Напечатать документ Послать нам письмо Сохранить документ Форумы сайта
АКАДЕМИЯ ТРИНИТАРИЗМА На главную страницу
Магнитова В.Г.
Триединство как основной принцип философии Вл. Соловьева

Oб авторе
«Без Троицы дом не строится» — утверждает русская народная пословица. И в устах народа это не просто религиозный афоризм, но жизненная аксиома. «С-троить» значит «с-траивать», то есть сводить воедино три порождающих любого явления. Древнейший индоевропейский корень заключает в себе именно этот созидательный смысл. Троица — это формула целостности.
Названная в пословице закономерность получила изначальное выражение в культовых системах в форме богов и в образной форме в искусстве. Троица (триединство, троичность) едва ли не самый распространенный образный и концептуальный комплекс истории мировой культуры и мировой мысли. Универсальность этого принципа позволяет говорить об его архетипичности.
Все системы, претендующие на глобальность, обязательно соблюдают троичную структуру. В культовой сфере это зороастризм, ведизм, индуизм, буддизм, христианство и др. И хотя триединые боги носят разные имена: Зерван — Ахура-Мазда, Спендер Майти и Воху Мана в зороастризме; Тримурти — Брахма, Шива и Вишну в индуизме; Любовь — Отец, Сын и Святой Дух в христианстве — общими являются функции, приписываемые богам троиц.

Сфера человеческой мысли, в предельно обобщенной формулировке, также базируется на «трех китах». Еще пифагорейцы считали, что вселенная и все вещи определены троицей. П. Флоренский отмечал, что жизнь разума троична: это выражено в трех законах формальной логики. Троичен «путь» мирового абсолюта Гегеля. Н. Кузанский, Л. Фейербах, К. Юнг — самые разные мыслители делали троицу ключевым постулатом своих теорий, предлагая собственную дешифровку.
Свой вклад в решение проблемы внесли ученые. Академик Б. Раушенбах в исследовании «Логика Троичности» научно обосновал христианский догмат о Троице («Лица Троицы составляют единое Божество, в котором каждое Лицо, в свою очередь, является Богом»). При помощи векторной математики и с позиций формальной логики академик доказал возможность логической непротиворечивости структуры Троицы, отсутствие в ней каких-либо антиномий. Вывод ученого: триединость есть структурно-логическое свойство любого явления.
Это «вечное возвращение» к мифеме троицы не могло быть случайным совпадением. Поэтому можно утверждать, что непрекращающиеся в истории разнообразные попытки утверждения, дешифровки, интерпретации, доказательства принципа троицы подтверждают именно такой вектор поисков как поиска Истины.

Россия не только не осталась в стороне от направленных таким образом интеллектуальных устремлений человечества, но, напротив, как отмечают исследователи, как раз мифема троицы в разных формах и является постоянной спутницей русской истории. С детства мы знаем число три в качестве своеобразного нумерологического кода русской волшебной сказки. «Единый бог русичей Триглав (Тригла), три реальности бытия: явь, навь и правь, три русских рода, ведущих начало от отца-прародителя, три былинных богатыря — божьих сына («бог» — слав., «тир» — сарматск.: пасынок), три пути перед витязем на распутье, всероссийское поклонение св. Троице в XIV — XV веках, наконец, Третий Рим при невозможности четвертого — все это свидетельствует об устойчивом сохранении в нравственном идеале народа троичного мифологического архетипа, в разных видах и формах, с разными ипостасями и сущностями воплощающегося в русской истории. И даже при заявленном большевиками немецко-французском атеизме появляются «три источника и три составные части марксизма», три этапа освободительного движения в России, затем третья ипостась в едином существе классиков марксизма — В.Ульянов-Ленин, который основывает третий Интернационал (четвертому, как и Риму, не быть). И даже сегодня, после сожжения коммунистического Триглава, начинается мучительный поиск непременно... третьего пути».

