Как свидетельствует показатель комментаторских участий читателей РНЛ в обсуждениях, «академические» темы статей не только не чужды порталу, но как раз вызывают особый интерес. Мои статьи последних месяцев [1] и [2], как и критические отклики на них богословствующих священников [3]–[7], тому свидетельство. Принимая естественное активное участие в их обсуждениях как автор, я как православный и воцерковлённый выходец из советской философии науки отчасти увидел нечто «до боли знакомое» по былым советским временам с их официозной марксистско-ленинской «наукой». Настоящая статья – на эту тему. Она критическая, она и конструктивная.

Кратенько расскажу о своём пути к статье [8]. Сама эта статья читателям РНЛ доступна по первому желанию. Кое-кому из комментаторов по мою душу на форумах РНЛ она воочию покажет, как конкретно в наше время можно оставаться обществоведом-марксистом в вопросах теории познания и одновременно быть чадом РПЦ. А заодно – и то, что́ значит творчески, на современном уровне опираться на ключевые положения К. Маркса и творчески их развивать в вопросах теории труда и техники как раздела эволюционной теории познания. Пусть попробуют там найти хоть по одному атому моей приверженности марксистско-ленинскому богоборчеству, моего идолопоклонства марксистским классикам! Читателям же из научно-технической интеллигенции статья будет интересной и полезной профессионально. Она закрывает одну из кардинальных теоретических проблем, которая в машиноведении и вообще в техникознании дискутировалась два столетия, начиная с философии Гегеля.

Основные идеи этой статьи были мной найдены в далёком 1974 году. В октябре 1982 года она дозрела до уровня публикации в академическом журнале «Вопросы истории естествознания и техники». (Разумеется не в нынешней форме плюс к тому – с богатым иллюстративным рядом.) В ноябре того года рукопись прошла без малости «на ура» на заседании редколлегии журнала с моим участием. Но вскоре её стали под разными предлогами годами мурыжить. Всё закончилось отклонением статьи в октябре 1989 года. А причина мытарств была простая. Выяснилось, что я – автор беспартийный, а таковым публиковаться на темы марксистского обществоведения было крайне нежелательно. Да ещё с обобщениями принципиальных положений самого́ К. Маркса! Один из сотрудников соответствующего сектора Института истории естествознания и техники АН СССР, через которого эта статья тоже прошла, поначалу даже не пожелал со мной встретиться и лично мне высказать свои замечания: «Мне с антимарксистом разговаривать не о чем!» В чём же была моя «антимарксистская крамола»? В том, что я употребил словосочетание «определение сущности машины по Бэббиджу – Марксу». Когда он в секторе увидел это в моей рукописи, его там, говорят, валокардином отпаивали. Но всё же на встречу со мной его уговорили. Она была короткой. Мне на ней было заявлено, что если моя статья с этаким безобразием увидит свет, то первым, кто мне пришлёт поздравления, будет президент США Рейган. Мол, как мне вообще взбрело в голову поставить в одну авторскую связку какого-то там Бэббижда и великого Маркса, у которого сплошь вечные мысли!

Нечто подобное имеет место и с отношением части нынешних богословствующих пастырей и чад РПЦ к Святоотеческому творческому наследию. И вообще, с отношением к духовно авторитетным лицам.

Мне как профессиональному логику это, естественно, видится в своём «ракурсе». В нём ситуация представляется крайне неблагополучной и при этом – крайне мало изученной. Во всяком случае, с позиций современной науки Логики. Поэтому здесь необходимо сначала представить на современном дидактическом уровне кое-какие истины этой науки о рациональном человеческом мышлении.

Эти истины вполне, так сказать, общеобразовательного качества. Ведь все мы становимся «стихийными логиками» одновременно с овладением речью в раннем детстве. И, увы, в подавляющем большинстве своём остаёмся таковыми на всю жизнь. И если бы только в бытовой сфере! Сплошь и рядом остаёмся таковыми, пускаясь в философские и богословские рассуждения с выводами. Наши рассуждения бывают длинными и «цветистыми», но без методологического окультуривания прописными истинами традиционной формальной логики. То есть, не современной – символической-математической, изощрённой и изысканной, а старой и доброй аристотелевской логики человеческого мышления на естественном языке.

Максимально популярно и доходчиво представлю эти прописные истины в первом параграфе своей статьи.

Кое-что принципиальное из науки Логики «в изложении для пешеходов»

Формальная логика – это наука об иерархии логических форм мышления. Таких форм четыре. Первая – понятия. Из понятий как из первоэлементов строится вторая – суждения. Из суждений как из сложных элементов строится третья – умозаключения. Из умозаключений как из ещё более сложных элементов строится четвёртая – доказательства.

Можно говорить и о пятой форме – о теоретической концепции. Если она строится из доказательств как из сложных элементов, то она является научной теорией. Но даже в таком своём «наиболее благополучном» методологическом качестве эта форма мышления уже имеет весьма сложные и неоднозначные отношения с опытными фактами, поэтому она уже не является предметом формальной логики. Это – предмет современной логики и методологии науки с её эволюционной теорией познания, в которую традиционная формальная логика включена в качестве частного теоретического раздела. А уж за пределами науки современного исторического типа, существующей только с 16–17-го веков н. э., теоретические концепции складываются не более как из попыток доказательств. В философии – в первую очередь. (Это специфика традиционной формальной логики систематически раскрыта в моём учебнике [9]).

И ещё одна отличительная особенность формальной логики. Она представляет собой науку о результативном (систематически соответствующем опыту) логико-выводном мышлении в сформировавшихся понятиях. Сам процесс их аналитико-синтетического формирования протекает в ключе индукции, т. е. от знаний о частном в предмете к постижению общего. И он не может быть подведён под некие стандартные правила мышления, как под них подводится дедукция – развитие мысли от познанного общего к пониманию на его основе частного.

Хотя с Ф. Бэкона логики искали столь же строгие законы индуктивного мышления, как и законы дедуктивной силлогистики, дальше метода полной математической индукции в некоторых математических доказательствах такие поиски успеха не имели. В настоящее время становится понятно, что наиболее общие законы индуктивного мышления хотя и есть, но на их основе в принципе невозможно строить какие-то алгоритмы мышления по подобию дедуктивной полисиллогистики. (Тема основных законов такого «нестрогого», эвристически-поискового мышления – центральная в моей специализации в области логики и методологии науки. Она разносторонне раскрыта в монографии [10], в том числе и на наглядных познавательно-практических ситуациях.)

