерния Полтавская, соседняя часть Харьковской и юго-западная часть Курской губернии), был приобретен, если можно так выразиться, из Киева; участок этот образовал в XVI и XVIIвеках Левобережную Украину. Вся остальная площадь присоединена к России усилиями Москвы и Петербурга²⁴

В 1239—1241 годах татары Батыя разграбили и пожгли Суздальскую землю и Западную Россию, проникли в Литву, где разорили Гродно, огнем и мечом прошли насквозь всю многострадальную Южную Русь, вторглись в Польшу, Силезию, Моравию, Венгрию, всюду нанося поражения, и опустошили Трансильванию. Но судьба спасла Западную Европу: в далекой Монголии скончался верховный хан, и Батый повернул назад, в волжские степи. В степи образовались монгольские государства: Ногайская Орда — к западу от Днепра, Орда Золотая и другие — в степях Дона и Волги.

Бессильная, раздробленная, обезглавленная лежала истощенная Россия у ног победителя. Природа не дала ей в помощь для ограды с юга ни гор, ни рек, ни даже камня, чтобы создавать себе укрепления. XIII и XIV века были веками уныния, духовного и физического оскудения. Но в народной глубине все же текли струи возрождения, и в 1380 году желанный день настал.

8 сентября 1380 года объединенные силы русских князей под главенством московского великого князя разбили на Куликовом поле (в пределах нынешней Тульской губернии) многочисленные полчища татарского царя Мамая. Куликовская битва — поворотная грань в истории монгольского ига: отныне перевес сил склоняется на сторону России. Победа эта — дело рук северной России, сумевшей за сто пятьдесят лет, протекших с татарского нашествия, окрепнуть и объединиться вокруг юной Москвы. Юг России в этой борьбе не участвовал: он находился под иноземным господством татар²⁵

, Литвы²⁶

и Польши²⁷

Ровно через сто лет, в 1480 году, великий князь московский разрывает в присутствии послов татарского хана его грамоту. Этим актом татарское иго официально объявлено свергнутым. В 1552 году Иван Грозный берет Казань, в 1554-м — Астрахань: две главные монгольские державы разрушены — и вся Волга в московских руках. По-видимому, еще в XV веке приток азиатских сил с востока прекратился. Но Азия нашла иной путь и наступает теперь с юга, из Константинополя. Турки овладевают древними греческими и генуэзскими колониями черноморского и азовского побережий и (в 1475 году) Крымом; крымские татары становятся авангардом Турции. Крым тех времен был разбойничьим гнездом: в течение всего XVI века из года в год его конница, к которой по пути присоединяются кочевники со всей степи, врывается в пограничные русские земли, грабит и жжет селения, ловит мирных людей, разбросанных по полям во время работ, похищает женщин и детей; Кафа, нынешняя Феодосия, становится рынком сбыта русских, польских и литовских женщин в страны Черного и Средиземного морей. Ежегодные столкновения Москвы с крымцами принимают временами размеры большой войны. В 1556 году московский отряд спустился по Днепру, разбил при его устье турко-татар и взял турецкий острог Очаков²⁸

; в 1559 году московское войско тем же путем выплыло в море, впервые вторглось в Крым и опустошило его. В 1571 и 1572 годах хан крымский дважды нападает на Москву с полчищами в 120 000 человек. Но нам важно лишь отметить постепенное отодвигание московской границы на юг.

Для ограждения своих южных пределов Московское государство создает оборонительные линии. Около 1500 года главная линия системы шла по нижней Оке до Рязани, сворачивала на Тулу и кончалась близ верхнего течения Оки (где уже начиналась территория Литвы); в ближайшем к Москве участке эта линия отстояла от нее всего только верст на сто пятьдесят — так еще мал был размах неокрепшей Москвы. Но лет через шестьдесят, в царствование Ивана Грозного, создается вторая линия, верст на сто пятьдесят южнее первой; она проходит через Орел. Наконец, на исходе XVIвека возникает третья линия, много южнее; она состоит из группы укрепленных городов²⁹

; самые южные из них (Белгород и Валуйки) находятся на южной окраине нынешней Курской и Воронежской-губерний, так что около 1600 года московская оборонительная линия подошла почти вплотную к местам, где начинались татарские кочевья³⁰

Это строительство новых городов и укрепление существующих продолжается в XVIIвеке; к середине его, еще до соединения с Малороссией (1654 год) Москва владеет Харьковом и другими, более южными поселениями³¹

Южнее всего власть Московского государства проникла по Дону. Здесь донские казаки в 1637 году взяли у турок Азов. Казачество донское никогда не теряло связи с Москвой; сознавая свое бессилие удержать завоевание против могущественной Турции, донцы просили московского царя взять город под свою высокую руку; царь Михаил Федорович созвал ad hocЗемский собор (1642 год). Собор выразил готовность исполнить царскую волю, но указал на тяжелое внутреннее положение страны, и царь не решился рисковать войной с Турцией; казаки обиделись и покинули город. Лишь Петр Великий вновь взял его (в 1696 году) при помощи созданной им азовской флотилии, и только в 1736 году Азов, еще раз взятый русскими войсками, вошел навсегда в русские пределы.