Замечательно то, что в России ни одна идеология, возведенная в ранг национальной, не являлась по своему существу узконациональной. В каждом случае это была претензия, пусть даже ошибочная, на вселенскую истину с осознанием народом собственного мессианства. Замечательно само возвышение на государственный уровень того, что народ начинал почитать за истину, хотя ни монархия, ни христианство, ни марксизм не являлись интеллектуальной собственностью русского народа.
«Обладание истиной не может составлять привилегии народа так же, как оно не может быть привилегией отдельной личности. Истина может быть только вселенскою, и от народа требуется подвиг служения этой вселенской истине, хотя бы, и даже непременно, с пожертвованием своего национального эгоизма. И народ должен оправдать себя перед вселенскою правдой, и народ должен положить душу свою, если хочет спасти ее»2. Однако Владимир Соловьев, наиболее авторитетный представитель русской философской школы, параллельно с отрицанием национализма приходит к выводу, что наиболее близко к его идеалу, к идее Всеединства, стоит именно русская нация как нация наиболее близкая к первозданности христианства.
Таким образом, вся интеллектуальная и историческая практика русского народа — это попытка добыть знания с целью на их основе выдвинуть Мировую Идею, которая преодолела бы эгоизм народов и возвратила бы их к Целостности.
В этом состоит, по определению исследователей, смысл и задача русской мысли, кульминация поисков которой — т.н. Русский религиозно-философский Ренессанс, связанный с именами братьев Трубецких, П. Флоренского, Н. Бердяева, С. Булгакова, Вл. Соловьева и др. Этот интеллектуальный взлет конца 19-начала 20 вв. позволил России заявить о собственной национальной философской традиции. «Идея цельного знания, основанного на органической полноте жизни, — исходная идея славянофильской и русской философии»3.
Это была еще одна неудавшаяся попытка указать России «третий путь».

Впервые русскую идею как идею свободной соборности во Христе сформулировал А. Хомяков. Соборность вытекает из христианского учения: оно является религией любви и значит свободы. Соборность означает сочетание свободы и единства многих людей на основе их общей любви к одним и тем же абсолютным ценностям. Славянофилы утверждали также цельность истины и необходимость цельного познания. Основным концептом новой философии была заявлена Троица. «Направление философии зависит в первом начале своем от того понятия, которое мы имеем о Пресвятой Троице» (И. Киреевский).
Несмотря на то, что Хомяков нащупал «золотую жилу» русской идеи — идею единства — «добыть» ее он не смог. Мифема «животворящей» Троицы, несмотря на многочисленные попытки, методологически не оправдана до сих пор. Либо не сложились условия для ее разгерметизации.
Учение о соборности подхватил и развивал в своих работах наиболее авторитетный представитель русской философской школы Вл. Соловьев. «В философии Соловьева много недостатков....однако именно Соловьев явился создателем оригинальной русской системы философии и заложил основы целой школы русской религиозной и философской мысли..».4.

Его философское творчество по направленности — это попытка создать тринитарное учение с триединым Всеединством, триединством способа познания, триединым Добром и тремя моментами нравственности. Попытка не увенчалась успехом из-за недостаточной методологической проработки темы.
«Что есть истина?» — с этого классического вопроса Соловьев начинает свое исследование.
«На поставленный вопрос об истине мы могли дать первый ответ, назвав истиной то, что есть (сущее). Но есть — все....Но если истина есть все, тогда... каждое частное явление в своей отдельности ото всего не есть истина..».5.

По Соловьеву, единое, как истина, есть единство многого, следовательно, единое есть единое, содержащее в себе все, или существующее как единство всего.
«...полное определение истины выражается в трех предикатах: сущее, единое, все....Итак, истина есть сущее всеединое. Иначе мы не можем мыслить истину; если бы мы отняли один из этих трех предикатов, мы уничтожили бы тем самое понятие истины»6.

Вышеприведенных цитат достаточно, чтобы к дальнейшим философским построениям Соловьева относиться критически. Соловьев начинает с априорного, не доказанного, утверждения, что «все», которое «есть», обладает качеством единства. И не доказав этого, утверждает всеединство, то есть целостность всего. Это второе спорное априорное утверждение.
С таким же успехом можно утверждать, что «сущее» — это война всего со всем, всех со всеми.
Но если истина есть «все», то преступно любое действие без знания принципа единства, чтобы его не нарушить, или, поскольку «всеединство» в любом случае сохраняется, у всех есть «право на все». Тогда излишне познание. И получается, что люди — единственные — отлучены от истины сущего, поскольку наделены разумом, тем, что их отличает от остальной природы, которая не сознает себя и поэтому априорно мудра. Тогда это напоминает библейскую трагедию: перволюди были наказаны отлучением из рая за дерзновение в познании.
Чтобы говорить о единстве, необходимо знать, в что в чем должно быть едино. Единство всегда акт объединения разнополярных величин при одновременном образовании отличного от них третьего. Единство — третья порождающая субстанция, представляющая собой акт, бытие, — то есть взаимодействие величин. Момент их преобразования в третье и есть, собственно, жизнь, бытие, мир порождающих энергий. Школьный пример: эффект электрического света.
Единство возможно лишь при наличии различенности многого в одном и есть акт снятия внутреннего противоречия одного и многого, исчерпавших себя в себе и требующих пребывания в ином — в третьем. Чтобы явление было целостным (или, в терминологии Вл. Соловьева, состоялось «всеединство») необходимо взаимное сопряжение и ограничение сразу трех этих величин, или соизмеренность пределов порождающих субстанций. Единство многого в одном в определенной мере есть Целое. Однако состояние Целостности — не обязательно единство частей: Распад, если он вовремя, например смерть человека по старости, тоже есть целостное явление. Поскольку Вл. Соловьев не дешифровал «третье», то его «всеединое» становится количественной категорией.
Далее, «Всеединое сущее» (Абсолют), обладая «истинными» правами перед «неистинной» множественностью («другим Абсолюта, противоположностью) при их абстрактном «единстве», становится монопольной категорией. А логика монизма — сведения в одно — отличается от логики единства так же, как отличается «единство» зерен в кулаке от единства зерен в стебле.