Эпоха закладки основ формальной логики Аристотелем (IV век до Р. Х.) была эпохой расцвета античной натурфилософии. Философы вообще традиционно склонны мыслить в духе непомерно широких аналогий, которые в принципе не могут быть доказательными. Но на заре рационалистической философии Античности они были к этому особенно склонными.

Но в понятии о понятиях как базисной логической форме мышления Аристотелева аналогия оказалась чрезвычайно удачной. Это – аналогия с древними сосудами-амфорами. Точнее – с их содержанием и объёмом. Содержание сосуда – характеристика качественная (оливковое масло, вино, зерно, золотые монеты и т. п.) Объём сосуда – характеристика количественная. Подобно этому, понятие имеет содержание и объём.

Его содержание раскрывается определением понятия. Например: «Атом – это далее неделимая электрически нейтральная частица вещества как химического элемента»; «Бунт – это стихийное восстание»; «Перрон – это платформа, к которой примыкает здание вокзала»; «Автомобиль – это моторизованное колёсное средство транспорта, предназначенное для перевозки грузов или пассажиров по безрельсовым наземным дорогам» и т. п. Определение понятия о предмете фиксирует его сущность, т. е. нечто неизменное (инвариантное) на фоне количества и многообразия его форм. Оно от этого многообразия абстрагируется. Например, от многообразия химических элементов в определении понятия «атом».

Объём понятия – характеристика количественная. В общем, она соответствует всему количеству и многообразию предметов, сущность которых раскрывается определением понятия. Само их многообразие раскрывается делением понятия. Например: «Атомы бывают одновалентными и многовалентными»; «Коньяки бывают трёх-, четырёх-, пятизвёздочными, выдержанными, марочными и коллекционными» и т. п.

Объёмы таких сложных понятий, как «автомобиль», раскрываются тоже сложным образом – классификациями по многим основаниям (по типам двигателей, по грузоподъёмности, по целевым предназначениям, по пассажировместимости и др.) Современный мир автомобилей столь сложный, что отражающая его классификация в виде таблицы как раз во всю стену.

Взаимоотношения между объёмами нескольких понятий удобно изображать в круговых схемах. Они известны как схемы Эйлера, но восходят к истории науки Логики в эпоху средневековой схоластики.

Это – круговая схема двух понятий, объёмы которых частично совпадают, пересекаются. Например, понятие 1 – «студент», понятие 2 – «спортсмен». В круге 1 зона за пересечением соответствует студентам, которые не являются спортсменами, а в круге 2 – спортсменам, которые не являются студентами.

И вот – первое важнейшее обстоятельство. Круговые схемы не более чем удобно представляют опытные знания о предметах понятий. В них каждый участок соответствует тому или иному опытному положению дел. Если человек не знает предметов по существу и с фактической стороны, то он не решит ни одной задачи на пересечение объёмом понятий. Наука Логики только даёт общую схему пересечения объёмов понятий. И эта общая схема «наполняется жизнью», начинает работать только и только при наполнении опытными знаниями человека о предметах, сущность которых определяется понятиями. Нет таких знаний у человека – и круговая схема остаётся «голой абстракцией».

Таким образом, наука Логики хотя и специфическим образом, весьма опосредованно, но является наукой опытной.

Уже в связи со сказанным по поводу науки Логики можно сделать первое замечание о том, как методологически неокультуренно, а подчас – и методологически варварски, мы склонны рассуждать в понятиях, убеждать своих оппонентов в своей правоте и в их неправоте.

Понятия чаще всего обозначаются одним словом, но на деле они представляют собой элементарные (далее неделимые) суждения, определяющие их содержание. При этом «словесные оболочки» понятий могут отражать пустяшные по сущности предметы и иметь пустяшные объёмы. Например, понятие «линзовый дверной глазок», которое обозначается аж тремя словами. Наряду с этим, понятия в одно слово могут отражать особо сложные и многоплановые предметы. Особенно, когда их объёмы раскрываются классификациями.

Такая «свёртка» определения понятия в одном слове, с одной стороны, дело благое. Но она продуктивна тогда и только тогда, когда человек в полной мере понимает содержание понятия и его объём. В противном случае в нашем мышлении она провоцирует на подмену понятий словами и на бессодержательные жонглирования словами. Незаметно для себя мы начинаем оперировать сложными понятиями на равных с понятиями простыми. Например, в констатации факта покупки соседями автомобиля (т. е. автомобиля вообще, как такового), в том время как они купили конкретную, вполне определённую «автомобильную особь», которая соответствует са́мому нижнему уровню развёрнутой классификации современного мира автомобилей.

Такие употребления сложных понятий сравнительно безобидны в бытовой сфере, да и то не всегда. Но ведь то же самое мы себе позволяем и в наших дискуссиях-полемиках на философские и богословские темы!

За примером обращусь к комментаторскому полю РНЛ относительно моих статей последних месяцев и реакции на них [1]–[7]. В комментариях зашла речь о соотношении богословия и философии. И один из комментаторов вполне себе удовлетворённо «закрыл» вопрос известной формулировкой «философия – служанка богословия». Знать бы ему обо всей сложности культурного феномена «философия» в пространстве современной эпохи и в историческом развитии за 2,5 тысячелетия её мировой истории! Тут классификация объёма этого понятия тоже во всю стену… торца панельной пятиэтажки-хрущёвки! Какая конкретно философия-то? Светская? Религиозная? Если религиозная, то какая именно? Античная богоискательская? Языческая Древне-Китайская? Языческая индуистская? Языческая буддийская? Мусульманская? Христианская? Если христианская, то какая именно? Православная? Католическая? Протестантская? Если философия светская, то какая именно? Марксистско-ленинская? (Вот уж категорически не подходила на роль «служанки богословия»!) Философия жизни? Философия существования? Философия науки? Если философия науки, то какая конкретно? Марксистско-ленинская? Позитивистская? Постпозитивистская? Философия какой конкретной исторической эпохи? Древности? Средневековья? Эпохи Возрождения? Нового времени? Современная? И это ещё «далеко не конец»!