На [карте] отметьте на реке Сейме точку верстах в ста пятидесяти от Курска, ниже по течению; отсюда проведите дугу так, чтобы она, огибая Харьков, прошла верст на пятьдесят западнее него; потом ведите черту на юго-восток, к Донецкому угольному бассейну, и далее на восток — к Дону; наконец, спуститесь по Дону. Все, что останется севернее проведенной вами линии, составит площадь, отвоеванную от «степи» Москвой: это те приобретения, которые Московская Русь оставила здесь в наследство Российской империи (1721 год).

Черноморского берега Москва приобрести оказалась не в силах, и это понятно: ведь одновременно с беспрерывной борьбой с азиатской «степью» Московская Русь была вынуждена вести на европейском фронте тяжелую борьбу с могущественными соседями: со Швецией и Ливонией — за восточные берега Балтийского моря, с Литвой и Польшей — за порабощенную Западную Русь. За сто три года, с 1492 по 1595-й, было три войны со Швецией и семь войн с Литвой-Польшей и Ливонией; эти войны поглотили не менее пятидесяти лет; следовательно, на западе мы круглым счетом год воевали и год отдыхали³²

Чтобы выдержать эту борьбу за существование, потребовалось необычайное напряжение народных сил, потребовалось порабощение интересов и прав личности государственным всемогуществом и создание тяжелого, но для того времени спасительного московского самодержавия. Вряд ли есть государство, рост которого дался ценой более тягостной вековой международной борьбы, чем рост государства Московского.

Посмотрим теперь, что сделала для проникновения в татарские степи западная Русь.
Роль Левобережной Украины

«Киев, поднимаясь после татарского разгрома, увидел себя пограничным степным городком чуждого государства» (Литовского). Переяславское княжество, в былое время прикрывавшее его с востока от степи, после монгольского нашествия перестало существовать; опустела также южная часть княжества Черниговского. Имена древних городов, лежавших между Днепром и Сулой, исчезают со страниц летописей на несколько столетий, а то место, где когда-то стоял Курск, с конца XIIвека порастает лесом.

Господство Литвы переносилось западной и Южной Русью легко. Мы уже знаем, что в подчиненных Литве русских княжествах литовская власть не нарушала народной жизни; как быт, как уклад, она продолжала в киевской земле быть русской, но направление государственной жизни исходило из Вильны.

Под охраной литовской государственности и московских успехов в борьбе со «степью» русский народ — но теперь уже под именем малороссов — начинает возвращаться из-за Днепра и вновь медленно заселяет покинутые им в скорбные годы земли между Днепром, Сеймом и Ворсклой³³

. С 1430 года в документах уже упоминается город Полтава. Но крымские татары еще сильны, и в 1482 году хан их, Менгли-Гирей, опустошает всю Левобережную Украину. Набеги крымцев ослабевают лишь с начала XVIвека; жизнь в крае становится более безопасной; с севера возвращаются семьи беженцев, ушедших при нашествии Менгли-Гирея; навстречу этому заселению, из степи, идет колонизация туранцев, сменяющих свою кочевую жизнь в степи на оседлую в Украине; из-за Днестра приходят валахи. И все же заселение страны происходило за время господства Литвы так медленно, что самая южная литовская оборонительная линия пересекала Днепр у Черкасс, севернее устья Сулы, и не ограждала даже Посулья³⁴

В общем выводе можно считать, что в середине XVI века Киевская Русь — украйна Литовского государства — достигла вновь тех самых границ, которые независимая Киевская Русь заполняла в эпоху своего расцвета при Ярославе Мудром (1019—1054). Дальнейших земельных приобретений Украйна не сделала: малороссы, уходившие далее на восток, вступали уже на московскую территорию, и притом не в качестве завоевателей, а как беглецы, спасавшиеся от польского владычества под крыло московского орла³⁵

Продвижение населения в степь и набеги крымцев породили в XVвеке, в целях обороны, малороссийское (украинское) казачество. С XVI века казаки сами начали переходить в наступление против татар; но эта борьба не привела к территориальным приобретениям восточнее долины реки Ворсклы: со второй половины XVI века главное внимание казачества обращается совершенно в иную сторону.