Выявление единства мира является самой сложной и самой ответственной задачей человека, ибо без выявления потенциала бытия невозможно говорить о стратегии развертывания потенциала человечества. Вл. Соловьев не справился с этой задачей. Проблема обоснования целостности остается открытой.
«Другие недостатки соловьевской системы тесно связаны с его учением об абсолютном как всеединстве. Это учение придало его метафизике пантеистический привкус. В своем объяснении мира Соловьев отводит второстепенное место концепции о боге как творце мира бытия и выдвигает концепцию о боге как идее божественного всеединства, которая вкладывает положительное значение в «тяготение» мира к бытию»7. Это расхождение соловьевского учения о Софии и связи абсолютного с миром с христианской доктриной было отмечено уже современниками философа. Христианская доктрина повествует о боге, сотворившем мир из ничего: бог сотворил по форме и содержанию отличный от себя мир, как нечто совершенно новое, не пользуясь при сотворении ничем ни в себе, ни вне себя. Однако несмотря на это, философия Соловьева продолжает считаться религиозной.
Несомненная заслуга Соловьева, которая также делала его еретиком в глазах христианской церкви, это реабилитация человека, которого церковь навсегда запечатала греховностью. Учение Соловьева о «втором абсолютном» сделало Соловьева «своим» у антропологов.

Абсолютное, в логике рассуждения Соловьева, есть единство всего, что существует, его другим является множественное. Следовательно, абсолютное первоначало есть «единство себя и своего отрицания». Отсюда следует, что абсолютное начало есть любовь, потому что оно — самоотрицание существа и утверждение им другого. «Как стремление абсолютного к другому, то есть к бытию, любовь есть начало множественности, ибо абсолютное само по себе, как сверхсущее, безусловно-едино; притом всякое бытие есть отношение, отношение предполагает относящихся, то есть множественность. Но абсолютное, будучи началом своего другого, или единством себя и этого другого, то есть любовью, не может, как мы видели, перестать быть самим собою; напротив, как в нашей человеческой любви, которая есть отрицание нашего я, это я не только не теряется, но и получает высшее утверждение, так и здесь, полагая свое другое, абсолютное первоначало тем самым утверждается как такое в своем собственном определении»8.
Теперь мы знаем имя «Абсолюта» — Любовь. Соловьев одно неопределенное по имени Бог заменил на другое неопределенное по имени Любовь.
Второй полюс абсолютного — начало существования, множественности форм, первоматерия — является носителем проявлений абсолютного, это бытие, становящееся абсолютное, в процессе становления соединяющееся с первым. В стремлении к достижению к этой цели многообразие мира постепенно становится единым целым, то есть абсолютным: «...абсолютный, божественный элемент мировой души — всеединство... в человеке получает идеальную действительность, постепенно реализуемую»9.
Итак, «...собственное существование принадлежит двум неразрывно между собою связанным и друг друга обусловливающим абсолютным: абсолютному сущему (Богу) и абсолютному становящемуся (человеку), и полная истина может быть выражена словом «Богочеловечество», ибо только в человеке второе абсолютное — мировая душа — находит свое действительное осуществление в обоих своих началах». Эта «мировая душа», или обоженная материя, тело Христово, Церковь, Вечная женственность являлась Соловьеву в его видениях, ее воспевал он в своих мистических стихах.
Содержательная часть философии Соловьева — это его «критика отвлеченных начал: «...обособляя познающий субъект и безусловно противополагая его познаваемому, мы теряем возможность истинного познания; как субъективные ощущения, так и субъективные понятия, а равно и субъективная их связь не дают нам истины, для которой требуется объективная реальность, соединенная со всеобщностью.
...Если содержание нашего познания не может получить своей истинности от познающего субъекта, как этого хочет рационализм, то есть фактическая реальность и разумная форма не могут быть действительно соединены в одном познающем субъекте, то они, очевидно, должны быть соединены уже в самом познаваемом, то есть в сущем, другими словами, всеединство, чтобы быть настоящею истиной, должно быть всеединством сущего, должно быть действительным всеединством, или всеединым»10. Это блестящая апория. Но мы уже выяснили: Вл. Соловьев опускает важнейший момент о том, что делает всеединое всеединым, то есть Целостностью.