Обратимся к круговой схеме другого отношения объёмов понятий – отношения подчинения. То есть, соотношения объёмов понятий разной степени общности (абстрактности):

Например: 1 – «искусственное сооружение»; 2 – «постройка»; 3 – «жилой дом»; 4 – «деревенская изба». Или: 1 – «средство транспорта»; 2 – «летательный аппарат»; 3 – «самолёт»; 4 – «ТУ-104». Или: 1 – «материя»; 2 – «вещество»; 3 – «химический элемент»; 4 – «медь».

Преподавая в вузе логику, я из года в год даю задачу на соподчинённость понятий «генерал», «полковник», «майор», «капитан», «лейтенант», «прапорщик», «рядовой». И стандартно получаю большинство ответов такого рода: понятие «генерал» подчиняет себе понятие «полковник», последнее подчиняет себе понятие «майор» и т. д. вплоть до понятия «рядовой». Но ведь это же имеет место в реальной армии, т. е. в предмете, отражаемом данными понятиями. Подчинённость соответствующих понятий совсем иная – по родам войск. Например, подчинёнными к понятию «полковник» являются понятия «полковник авиации», «полковник медицинской службы», «полковник ФСБ», «полковник железнодорожных войск» и т. п. Выше понятия «генерал» есть и другие более общие, подчиняющие понятия – «военнослужащий», «гражданин России», наконец, «человек».

Даю задачу на составление круговой схемы соотношения объёмов понятий «аэродром (А)», «самолёт (С)», «экипаж самолёта (ЭС)», «пилот (П)», «штурман (Ш)», «борт-инженер (БИ)», «диспетчер аэродрома (ДА)». И большинство студентов начинает комбинировать соответствующие круги сообразно тому, что на аэродроме самолёт, в самолёте экипаж… Вконец запутываются, когда им указываешь, что самолёты не всегда на аэродромах и что диспетчеры аэродромов тоже летают самолётами. Такое же отсутствие чёткого различения предмета анализа и понятий об этом предмете.

А адекватная схема должна исходить из того, что понятия отражают предметы разных сущностей и не имеют общих объёмов, кроме объёма понятий «экипаж самолёта», «пилот», «борт-инженер» и «штурман». Помимо больших самолётов, есть средние и малые вплоть до семейных, и в них три функции управления полётом выполняют два человека, а то и один. Это объективное обстоятельство и отражается частичным пересечением трёх кругов. А за их пределами внутри круга понятия «экипаж самолёта» остаётся площадь для обслуживающего персонала современных авиалайнеров, других членов экипажа больших военных самолётов, научных сотрудников большого самолёта-лаборатории и т. п.:

Прежде чем прокомментировать самые негативные последствия этой «невинной» склонности наших умов, кратенько скажу о номинализме и реализме в понимании взаимоотношений наших понятий высокой общности (абстрактности) с объективными реалиями материального мира природы и общества.

Номинализм исходит из того, что в наших чувственных восприятиях материальный мир дан нам только через сугубо частные проявления общих свойств и законов. Поэтому у наших понятий высокой степени общности в нём нет чувственно данных аналогов. Как великолепно сказал по этому поводу К. Маркс, если бы сущность явлений была дана человеку в его чувственном опыте, то всякая наука была бы излишней. В общем, экспериментально-теоретическое естествознание Нового времени вплоть до современного развивается на номиналистской методологической первооснове.

Реализм исходит из того, что человеческим абстракциям высшей общности могут непосредственно соответствовать и чувственно данные объективные реалии материального мира. В средневековой схоластике, откуда ведёт свою родословную дилемма номинализма и реализма, это предполагалось чисто умозрительно. Но в марксистской политэкономии реализм был осознан и успешно применялся, исходя из того, что в материальном общественном бытии и у человеческих абстракций высших уровней есть прямые аналоги. Прежде всего, золотые деньги как чувственно данный «товар-абстракция» – универсальный эквивалент обмена конкретных товаров сообразно закону стоимости. Маркс в начале «Капитала» в первую очередь развеял мистику «товарно-денежного фетишизма», царившего в домарксистской политэкономии, показав общественно-историческую сущность этого «товара-абстракции». Золотые деньги в древности, несомненно, были изобретены в такой роли людьми с их абстрактным мышлением, объективированы, а последующими человеческими поколениями воспринимались уже как материальная объективная реальность общественного бытия. Отсюда и базовые понятия Марксова «Капитала» «абстрактный труд», «стоимость как таковая» и др. Такого же типа понятие «абстрактный рабочий» как «придаток машины»: ведь разделение труда на капиталистических фабриках также было придумано людьми с их абстрактным рациональным мышлением. (Подробнее см. [10, с. 68–72; 177–248].)

Таким образом, реалистская методология оказалась адекватной теоретическому обществоведению, к которому принадлежит и экономическая теория. Но использоваться она должна с большой осторожностью! Иначе теоретизирования в этой отрасли науки легко сбиваются на ультрареализм, который на практике оборачивается доктринёрством. Методологическая суть ультрареализма в том, что теоретизирующий исследователь начинает верить в то, что и всем его теоретическим умопостроениям и выводам самым непосредственным образом соответствуют объективные реалии общественной жизни. А коренная причина – именно в этой нашей «невинной» склонности смешивать и даже отождествлять иерархию понятий разной общности с иерархией сущностей в самих предметах.

Родоначальники марксизма, с одной стороны, были методологически образцовыми в этом вопросе, пока находились в лоне политэкономии капитализма. Но они сполна отдавали свою дань ультрареализму за её пределами. В своей теории буржуазных и пролетарских революций. В своих теоретизированиях по вопросам происхождения семьи, частной собственности и государства. В своих теоретизированиях на культурологические темы. И, разумеется, в своём примитивном атеистическом «религиоведении».