Мы видели, что с 1569 года, после полного слияния Польши и Литвы (или, точнее, после поглощения литовской государственности польскою), Польша стала наследницей всех литовских земель. Киевское Приднепровье не избегло общей участи: с этого года до 1654-го, в течение восьмидесяти пяти лет, Левобережная Украйна находится под властью Польши.

Заселение Украины после 1569 года принимает характер планомерной колонизации; огромные пространства раздаются польским магнатам, которые заселяют их выходцами из более западных частей древней России. Сперва колонизация происходит в пределах Правобережной Украины, с конца XVI века переходит на левый берег, но в глубь степи не проникает. Король Стефан Баторий основывает город Батурин (1575 год), он лежит западнее линии Сулы; еще в XVIIвеке польская семья князей Вишневецких, коим принадлежала почти вся нынешняя Полтавская губерния, принимает меры к заселению Посулья. Польское правительство озабочено не тем, чтобы колонизация проникла в глубь степи, а тем, чтобы всемерно удержать малороссийский вольный люд от такого проникновения. Ведь заселение связано с борьбой против крымцев, а набеги казаков вызывают не только ответные походы татар, но и угрозы со стороны Порты; беду натворят — «нашкодят» — украинские казаки, а отвечает за них польский король. Отсюда постоянное стремление правительства ограничить число малороссийских казаков.

Польское влияние, а затем господство, было не из легкопереносимых. Внесение начала сословности, раздача земель польской шляхте, введение крепостного права, ограничение численности казаков, обращение всех, кто сверх этого числа, в крепостных — все это вызывает враждебное настроение казачества. С конца XVIвека начинается ряд восстаний. Отношения осложняются религиозной распрей. Тяжелая духовная болезнь России и всех славянских государств — смешение начал национального и религиозного — глубоко гнездится даже в католической Польше: для Польши распространять католичество означает полонизировать, и обратно: тот не настоящий поляк, кто не католик, и притом не латинянин. Совпадение национальной, классовой и религиозной вражды придало борьбе крайнее ожесточение; она длится почти целое столетие — упорная, тяжелая. Со стороны Польши (выражаясь современным языком) — империализм, со стороны казаков — борьба за демократическую свободу; с обеих сторон — победы и поражения, нетерпимость и жестокость. Временами успешные военные действия казаков перекидываются на Правобережную Украину, но автономии казаки добиться не в силах. Даже когда при гетмане Богдане Хмельницком восстание превращается в общее народное движение и охватывает в 1648 году все малороссийское население, успех его, несмотря на ряд первоначальных побед, не приводит к желанной цели. Помощь угнетенным братьям приходит со стороны Московского государства, и в 1654 году Левобережная Украйна добровольно признает власть царя и тем освобождается наконец из-под трехсотлетнего иноземного господства.

Поглощенное борьбой за независимость, малороссийское казачество часто вынуждено прибегать к помощи крымцев против поляков и, естественно, лишено возможности помышлять о каких-либо территориальных приобретениях в степи.

Правобережная Украйна

Перейдем на правый берег Днепра. Мы можем быть кратки: говорить о каком-либо самостоятельном распространении здесь малороссов к югу не приходится. Правобережная Украйна — польская провинция, и следить за изменением ее границ значило бы излагать ход территориального роста или ущерба польской государственности в зависимости от успехов или неудач польского оружия. В XV — XVIIвеках Польша делит с Россией честь обороны Европы от Азии.

Буковина, Молдавия, Подолия, Волынь и отчасти Украина становятся постоянным театром польско-турецких войн. Не будем разбираться в этом лабиринте войн и мирных договоров: это слишком бы удлинило наш рассказ. При удаче польские войска приближались к Черному морю (например, в 1497 году поляки совершают поход к Аккерману), а турецкие войска доходили до Сандомира, Кракова (1498 год) и Львова (1672 год). Но владеет прибрежной степью неизменно Турция. Она же с конца XV века овладеваетМолдавией и нынешней Бессарабией³⁶

, так что и вся западная часть степи — прочно в азиатских руках.

Под прикрытием литовской и польской государственности границы Украины продвинулись южнее реки Роси верст на сто пятьдесят по Бугу и на пятьдесят по Днепру³⁷

Правобережная Украина, как мы видели, принимала участие в восстаниях левобережных казаков, но тщетно; Москва же оказалась не в силах освободить всю Малороссию. На правом берегу только Киев с окрестностями отошел к Москве (1667 год), вся прочая правая Украина осталась в руках поляков; судьба ее переменчива в зависимости отхода войн между Турцией, Польшей и Москвой. В 1665 году гетман правобережных казаков Дорошенко отдается под власть Турции; в 1667-м он вновь подчиняется Польше; в 1672-м, по мирному договору, Польша вынуждена отдать Правобережную Украину и Подолию под верховенство Турции, причем Дорошенко признан ленником султана; в 1675-м Иоанн Собесский вновь овладевает Подолией и Украиной; по миру 1676 года одна треть последней остается за казаками под главенством Турции, остальная часть ее опять подчинена Польше. Москва не забывает Украины: по мирному договору 1681 года между Турцией и Москвой, Правобережная Украина признана ничьей, то есть как бы самостоятельной; но через два года Польша вновь подчиняет ее еще на сто с лишним лет. Только второй раздел Польши (1793 год) освободил эту часть русской земли от иноземного владычества.