Далее, Соловьев заявляет третий способ познания действительности — веру, или «мистический».
«Никакое действительное познание не исчерпывается данными нашего чувственного опыта (ощущениями) и формами нашего мыслящего разума (понятиями)... итак, во всяком действительном познании предмета он существует для нас трояким образом: во-первых, как относительно реальный в своем фактическом действии на нас или в его действительном явлении, во-вторых, как относительно идеальный в его мыслимых отношениях ко всему и, наконец, в -третьих, как безусловный и сущий....таким образом, объективное, познавательное значение моих ощущений и понятий зависит от уверенности в независимом, безусловном существовании предмета, в его существовании за пределами моих ощущений и мыслей. Это безусловное существование, которое не может быть предметом ни эмпирического, ни рационального познания и которым, однако, это познание обусловливается, составляет, очевидно, предмет некоторого особого, третьего рода познания, который правильнее может быть назван верою»11.
Здесь налицо противоречие: если «всеединство» — это связь, взаимообусловленность, все во всем, то и «третий род познания» не отделим от познания рационального и реального (эмпирического). В противном случае он сам становится «третьим отвлеченным началом».
«Таким образом, мы вообще познаем предмет или имеем общение с предметом двумя способами: извне, со стороны нашей феноменальной отдельности, — знание относительное, в двух своих видах, как эмпирическое и рациональное, и изнутри, со стороны нашего абсолютного существа, внутренно связанного с существом познаваемого, — знание безусловное, мистическое»12.