В политэкономии социализма советской эпохи ультрареализм расцвёл пышным цветом. Особенно, в постсталинскую эпоху, увы, с авторитетной идейной подачи самого́ И. В. Сталина с его концепцией общенародной собственности на средства производства при социализме. Каковой на практике не было, а была тотально государственная форма в промышленности и кооперативно-колхозная – в сельском хозяйстве. На моей памяти соответствующие ультрареалистские выводы широковещательно выдавали первые лица Советского государства в ответ на провокационные вопросы западных журналистов о причине отсутствия в СССР забастовок трудящихся в защиту своих экономических интересов. Мол, поскольку у нас общенародная собственность на средства производства, рабочие являются собственниками своих предприятий, а бастовать против самих себя абсурдно. И всё: вопрос решён «яснее некуда»! Это я слышал на радиотрансляциях пресс-конференций Н. С. Хрущёва и Л. И. Брежнева. Этот же примитивный силлогизм озвучил и Б. Н. Ельцин, когда в 1989 году по тогда ещё советским предприятиям прокатилась волна забастовок.

Вообще, в так называемой «теории научного коммунизма» как составной части марксизма советской модели царил сплошной ультрареализм. К научной чести родоначальников марксизма, они не пускались в спекулятивные теоретизирования по поводу «светлого коммунистического будущего». Они только дали по его поводу самые общие эскизные наброски, в основном, в его экономическом аспекте.

Перейдём теперь к логическим истокам мышления, которое я в подзаголовке статьи назвал «чёрно-белым», противопоставив ему мышление «многоцветное». Это образно, но весьма и весьма по существу.

Так называемое дихотомическое деление объёма понятия непосредственно связано с законом исключения третьего с его «либо одна противоположность (А), либо другая (не-А), и третьего не дано». Равно как не дано ни пятого, ни десятого и пр.:

Например, объём понятия «человек» дихотомически делится по признакам «живой» и «умерший», «совершеннолетний» и «несовершеннолетний», «родитель» и «бездетный». Объём понятия «химический индивид» дихотомически делится по основаниям «химический элемент» и «химическое соединение». Объём понятия «живой организм» дихотомически делится по основаниям «одноклеточный» и «многоклеточный». Объём понятия «ЖД-вокзал» дихотомически делится по признаку «тупиковый» и «транзитный». И т. п. Тут действительно не может быть ни «третьего», ни «пятого с десятым».

Отмечу, что человеческое неразличение самих объектов и понятий о них может заходить так далеко, что даже иные профессиональные логики в своих учебниках им грешат. В одном из учебников 90-х годов автор заявлял, что дихотомическое деление слишком грубое в сравнении с делением по видоизменению признака. Да дело-то вовсе не в делении понятий! Оно только отражает опытно данное положение дел в своих объективно существующих предметах. Это в них, в самих предметах часть свойств находится в дихотомически двузначных отношениях. Например, в тех же ЖД-вокзалах. Из них в Москве все тупиковые, кроме Курского, а на Транссибе все вокзалы транзитные, кроме Ярославского в Москве и вокзалов во Владивостоке и в Советской Гавани.

Деление объёма понятия по видоизменению признака уже связано с законом противоречия. В нём даже в чём-то полярно противоположные свойства предмета не исключают, а дополняют друг друга по типу «и одна противоположность (А₁), и другая (А_n)» («как одна противоположность (А₁), так и другая (А_n)»):

Например, в объёме понятия «цвет» противоположности «красный» и «фиолетовый». Между этими противоположностями есть не только «третье», но также «четвёртое» и «пятое», т. е. другие основные цвета спектра – оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий. В объёме понятия «военнослужащий» между крайностями «рядовой» и «маршал» ещё дюжина в иерархии воинских званий. В объёме понятия «письменное авторское произведение» между крайностями «заметка в студенческой многотиражке» и «собрание сочинений в 80-ти томах» полным-полно своих градаций по этому видоизменению признака. В объёме понятия «грибное семейство мухоморов» между крайностями «бледная поганка» (смертельно ядовита) и «кесарев гриб» (особо деликатесный) много видов и подвидов мухоморового семейства – как съедобных, так и разных степеней ядовитости.

Ещё раз отмечу, что рациональное мышление в ключе дихотомически двузначного закона исключения третьего я для кратности образно называю «чёрно-белым без тонов и оттенков даже серого». В дальнейшем для краткости – просто «чёрно-белым». Но где предметы логического анализа сложнее и богаче свойствами, включая противоположные, там адекватным является мышление, которое я для краткости образно называю «многоцветным».

Как известно из нынешних основ компьютерной грамотности, у компьютеров хранение, передача и переработка информации (компьютерное «мышление») именно «чёрно-белое». Исторически его выбор творцами электронных автоматических вычислений в 40-х годах 20-го века был обусловлен двумя состояниями типа «есть–нет» их наличных электронных переключающих элементов (триггеров). И к ним как ключ к замку подошли двузначная алгебра логики Буля и двоичная система счисления в качестве их арифметики с её 1 и 0. В дальнейшем было осознано, что возможно много других и более эффективных компьютерных арифметик, включая особо эффективную арифметику по основанию легендарного иррационального числа золотой пропорции 1,6180338… . Но к этому времени «маховик» информационных технологий на основе двоичного кода уже раскручивался на полную мощность и этим альтернативным, более гибким и более надёжным способам кодирования информации уже было крайне трудно с ними экономически конкурировать. Как, впрочем, и по сей день.

Эпоха электронных компьютеров и информационных технологий мощно стимулировала разработку т. н. нетрадиционной формальной логики с её искусственными языками-исчислениями. Сама идея замены логических выкладок на естественном языке «логическими вычислениями» восходит к Г. Лейбницу (1646–1716). Ни на какие быстродействующие вычислительные автоматы тогда не было и полунамёка. Лейбница как одного из основоположников дифференциального и интегрального исчисления не удовлетворяло «несовершенство» естественных языков с их «расплывчатостью» и многозначностью понятий. Его идея «логических вычислений вместо логических рассуждений» стала довольно популярной. И её великолепно высмеял мастер художественного слова Дж. Свифт (1667–1746). В одном из своих путешествий его Гулливер посетил Лагадскую академию наук. Наряду с другими «завиральными» проектами её учёных мужей, он увидел образец радикального решения проблем с этими «несовершенствами» естественного языка. Вместо «расплывчатых и многозначных» понятий в своих головах учёные мужи таскали с собой огромные мешки с самими вещами – предметами своих обменов идеями. Вместо споров они просто вынимали из мешков сами вещи и показывали друг другу. Получалось несколько громоздко, но зато без слабостей такого «несовершенного» естественного языка.