Запорожцы

Мы проследили положение северной границы степи к середине XVIIвека, то есть ко времени присоединения Малороссии к Московскому государству. Граница начиналась у Днестра, верстах в двухстах от берега моря, пересекала Буг на таком же расстоянии от устья его и упиралась в Днепр выше устья Ворсклы; на левом берегу Днепра она выгибалась дугой на север, вновь спускалась южнее Харькова и шла далее к нижнему Дону. Этнографически это была граница русского народа, политически западная половина составляла границу Польского королевства, восточная — границу царства Московского.

Параллельно этой линии, верстах в ста-двухстах южнее ее, от Буга до Дона тянулась граница азиатских государств: от нижнего Буга до нижнего Днепра шла граница Оттоманской империи, от нижнего Днепра до нижнего Дона — граница Крымского ханства³⁸

Между этими двумя параллельными границами оставалось обширное степное пространство, почти не заселенное, как бы res nullius³⁹

. Здесь кочевали ничтожные остатки прежних, когда-то страшных нам туранских народов; они все как бы не решались примкнуть к тому или иному из соседних государств и предпочитали гулять на свободе в полупустынной степи. С запада эта часть была ограничена по Бугу Оттоманской империей, с востока — землями донцов.

Тот участок нижнего Днепра, где он у Екатеринослава поворачивает резко на юг и течет в этом направлении на протяжении около ста верст, приходится как раз в центре указанного бесхозного пространства. На этом стоверстном участке находятся пороги, а ниже их, в том месте, где река вновь принимает иное, юго-западное направление, лежат среди камышовых зарослей острова, в те времена они были покрыты лесом. Это было прекрасное место для наблюдения за степью, для предупреждения о нападении татар, и на островах этих с конца XVвека малороссийские казаки держали сторожевой пост. Здесь — охота, рыбный промысел; здесь — свободно: ни властей предержащих, ни помещиков, ни законов, ни судов. Сюда бегут все не ужившиеся в тяжелых правовых и экономических условиях тогдашней государственной жизни, бегут неудачники и лихие искатели приключений. В последней четверти XVIстолетия на главном острове имеется уже постоянный пост, а летом собираются более значительные казачьи силы для совершения набегов в степь, на крымские и турецкие владения. После перехода Украины под власть Польши число бегущих в Запорожье быстро возрастает. Тут слагается самостоятельное казачество, вовсе не признающее польской власти. Оно выливается в форму своеобразной республиканской общины и выражает собой как бы протест против новых порядков — против крепостного права и мер, ограничивавших свободный рост казачества, — и в то же время является средством борьбы против турко-татар. Не станем излагать строй этой странной республики, полноправным «гражданином» которой мог стать холостяк любой национальности⁴⁰

, лишь бы умел прочесть православный Символ веры. Нас интересует роль запорожцев в деле овладения «степью».

Одинаково лихие на коне и в ладье, казаки с конца XVIстолетия совершают набеги на турецкое черноморское побережье; овладевают Очаковом (1585 год), нападают на Варну (1605 год), где разбивают турецкий флот; в 1613-м берут Синоп, в 1616-м — Тра-пезунд, где опять разбивают турецкую флотилию; в 1607-м налетают на Очаков и Перекоп; в 1612-м — на Кафу (Феодосию). Но это только набеги: набегут, награбят, освободят пленников, подожгут и исчезнут. Установить какое-нибудь длительное господство над тем местом, где они развернули свою удаль, они не в силах, и понятно: это лишь горсть храбрецов. В 1594 году их всего 1300 человек, и во всю позднейшую историю запорожского казачества численность его не превосходит 13 000. Не будем также преувеличивать их идейного значения в смысле борьбы с азиатской силой. С крымскими татарами они то враги, то союзники против поляков.