Соловьев говорит о триединстве познания, но на первое место все же ставит веру и наступает на те же «грабли», о которых предупреждал в своих «Основах цельного знания»: вера — априорная безусловность, для веры не требуются интеллектуальные усилия. Верить, добавим мы, — что может быть примитивнее?! Но главное, что должно было бы остановить Соловьева, это то, что смысл веры проистекает из предмета веры, над которым уже поработала человеческая мысль, прежде чем популяризировать этот «духовный наркотик», о чем свидетельствует множественность и противоположность культов, их война за приоритет. Ведь было же основание и у Соловьева говорить в пользу христианства!
Из триединства способов познания, по Соловьеву, закономерно следует триединство истины.
«...если истина не может определяться как только мысль разума, если она не может определяться как только факты опыта, то она точно так же не может определяться как только догмат веры. Истина по понятию своему должна быть и тем, и другим, и третьим»13.
Наука, постигающая истину, также должна быть триедина, это, по Соловьеву, теософия.
«...задача...ввести религиозную истину в форму свободно-разумного мышления и реализовать ее в данных опытной науки, поставить теологию во внутреннюю связь с философией и наукой и, таким образом организовать всю область истинного знания в полную систему свободной и научной теософии»14.
Усилия Соловьева не были простым теоретизированием, он страстно желал осуществления на практике идеи «всеединства», ведь жизнь человека, чтобы иметь смысл, должна быть оправданием Добра (т.е. истины, но зачем эта тавтология в терминах?). Отражением его поисков стало восприятие Соловьева в разные периоды его современниками: его считали мистиком, старовером, иудеем, католиком, нигилистом.
«Люби все другие народы, как свой собственный» — Вл. Соловьев считал, что каждый народ оказывается на деле лишь особою формой всемирного содержания, живущего в нем, наполняющегося им и воплощающего его не для себя только, а для всех, каждый народ должен осуществлять христианскую политику. Соловьев мечтал о вселенской теократии.
«Связи свободной теократии со всей предшествующей историей человечества могут быть установлены исследованием «трех коренных сил», которые управляют развитием человеческого общества. Первая сила — центростремительная — стремится подчинить человечество одному верховному началу, устранить все многообразие частных форм и подавить свободу личной жизни. Вторая сила — центробежная — отрицает значение общих единых начал. «Один господин и мертвая масса рабов» — вот результат исключительного утверждения первой силы. Крайним выражением второй силы были бы «всеобщий эгоизм и анархия, множественность отдельных единиц без всякой внутренней связи». Третья сила «дает положительное содержание двум первым, освобождает их от их исключительности, примиряет единство высшего начала со свободной множественностью частных форм и элементов, созидает, таким образом, целость общечеловеческого организма и дает ему внутреннюю тихую жизнь».
«Третья сила, долженствующая дать человеческому развитию его безусловное содержание, может быть только откровением высшего божественного мира, и те люди, тот народ, через который эта сила имеет проявиться, должен быть свободным, сознательным оружием последнего. Такой народ не должен иметь никакой специальной ограниченной задачи, он не призван работать над формами и элементами человеческого существования, а только сообщить живую душу, дать жизнь и целость разорванному и омертвелому человечеству через соединение его с вечным божественным началом. Такой народ не нуждается ни в каких особенных преимуществах, ни в каких специальных силах и внешних дарованиях, ибо он действует не от себя, осуществляет не свое. От народа — носителя третьей божественной силы требуется только свобода от всякой ограниченности и односторонности, возвышение над узкими специальными интересами, требуется, чтобы он не утверждал себя с исключительной энергией в какой-нибудь низшей сфере деятельности и знания, требуется равнодушие ко всей этой жизни с ее мелкими интересами, всецелая вера в положительную действительность высшего мира и покорное к нему отношение. А эти свойства, несомненно, принадлежат племенному характеру Славянства, в особенности же национальному характеру русского народа»15.
Это тоже специфическая черта русской философии, русской идеи: носитель «третьей божественной силы» — безликий раб. Это, конечно, парадокс и натяжка, но очень характерная. Утверждение героизма и подвижничества во имя истины, правдоискательство исторически «категорический императив» русского народа. Только вряд ли эти поиски увенчаются успехом на путях христианской идеологии.
Владимиром Соловьевым в своих философских работах была сделана попытка преодолеть ограниченность эмпирического и рационалистического подходов в определении истины и прийти к цельной истине путем объединения на основе веры, мистического знания. Русский философ выступил как собиратель человеческой мысли и опыта в соответствии с провозглашенным принципом своей философии.
Соловьев попытался сформировать правильное отношение к человеку как плотско-духовному существу, задача которого — воплотить на Земле божественный потенциал. Философ считал, что эту задачу можно выполнить только всем вместе — возможно только коллективное «спасение».
В этом состоит коренное отличие подхода, принцип которого — триединство — накладывается на древний нумерологический код.
Однако Русская идея в разработке Вл. не была технологизирована. Соловьев не создал глобальной системы. Что невозможно вообще из-за методологической ошибки Соловьева, провозгласившего абстрактное «всеединство», которое на деле сворачивается в моносистему. И уже в этом виде религиозная компонента традиционного христианства берет в идеологии Соловьева верх.

Примечания
  1.   Полосин В. Фундаментальная политология // Россия XXI. 1995, № 3-4.
  2.   Соловьев Вл. Три речи в память Достоевского / Соловьев Вл. Соч. В 2-х тт. М.: Мысль, 1990. Т 2. С. 301.
  3.   Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991. С.211.
  4.   Лосский Н.О История русской философии. М.: Высшая школа, 1991. С.175.
  5.   Соловьев Вл. Критика отвлеченных начал / Соловьев Вл. Соч. В 2-х тт. М.: Мысль, 1990. Т 1. С. 691.
  6.   Соловьев Вл. Там же, С. 692.
  7.   Лосский Н.О. История русской философии. М.: Высшая школа, 1991. С. 170.
  8.   Соловьев Вл. Там же, С. 705.
  9.   Соловьев Вл. Там же, С. 713.
  10.   Соловьев Вл. Критика отвлеченных начал / Соловьев Вл. Соч. В 2-х тт. М.: Мысль, 1990. Т 1. С. 694 696.
  11.   Соловьев Вл. Там же, С. 721.
  12.   Соловьев Вл. Там же, С. 724.
  13.   Соловьев Вл. Там же, С. 741.
  14.   Соловьев Вл. Там же, С. 742.
  15.   Лосский Н.О. История русской философии. М.: Высшая школа, 1991. С. 152-153.

Магнитова В.Г. Триединство как основной принцип философии Вл. Соловьева // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.10502, 01.07.2003

[Обсуждение на форуме «Наука»]

В начало документа

© Академия Тринитаризма
info@trinitas.ru