Но как бы там ни было, эта нетрадиционная формальная логика никогда не играла и впредь не будет играть той общекультурной роли, которую играет традиционная аристотелевская логика. По той простой причине, что все эти искусственные изощрённые логические языки-исчисления никогда не играли и впредь не будут играть той социально-коммуникативной роли, которую от века играют естественные языки. И у естественных языков есть много своих же возможностей парировать свои несовершенства в плане логических дискурсов, которые по-своему преодолевает логика нетрадиционная. Поэтому на все последующие времена изречение Р. Декарта: «Определяйте значения слов – и вы избавите свет от половины его заблуждений.»

«Как это делается» средствами естественных языков, я отчасти демонстрировал в особом параграфе своей статьи [1]. В том числе, и применительно к современной методологической культуре использования законов противоречия и исключения третьего. Здесь подкреплю сказанное там новым примером на закон противоречия. Для этого читателям надо будет вспомнить кое-что из школьной физики класса этак 7-го.

Многие пытливые дети в возрасте 7–8 лет задавались и задаются таким вопросом: вот я еду в поезде, а если подпрыгну, то пол вагона уйдёт из-под меня, пока я в воздухе? Поздне́е, уже в школьном кусе физики узнавали и узнаю́т, что этим детским вопросом в порядке мысленного эксперимента задавался Г. Галилей на пути к выработке своего понятия «инерция» - одного из краеугольных в теоретической механике. И соответствующий опыт проделывал: сбрасывал с высокой мачты равномерно и без качки идущего корабля гирьку и фиксировал место её падения. Гирька при этом падала так, будто корабль стои́т на месте.

Это Галилеево определение инерциальной системы отсчёта мы знаем со школы: в прямолинейно и равномерно движущейся системе отсчёта невозможно чувственно отличить движение от покоя. И понятно, почему она называется инерциальной: в ней масса как мера инертности тела себя не проявляет. Иное дело – система отсчёта, которая движется с ускорением. Все мы по опыту знаем, как наши тела реагируют на ускорения и торможения того же поезда в метро. Общая теория неинерциальных систем, которая качественно обобщает классическую механику Галилея–Ньютона, была построена только в начале 20-го века А. Эйнштейном (общая теория относительности).

Увяжем теперь тему инерциальных и неинерциальных систем с законом противоречия и с законом исключения третьего как частной формой закона противоречия. Поверхность Земного шара – это какая система? Как инерциальная, так и неинерциальная. Классическое единство противоположностей.

Для того, чтобы масса тела проявила свою инертность при поступательном движении системы отсчёта, последняя должна двигаться с ускорением. Но если система отсчёта равномерно вращается, то инертность массы тела всё время «при деле». Каждый космонавт это прочувствовал с особой убедительностью, когда на центрифуге его тренировали на перегрузки. К центрифуге прикладывается центростремительная сила, а сама конструкция центрифуги при вращении удерживает её части от разлёта по инерции прочь от центра. Обособленное от этой конструкции тело космонавта улетело бы, но его удерживает тренировочное кресло как элемент конструкции центрифуги. Будучи с ним в постоянном контакте, оно в полной мере проявляет свою инерцию как противодействие этой центростремительной силе. И во вращающейся системе отсчёта это имеет место постоянно, пока она вращается.

Наша Земля-матуша участвует в двух вращениях одновременно: вокруг Солнца с периодом в земной год и вокруг своей оси с периодом в земные сутки.

Радиус первого вращения в 149 миллионов километров столь велик, что соответствующее равномерное движение Земли осуществляется практически по прямой. На своей орбите вокруг Солнца она является инерциальной системой в Галилеевом смысле. Плюс к тому, планеты вращаются вокруг своих центральных объектов в режиме свободного (баллистического) полёта, а в таких полётах масса тел тоже себя не проявляет, пока к телам не прикладываются силы. Самое веское опытное тому свидетельство – невесомость космонавтов на борту орбитальной станции «Альфа». Пока космонавты не прикладывают усилий для перемещений по станции, они вместе с ней находятся в состоянии непрерывного свободного падения в поле тяготения Земли и массы своих тел не ощущают.

Иное дело – вращение Земли вокруг своей оси. Здесь и радиус от оси вращения максимум 6500 км (на экваторе), и угловая скорость в 365 раз больше. Центробежная инерция массивных тел на её поверхности тоже имеет место, особенно – на экваторе. Но сила земного тяготения несравненно интенсивнее. Как известно, чтобы её преодолеть, требуется вторая космическая скорость 11 км/сек. Но, помимо этого проявления инерции, есть и другое – в ответ на силы Кориолиса.

Это наглядно показано в статье Википедии к соответствующему ключевому слову. Да и мысленно это легко представить, вообразив себя на вращающейся театральной сцене. При движении по ней от центра к краю тело будет «заносить» влево, если сцена вращается по часовой стрелке, и наоборот. И чем ближе к краю сцены, тем сильнее. На земной поверхности силы Кориолиса «правят бал» во множестве процессов в её атмосфере и гидросфере. Они закручивают в спирали циклоны. И чем на бо́льшем радиусе от земной оси, тем круче. Именно поэтому тропические циклоны меньше по площади, но периодически ураганные по силе в сравнении с циклонами высоких широт. Кориолисовы силы закручивают медузоподобные грозовые тучи, из которых к земле нередко вытягивается вихрь торнадо. Они подмывают северные берега рек в Северном полушарии и южные – в Южном. Аналогично этому изнашиваются рельсы на поворотах железных дорог. Кориолисовы силы инерции зацикливают океанические течения, превращая их в океанические теплообенники между низкими и высокими широтами. (Как Гольфстрим, который в Северном Ледовитом океане разворачивается обратно в тропики уже в качестве холодного Лабрадорского течения.) Но и самые катастрофические ураганы в земной атмосфере – это сущие пустяки в сравнении с тем, что́ порождают Кориолисовы силы инерции в атмосфере планеты-гиганта Юпитер при её суточном обороте за половину земных суток плюс к тому – при её размерах. В Интернете всё это представлено великолепными фотографиями из ближайших окрестностей планеты-гиганта. Там чего сто́ит одно лишь Красное пятно – вечный супе-гипер-ураган размером с планету Земля!