Все с той же целью избежать осложнений с Крымом и Турцией польское правительство принимает ряд мер (первая четверть XVII века), чтобы препятствовать уходу людей в Запорожье: оно строит крепость Кодак на Днепре выше порогов, чтобы отрезать запорожцев от остальных казаков (1635 год), и мешает казакам выходить в Черное море; но Кодак в том же году взят и разорен. Польша не в силах совладать с запорожцами: слишком уж далеко до них. За порогами происходит то же явление, какое мы отметили в развитии украинского казачества: с усилением польского господства ослабевает борьба со «степью» и все силы казачества обращаются против поляков. Запорожцы участвуют во всех восстаниях против Польши; на их островах создается идейный центр этой борьбы. В период между 1625—1650 годами здесь обдумываются и организуются восстания малороссийского казачества. В 1654 году запорожцы признали, наравне со всей Малороссией, власть московского царя. При этом та часть степи, где запорожцы в силу своих набегов являлись как бы фактическими хозяевами, перешла под московское господство; расширенная победами империи до морских берегов, она составила в XVIIIстолетии так называемую Новороссию.

После перехода под власть Москвы центральная часть степи оставалась почти незаселенной еще около ста лет. Граничащие государства не решались заселять свои окраины из опасения, что соседи заселят свои; так, русско-турецкий договор 1681 года постановил, что местность между Бугом и Днепром должна в течение двадцати лет оставаться впусте. В середине XVIIвека образуются первые поселки из малороссийских казаков и беглецов из остальных частей России; поднимается впервые тучная целина степи. Петербургское правительство охотно допускает сюда всех желающих: приходят сербские поселенцы из Австрии, болгары, волохи и др. Закладывается начало административного устройства края⁴¹

. При Екатерине Великой отводятся земли немецким колонистам; появляются греки; переселяется из Великороссии значительное число раскольников.

Правительство озабочено постройкой городов; это прежде всего крепости для защиты от турецких и крымских владений. Ныне в некоторых уездах Новороссии среди крестьянского населения процент малороссов очень высок, но не надо думать, что города создавались среди этого населения; они создавались в полупустыне. В 1760 году все население края составляло 26 000 человек (sic!), в 1768-м —52 000, в 1787-м, когда край посетила Екатерина Великая, в нем было 700 000 с лишком⁴²

. Правительство раздавало земли офицерам, солдатам, помещикам; некоторые вельможи получили по сто тысяч десятин; владельцы переселяют на новые земли «своих» крестьян из других имений, то есть со всех краев России. Расширение границ края до моря было следствием блестящих русско-турецких войн екатерининского царствования. В 1770-х годах наши войска берут Аккерман⁴³

, в 1784-м Крым, в 1788-м Очаков; в 1789 году занято то поселение, где стоит Одесса. В это же царствование основывается черноморский флот, и в 1787 году князь Потемкин, всемогущий наместник юга, показывает императрице на севастопольском рейде 15 больших и 20 мелких военных судов. Пределы России за счет Турции продолжают расширяться и в следующие царствования: в 1812 году присоединена Бессарабия. Вся жизнь юга — будет ли то создание кораблестроительной верфи в Херсоне или основание и рост Одессы, разработка (с 1849 года) донецкого угля, постройка железных дорог или создание торгового флота — есть следствие общей работы всей русской империи.

Здесь мы могли бы закончить эту главу. Но приведенные нами исторические факты дают возможность неожиданно для нас самих дать ответ также на вопрос: была ли когда-либо Украина самостоятельной? Украинофильская пропаганда уверяет (и иные заграничные газеты повторяют с ее слов), что Украина была самостоятельным государством (stato Cosacco) в XVI и XVII веках.

Мы видели, что в эти века Украина составляла часть Польского государства. Польская государственная власть распоряжалась территорией Украины, уступая части ее своим врагам; она строила в ней города, вводила в стране польское право и польские порядки, а в городах вводила право магдебургское; она же определяет численность казаков: в 1575 году — в 60 000 человек, в 1627 году — в 6 000 человек, в 1638 году — в 1200 человек (!); вводит крепостное право и обращает в него даже часть казаков. Предоставленная малороссийскому населению свобода веры такова, что православный митрополит Киевский просит (1625 год) московского царя принять Украину в свое подданство, а польские помещики сдают свои имения в аренду евреям с правом патроната над православными церквами; взятые в плен гетманы считаются бунтовщиками и, как таковые, подвергаются в Варшаве всенародной, а подчас и лютой казни⁴⁴

. Тогдашние украинцы не считали себя свободными и упорно, целое столетие жертвовали своей жизнью в тщетной надежде сбросить иноземное иго.

Если украинофилъская партия называет страну, находившуюся в подобном положении, государством и считает ее независимой, то надо предполагать, что слова государство, свобода и независимость имеют у этой партии другое значение, чем на русском языке.

Искать в истории России или малороссийской ее части основания для украинских территориальных вожделений или для создания из Украины самостоятельного государства — дело тщетное. Лучше раскройте записки Бисмарка: он вам расскажет, как после 1848 года германские либералы выработали план отколоть от России ее южную часть. Взгляните еще на ту схему-карту, которую мы находили в ранцах германских солдат еще в 1914 году: там начерчена раздробленная Россия, маленькая Польша и обширная Украина. Всмотритесь также в какую-нибудь карту пангерманских замыслов, например на приложенную к книжке «La Boemia contro 1'Austria-Ungheria» (Рим, 1917) чехословацкого министра иностранных дел Бенеша: на ней видно, как полезно для обеспечения Багдадского грандиозного проекта создать «самостоятельную» и... благодарную Украину.

Неизменное немецкое «Divide et impera»⁴⁵

— вот где лежит зародыш украинского сепаратизма. Выгодно ли союзникам играть в руку Германии?

(Украинский сепаратизм в России. Идеология национального раскола. Сборник./ Вступительная статья и комментарии М. Б. Смолина. Оформление М. Ю. Зайцева. – М.: Москва, 1998, с.25-123)

Примечания

В Древней Руси известны три Переяславля; каждый стоял на реке Трубеж.
По переписи 1897 г., в империи (за вычетом Финляндии) финнов значилось 3,5 миллиона. Главнейшие их племена: эсты — 1 миллион, собственно финны — 140 тысяч, живущие почти все в Петроградской губернии, карелы — 200 тысяч, между Финляндией и Белым морем, и мордва — 1 миллион, в губерниях средней Волги. Карелы, и в особенности мордва, почти совсем обрусели.
Иностранцы, начиная изучать русский язык, обыкновенно удивляются, что так часто букву «о», когда на ней нет ударения, надо произносить, как «а». Древнее «о» осталось в правописании, но в произношении имеет тяготение переходить в «а». Это самое типичное отличие великорусского наречия, вернее, его южного поднаречия, ставшего русским литературным языком. Вряд ли указанное отличие есть следствие финского влияния, так как на северном поднаречии (к северу от Москвы — в Новгороде, Костроме, Перми и пр.) говорят на «о»; по-видимому, оно следствие западного влияния, ибо у белорусов встречаем «а» вместо «о» даже в тех случаях, когда на него падает ударение.
Иностранная печать нередко повторяет вслед за украинофильцами, что великороссы произошли от смешения русских с татарами; в татарской крови наивно ищут даже одну из причин большевизма. Но преданные магометанству приволжские (казанские) татары с русским населением вовсе не смешивались (они до сих пор живут обособленными деревнями). Исключение составляла только татарская знать: московское правительство приманивало ее в состав служилого сословия, обеспечивая выгодное положение крестившимся, и, например, князья Урусовы по местническому распорядку стояли в Москве значительно выше многих Рюриковичей (как-то: Барятинских, Долгоруких, Волконских и других). Заметим, что иностранное представление о современных татарах как о какой-то варварской среде совершенно не соответствует действительности: приволжские татары — спокойный, почтенный народ, обладающий многими качествами: они трезвы, домовиты, опрятны, дисциплинированны, полны уважения к традициям.
Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. С. 108.
Первым в этом ряду был отец Калиты, князь Даниил Александрович (1262-1303).
Если читателю эти страницы слишком напомнят учебник, напомню ему в свою очередь, что брошюра наша задумана была прежде всего для иностранцев.
Ключевский В. О Курс русской истории Т II С. 57.
Седьмая глава была напечатана (до составления настоящей) в качестве самостоятельной статьи в итальянском журнале «Nuova Antologia» (февраль 1919 г.); этим объясняется не вполне удачное распределение материача между настоящей и седьмой главой.
См., например, интервью главы «украинской миссии» в Риме графа М. Тышкевича в «Corriere d'ltalia» от 9 июня 1919 г.
С точки зрения житейского критерия главное отличие малороссийского наречия от великорусского заключается именно в произношении. Говор малоросса не сразу поймешь, но, открыв впервые малороссийскую книгу, культурный великоросс станет читать ее без затруднения. В противность великорусскому наречию, малороссийское сохранило нетронутым древнерусское мягкое «г», зато почти всюду заменило древний звук «е» звуком «и».
Дрегва — топь, трясина (Даль; см. слово «Дрожать»); то же значение имеет литовское kirba. откуда, вероятно, и произошло название кривичей (Соловьев. I, 47).
Древляне, поляне, полочане, новгородцы, северяне, бужане.
Небольшая река Калка впадает в Азовское море.
Ливы — отрасль финского племени; с XIII в. страна, ими населяемая, стала называться Ливонией (нынешняя Курляндия).