Вернёмся теперь к логике. Каким образом в данном случае снято логическое противоречие между инерциальностью Земли и её неинерциальностью? Чётким определением двух самостоятельных (автономных) аспектов физического феномена инерции в существенно разных движениях Земли. Между этими противоположными крайностями тоже есть «третье» и не только. Но это уже из области тонких эффектов взаимодействия между двумя типами вращения Земли в Солнечной системе.

Итак, логические противоречия провоцируют нас на использование нормативного закона исключения третьего там, где следует не рассуждать, а думать в ключе эвристически стимулирующего закона противоречия. На таком пути можно выйти на понимание того, что и в само́м предмете анализа противоречащие свойства исключают друг друга. Тогда и уместны дальнейшие «чёрно-белые» рассуждения по поводу предмета, который и объективно оказался таковым. Но может получиться и так, что в результате само противоречие устраняется и открывается перспектива «многоцветного» понимания предмета, который объективно является сложным и многоаспектным. Рассмотренный случай – «этот самый». В дополнение к тем, которые рассмотрены в особом параграфе статьи [1].

После этой показательной «физики с логикой» пора данный параграф завершать.

Вернёмся к «бесформульной» мыследеятельности на естественном языке. Представим, что некоему доктору военных наук требуется разработать боевой устав воздушно-десантных войск. А в исходных понятиях об их личном составе у него только «чёрно-белая» дихотомическая парочка – «невоеннообязанные» и «военнослужащие». Далеко он продвинется?

Ответ очевиден. Но сколько же подобных методологических ситуаций в философии, в богословии! Даже в профессиональной философии, в профессиональном богословии. О «любительских кадровых резервах» того и другого нечего и говорить!

Об авторах и адресатах духовно авторитетных текстов

Каждому человеку Господь даёт свой, индивидуальный комплекс талантов. Лично у меня, например, категорически нет таланта для освоения нескольких языков. Категорически нет таланта для запоминания и выдачи сходу массы конкретной информации, которым на «Радонеже» меня восхищают проф. А. И. Осипов и прот. Олег Стеняев. Поэтому и в вопросах православного богословия я не могу работать с духовно авторитетными текстами так профессионально, как работают они и им подобные. По большому счёту, я – один из «массовых потребителей» творческой продукции таких профессионалов.

В своё время античный философ Демокрит изрёк вечную мысль: «Суть дела не в полноте знания, а в полноте разумения». Профессионалы и в этой области обладают как «полнотой знания», так и «полнотой разумения». Но они не вправе требовать (и обычно не требуют) того же и от тех, для кого стараются в своей катехизаторской деятельности. И сами авторы духовно авторитетных текстов, включая Святых Отцов, несомненно, работали на такую перспективу, когда временно понятное только им станет «само собой разумеющимся» для основной массы христиан. А не на перспективу, когда чада Церкви Христовой в своей основной массе будут энциклопедическими вместилищами цитат из их творений, чтобы вести идейные потасовки и дубасить друг друга их цитатами. Собственно, так же обстоит дело и в науке, что́ в статье [1] рассматривалось в особом параграфе.

Между тем, кое-кто из обладающих «полнотой знания» всё же подчас это принципиальное обстоятельство упускают из вида. О «любительском кадровом резерве» православного богословия и говорить не приходится! Комментаторские поля РНЛ документально фиксируют подобное едва ли не ежедневно. Сама идея критики Святых Отцов при этом считается кощунственной. Мол, только цитирования в пределах святоотеческого единства мнений. Это и есть то «чёрно-белое» понимание вопроса – в противоположность «многоцветному». Либо непосредственно тезисы Святых Отцов, которые есть истины на все времена, либо не сметь в православное богословие и носа высовывать, и третьего не дано. Типичная дихотомическая двузначность в ключе закона исключения третьего.

Но если подходить к вопросу в ключе стимулирующего закона противоречия, то надо в первую очередь определиться в градациях понятия «критика». А они отнюдь не в дихотомически двузначном ключе.

Не стану здесь приводить определения этого понятия из энциклопедий. Достаточно сказать, что критика может быть и реально бывает весьма разной по своим целям. На одном полюсе крайность критики на полное опровержение концепций. На другом полюсе крайность беспрекословного следования концепциям, если они возвещают действительно вечные истины. А между этими-то крайностями – многообразие конструктивно-критических отношений к концепциям. Прежде всего, в плане очищения истинных концепций от пережиточных заблуждений. А также в плане придания истинным концепциям более эффективных и ярких форм выражения. К концепциям духовно авторитетных текстов это тоже относится в полной мере.

Для начала приведу в пример бессмертных «Братьев Карамазовых» Ф. М. Достоевского с их пророческой «Легендой о великом инквизиторе». С одной стороны, загодя представлены духовная суть и итоги предстоявших тогда социальных экспериментов будущего тогда 20-го столетия от Р. Х. С другой стороны, словесная и сюжетная сторона – на уровне века 19-го. В чём-то даже наивная. Не то что в наши времена, но и во времена Достоевского в устных беседах люди вряд ли могли вот так философствовать, да ещё в трактире. Но в «Братьях Карамазовых» даже 12-летний отрок устно выдаёт философское эссе на три страницы одним абзацем со сложно-подчинёнными предложениями, причастными и деепричастными оборотами! Яснее ясного, что это говорит сам Достоевский устами своих героев – в данном аспекте не очень-то реалистичных. С тех пор отечественная художественная проза сильно изменилась. Лично я эту форму пророческой «Легенды о великом инквизиторе» оцениваю известными словами К. С. Станиславского «Не верю!» Но что касается содержания!... Авторство однозначно от Достоевского, хотя с тех пор как только это содержание не раскрыто, в том числе и в плане более эффективной словесной выразительности [11].