К югу от Смоленского.
Гедиминовичи уселись в главных городах; Рюриковичи измельчали.
Например, «Статут Казимира-Ягеллона» 1492 г., «Статут Литовский» 1505-го, последний раз исправленный в 1588 г., «Летопись Даниловича», Библия Скарины издания 1517 и 1585 гг. В языке этих памятников немало, однако, чужеземных слов — церковнославянских, польских, даже чешских, и он заметно отличается от современного ему простонародного наречия. Самостоятельного литературного значения белорусское наречие никогда не имело.
Ты, счастливая... Польша, заключай браки (лат.). Парафраза крылатого выражения «Tu, felix Austria, nube». — Ред.
Могущество Польши в XV-XVII вв, порабощение Малой и Белой России, задержка роста Московской Руси, отдаление ее от Европы, приостановка германского распространения на восток и турецкого — на Центральную Европу — вот отрицательные и положительные факторы европейской истории, берущие начало от брака 1386 года.
Тяжелые природные условия жизни в дремучих, болотистых, бездорожных лесах Полесья — другая причина культурной отсталости белорусов.
Недавно принц Максимилиан Баденский в одной из речей своих повторил обычное немецкое утверждение, будто Германия является оплотом против Азии, то есть России. В течение всей своей истории Россия вступала в Германию три раза: в Семилетнюю войну, которую вела в союзе с Австрией и Францией, в 1813 году, когда во главе Пруссии и Австрии освободила Европу от наполеоновского господства, и в 1914-1915 годы. В который же из этих трех случаев Россия действовала в качестве азиатской державы?
Русь киевского периода свободно плавала по нижнему Днепру (ведь стрелы не хватает до середины реки), провозила товары и совершала набеги на византийское побережье — но оба берега реки были в азиатских руках. Киевская Русь (как и Московская) никогда черноморским берегом не владела. Единственное исключение — византийская колония Херсонес Таврический (близ Севастополя), который был во владении Владимира Святого в течение одного года (987 год), и Тмуторакань, сведения о которой прекращаются с конца XI века: видимо, это княжество было раздавлено каким-то азиатским нашествием.
Обращаем внимание читателя также на западную границу России. На северном участке этой границы город Юрьев был основан великим князем киевским Ярославом I в 1030 г. в земле финского племени эстов; в 1224-м он был взят немцами Тевтонского ордена и переименован в Дерпт. Город Гродно был основан (вероятно, в XI веке) русскими — кажется, среди литовского населения; с 1270 г. город перешел под власть Литвы. На южном участке — города Львов (основан в 1241 г. князем-королем Даниилом Галицким) и Холм (основан ранее XI в.) основаны русскими, в русской земле, среди русского населения — факт, который не нравится иным из моих польских друзей, sed magis arnica veritas (но истина еще больший друг. — Ред.).
Татары в 1239 и 1240 гг. разорили весь юг России: Переяславль, Чернигов, Киев, Холм, Галич были сожжены. За полтора века Киев не в силах был оправиться и бесславно прозябал; неизвестно даже, были ли у него свои князья; в 1363 г. он стал легкой добычей Литвы. Княжество Переяславское, южные части княжеств Черниговского и Курского оставались разоренными и под гнетом татар.
Вслед за татарским нашествием, как бы на смену ослабленной Руси, стала подниматься Литва. Выше мы отметили быстрый рост ее в XIII и XIV веках за счет русской территории; в 1363 г. великий князь литовский Ольгерд владел уже Киевом. В 1380 г. сын и преемник его, Ягайло, спешил на помощь Мамаю, но опоздал.
Ко времени Куликовской битвы крайний южный выступ России находился в руках Польши. Объединившееся Галицко-Волынское княжество быстро оправилось после татарского нашествия 1240 года и прошло при князе-короле Данииле (1249-1264) через период расцвета; но в следующие сто лет оно клонится к упадку: пресечение галицкой линии Рюриковичей, борьба князей с боярами и давление сильных соседей — Венгрии, Литвы и Польши — положили конец его самостоятельности. Галиция (в 1349 г.) и западная часть Волыни, Холмская земля (в 1366 г.) захвачены Польшей; остальной частью Волыни завладела (в 1340 г.) Литва; окончательно такое распределение установилось в 1387 г.
Отметим, что этот отряд построил себе суда на реке Пселе, то есть в центре Левобережной Украины.
Вот важнейшие из этих городов, считая с запада на восток: Кромы (верховья Оки), Ливны (основан в 1586 г.) и Етец; южнее: Курск (1586), Оскол и Воронеж (основан в 1586 г.); еще южнее: Белгород и Валуйки (основаны в 1593 г.). К этой же эпохе усиленного строительства относится, вероятно, и укрепление Царицына на нижней Волге, упоминаемого с 1589 г.
Мы указали здесь основные линии систем; впереди каждой из них шли линии засек, рвы да острожки, а еще далее, верст на 100-200 вперед, выдвигалось сторожевое охранение. Таким образом, фактически власть Москвы распространялась значительно южнее тех мест, где проходила в данный период основная линия.
Так, Валки близ Харькова упоминаются как московский город в 1642 г.; Купянск, в 60 верстах к югу от Валуек, упоминается в таком же смысле в середине XVII века. Изюм (на Донце, 100 верст к юго-востоку от Харькова), где еще в XVI в. был московский сторожевой пост, в 1681 г. превращается в крепость.
Ключевский В.О. Курс русской истории. Т. II. С. 268.
Это треугольное пространство между Днепром, Сеймом и Ворсклой и составляет действительную территорию Левобережной Украины XVI и XVII вв. На правом берегу название «Украина» применяется правильно только к землям древнего Киевского княжества и к полосе, прилегавшей к нему с юга (где лежат города Брацлав и Звенигород); западнее начинались уже Волынь и Подолия. Если вы посмотрите карту, приложенную к статье «Россия» в итальянской «Энциклопедии» Валларди, то убедитесь, что из имени «Ucraina» лишь буква «U» помещена на правом берегу (немного к северо-западу от Киева); остальные шесть букв переходят на левый берег, причем последнее «А» приходится немного северо-восточнее г. Полтавы. То же размещение надписи вы найдете на любом современном серьезном атласе, и вполне правильно, ибо пространство, к которому обыкновенно применялось название «Украина» в XVI и XVII вв. (когда будто бы существовало украинское государство), обнимало именно соответствующую площадь. Правда, имеется карта 1650 года, на которой границы Украины заходят много южнее, вплоть до границы Оттоманской империи, владевшей тогда берегами Черного моря. Но карта эта, очевидно, следствие побед Богдана Хмельницкого 1648 г., когда Украина достигла максимума своей независимости и действительно получила зачаточный облик государственности. Он просуществовал недолго, всего шесть лет, до 1654 г. На той же карте 1650 г. видно, что вся южная часть территории была пустыней: это была, собственно, не часть Украины, а то, что ныне назвали бы ее «зоной влияния». Применение имени «Украина» к другим территориям, включая на западе Галицию, а на севере древние Пинское и Туровское княжества, как то делает г-н Грушевский, есть не что иное, как мания величия задним числом.
Эта линия, хронологически третья, отходила от Винницы на верхнем Буге, шла через Белую Церковь и Черкассы и загибалась к северу. Вторая литовская линия проходила через Житомир, Киев и Остер (на нижней Десне); первая линия шла в Полесье, по долине Припяти, и включала замки Овруча, Мозыря и Любеча.
Так, первые поселенцы Харькова были малороссы с правого берега Днепра.
Город Хотин, лежащий на самом севере Бессарабии, в XVI и XVII вв. был турецкой крепостью с постоянным турецким гарнизоном.
Эта добавочная территория составила Брацлавское воеводство; неофициальное наименование «Украина» распространилось также и на него.
На участке между Днестром и Бугом польская и турецкая границы совпадали. Конечно, мы указываем здесь границы схематично, лишь бы дать идею их.
Ничья вещь (лат.).
Большинство запорожцев были малороссы
Западная часть, от Буга до Днепра, получает (ок. 1755 г.) название Новой Сербии; восточная, от Днепра до Земли Войска Донского, — Славяно-Сер-бии. С 1764 г. край называется Новороссийской губернией; по мере расширения его пределов в нем образовывались новые губернии.
Приведем годы основания некоторых городов внутри страны. Екатеринослав и Херсон основаны в 1778 г., Елизаветград в 1754-м, Павлоград в 1779-м, Николаев в 1784-м. На побережье. Одесса в 1794 г., Севастополь в 1784-м, Мариуполь в 1779-м, Ростов-на-Дону в 1761-м; лежавшее близ него укрепление (Св. Анны) было основано в 1731 г.
Аккерман окончательно перешел во владение России в 1806 г. Изгнать из южных степей азиатское господство и овладеть Черным морем не было под силу ни дотатарской единой Киевской Руси, ни Москве или Украине (частям распавшейся под иноземным давлением России), ни Польше, ни Литве. Только Империя, то есть вся полнота русского мира, оказалась достаточно мощной, чтобы овладеть югом русской равнины. Пройдет революционный угар, и юг этот вновь будет принадлежать тому же единственному и естественному владыке своему — единому русскому народу.
Например, Сулима и Павлюк в XVII в.
Разделяй и властвуй (лат)

Князь Волконский А.М. Историческая правда и украинофильская пропаганда (продолжение, часть 2) // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.10468, 11.06.2003

[Обсуждение на форуме «Праславянская Цивилизация»]