В вопросах такого рода я солидарен с автором статьи [12], которая весьма вовремя появилась на РНЛ: «Ни в одном авторитетном изложении церковного учения мы не найдем мысли о том, что частью Священного Предания является и то, что святые писали по вопросам, не имеющим прямого отношения к догматам - например, об устройстве мира, социальных реалиях и т. д. Напомню, что речь идет о сверхъестественном Откровении. А Божественное Откровение не рассматривает вопросы о том, как червяки ползают в земле, сколько будет два плюс два, как происходит термоядерный синтез внутри Солнца и тому подобные. Оно касается догматов веры, необходимых для нашего спасения. / Многие святые оставили после себя большое литературное наследие, в котором можно встретить их взгляды по самому широкому кругу тем. Но когда мы говорим о согласии отцов, то речь идет о согласии в вопросах веры - догматического и нравственного учения. Как писал преподобный Викентий - то, во что в Церкви ВЕРИЛИ все, всегда и всюду. Так что когда я, например, встречаю высказывание какого-либо святого отца о том или ином историческом лице или о вопросах медицины, политического устройства, педагогики, географии, зоологии и т. д., то я со вниманием отношусь к этому мнению, но понимаю, что оно не имеет для меня того обязательного авторитета, какое имеют его же высказывания по вероучительным вопросам.»

Адресаты духовно авторитетной литературы тоже – не пассивные приёмники информации из духовно авторитетных текстов. Одной из добродетелей чад Церкви Христовой является рассудительность их веры. Но при «чёрно-белом» восприятии она сходу квалифицируется как духовно предосудительное «высокоумие», плод «лжеименного разума» и пр. Она представляется чуть ли не кощунственным посягательством на духовный авторитет тех же Отцов Церкви. А уж применительно к апостолам Христовым и к Самому́ Спасителю не иначе, как гордыней сатанинского розлива. Дальнейшее призвано показать на конкретных образцах, что это может быть не совсем так, а то и совсем не так.

О математике и естествознании в освещении епископом Игнатием Брянчаниновым и К. Э. Циолковским

В «Слове о смерти» святитель. Игнатий Брянчанинов (1807–1867) положение о бесконечности адских мук пытается обосновать апелляциями к доказательности математических знаний, которая в известном смысле является «абсолютной». В сравнении с доказательностью, скажем, концепций теоретической физики, где последнее слово остаётся за данными экспериментов. Частично воспроизведу соответствующий пространный отрывок, комментируя его по частям. Поскольку этот авторский текст в один абзац на 3 страницы, для удобочитаемости по-своему разобью его на комментируемые фрагменты. Свои комментарии даю курсивом.

«Это положение о бесконечности адских мук заимствовано из известной математической теории о бесконечном. К этой теории мы обращается часто, чтобы по возможности правильно и точно объяснить отношения тварей к Творцу, в собственном смысле непостижимые и необъяснимые. Не способна к этому ни одна наука, кроме математики. Она, одна она, доказывая неприступность бесконечного к постижению его, ставит в правильные отношения к нему все числа, то есть, все виды тварей. Вселенная есть число, и все составные части её суть числа. Непосвящённый в таинства математики никак не совместит в себе понятия, что все числа, столько различные между собой, вместе совершенно равны одно с другим в отношении к бесконечному. Причина такого равенства очень проста и ясна: она заключается в бесконечной, следовательно, постоянно равной, разнице между бесконечным и каким бы то ни было числом.» [13 с. 122–123]

В целом, в делах катехизации Православия образ сильный. Но весьма тяготеет к учению о числах как структурных первоэлементах мироздания в его исторически первородной, наивной Пифагоровой версии. Открытие Б. Мандельбротом фрактальной фантасмагории множества, названного его именем, совершенно по-новому ставит извечный философский вопрос математики относительно соотношения чисел с реальными процессами в материальном мире объективной реальности. Именно ставит, а всесторонне его изучать и решать математикам и физикам кабы не всё наступившее 21-е столетие.

«…Бесконечное, объемля собой все числа, вместе с этим пребывает превыше всякого числа по свойству совершенства, не имеющего ни в чём никакого недостатка и не способного подвергнуться недостатку. По этому свойству бесконечное, объемля все впечатления, пребывает превыше всякого впечатлений; иначе оно подверглось бы изменениям, что́ свойственно числам и не свойственно бесконечному. Если же число не имеет существенного значения, то вполне естественно миру быть сотворённым из ничего действием бесконечного, которое одно имеет существенное значение. Естественно действию бесконечного быть превыше постижения человеческого. Таковы неопровержимые истины, добытые уму человеческому математикой: её нуль, изображающий идею о несуществующем, обращается в число, когда действует на него бесконечное. (Образно и убедительно для катехизаторских целей, но ошибочно с точки зрения математики. – С. А.) В помощь математике приходят естественные науки, к которым она относится как душа к телу. Без математики они не могут существовать (Кантовский мотив о математизированности знаний в качестве главного критерия их научности. Его ложность демонстрировалась в [1]. – С. А.); они строятся и держатся на ней, как плоть на скелете. В природе господствует строжайший математический расчёт. Что же открывают нам естественные науки? То, что вещество, в среде которого мы вращаемся, которое видим и осязаем разнообразно и прикосновениями, и слухом, и вкусом, и обонянием, - это вещество не только не понято, не постигнуто нами, - мало этого! – оно непостижимо для нас. Придумана теория атомов, чтобы была возможность остановиться, и осознать дальнейшие суждения на чём-нибудь правдоподобном. Теория атомов остаётся произвольным предположением (гипотезой). В точном смысле нет существ в природе («существ» в смысле «сущностей», противопоставляемых как всеобщее явлениям, который всегда частные. – С. А.): в ней одни явления. Этому закону подчинены и числа: нет числа, которое бы не могло измениться от присовокупления к нему или от исключения из него; нет числа, которое не могло бы обратиться в нуль. Всякое число есть явление. Одно бесконечное постоянно пребывает неизменным, оно не изменяется ни от присовокуплений к нему, ни от вычитаний от него, Оно бесконечно совмещает в себе всю жизнь; оно одно есть в точном смысле существо.» [Там же, с. 123]

Относительно атомной гипотезы святитель Игнатий разделяет ложные представления некоторых учёных-естественников, которые в философских вопросах науки были субъективными идеалистами. В начале 20-го века эту позицию всесторонне и конструктивно раскритиковал В. И. Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме». Параллельно – великие физики Л. Больцман и А. Эйнштейн. Химики же его эпохи в основной своей массе не сомневались в том, что атомы и молекулы суть реальные материальные микрообъекты. Тем более – в преддверии открытия Д. И. Менделеевым периодической системы (1869 г.). В современной философии науки прекрасно понимается, что ненаблюдаемость подобных гипотетических микрообъектов – сугубо вре́менная. Так потом было и с нейтронами, и с нейтрино, и с элементарными переносчиками электрического тока в сверхпроводниках, и с генами, и с хромосомами и т. п. Что же касается атомов, то они в наши времена не то что наблюдаются при техническом посредничестве современных электронных микроскопов, но этими же приборами искусственно сортируются и комбинируются в ряде нанотехнологий.

«Желательно, чтобы кто-нибудь из православных христиан, изучив положительные науки, изучил потом основательно подвижничество православной Церкви, и даровал человечеству истинную философию, основанную на точных знаниях, а не на произвольных гипотезах. (Это - о химической-то атомистике 19-го века в преддверии открытия Д. И. Менделеева! – С. А.) Мудрец греческий Платон воспрещал упражнения в философии без предварительного изучения математики. Верный взгляд на дело! Без предварительного изучения математики с зиждущимися на ней другими науками и без деятельных и благодатных познаний в христианстве невозможно в наше время изложение правильной философской системы. Многие, признаю́щие себя све́дующими в философии, но не знакомые с математикой и естественными науками, встречая в сочинениях материалистов произвольные мечты и гипотезы, никак не могут отличить их от знаний, составляющих собственность науки, никак не могут дать удовлетворительного отзыва и опровержения на самый нелепый бред какого-либо мечтателя, очень часто сами увлекаются этим бредом в заблуждение, признав его доказательной истиной. Одна логика может обойтись без математики; но логика в сущности неразрывно связана с математикой, и от последней может заимствовать точность и положительность. Что такое – силлогизм? Это алгебраическое уравнение, Что такое пропорции и прогрессии? Это – логическая последовательность понятий.» [Там же, с. 123–124]

Снова склонность святителя Игнатия к наивной Пифагоровой версии в философии математики. Наряду с правильной мыслью о том, что православная философия не может быть продуктивной без обобщённого и адекватного понимания того, что́ наработано естествознанием. Правильно им сказано, что традиционная формальная логика может обойтись без математики и без символической-математической логики, о чём был особый разговор в первом параграфе этой статьи.

Разумеется, ошибочность рассуждений святителя Игнатия относительно математики, кроме меня, могут засвидетельствовать многие. Даже из активных комментаторов РНЛ, среди которых есть специалист по теории чисел и математической логике. Может её засвидетельствовать и один из авторов РНЛ и «Радонежа» проф. В. Н. Тростников – математик по базовому образованию и профессиональный знаток философских вопросов математизации знаний [14].

В общем, святитель Игнатий добросовестно разделял ограниченности научных знаний своей исторической эпохи и её исторически преходящие заблуждения. Ничего общего с гордыней это не имеет. Признание этих его заблуждений ни в какой мере не обесценивает результаты его катехизации вечных истин православной догматики, эклезиологии, нравственности.

А вот сопоставительный пример именно, по слову святителя, «са́мого нелепого бреда какого-либо мечтателя». Конкретно – «калужского мечтателя» К. Э. Циолковского:

«В мои годы умирают, и я боюсь, что вы уйдёте из этой жизни, не узнав от меня (из чистого источника знания) (!!! – С. А.), что вас ожидает непрерывная радость. / Вот почему я пишу это резюме, не окончив ещё многочисленные основные работы. / Мне хочется, чтобы эта жизнь ваша была светлой мечтой будущего, никогда не кончающегося счастья. / Моя проповедь в моих глазах даже не мечта, а строго математический вывод из точного знания….»

И при всём при этом: «Я чистейший материалист. Ничего не призаю́, кроме материи. В физике, химии и биологии я вижу одну механику. Весь космос тоже бесконечный и сложный механизм. Сложность его так велика, что граничит с произволом, неожиданностью и случайностью, она даёт иллюзию свободной воли сознательных существ. Хотя, как мы увидим, всё периодично, но ничто и никогда строго не повторяется.» [15, с. 264]

А вот образцы «математически точных доказательств по Циолковскому»:

«С разрушением (посмертным. – С. А.) организма атом человека, его мозга или других частей тела (также со времени выхода атома из организма, что́ совершается много раз ещё при его жизни) попадает сначала в неорганическую обстановку. Вычисление показывает (!!! – С. А.), что в среднем надо сотни миллионов лет, чтобы он снова воплотился. Это время проходит для него как нуль. Его субъективно нет. Но население Земли за такой промежуток времени совершенно преобразуется. Земной шар будет покрыт тогда только высшими формами жизни, и наш атом будет пользоваться только ими. / Значит, смерть прекращает все страдания и даёт, субъективно, немедленно счастье.» [Там же, с. 275]

«Что такое есть самый атом водорода – начало всего известного вещественного мира? / Он создан прошедшим временем, а оно бесконечно велико́. Следовательно (!!! – С. А.), сам атом бесконечно сложен. У водорода были более простые родители, ещё более простые деды и т. д. / Не подобно ли это происхождению человека? Не были ли его предки всё более и более простыми по мере удаления от нашего времени? Родоначальник человека – водород, а более близкие предки – 92 элемента. Но человек отдалён от этих предков всего на несколько сотен миллионов или (!!! – С. А.) миллиардов лет. Это так мало в сравнении с бесконечностью! Каковы же были предки водорода несколько дециллионов лет назад? / Одним словом (!!! – С. А.), если разделить бесконечное время на ряд бесконечностей, то каждой из этих бесконечностей будет соответствовать своя материя, свои солнца, свои планеты и свои существа…» [Там же, с. 280–281]

С точки зрения Православия, комментарии излишни. С точки зрения эффективно теоретизированной науки – тоже. Недаром отец отечественной авиации Н. Е. Жуковский всячески избегал встреч с отцом отечественной космонавтики! У К. Э. Циолковского и его теория реактивного движения была оформлена вне стандартов, принятых в науке, но она к тому же была для него приложением к сумасбродной «космической философии» с её «разумными атомами», с её концепцией перехода «телесного» человечества к «лучевой форме» существования и экспансии во Вселенной.

С позиций этой своей ломовой спекулятивной натурфилософии К. Э. Циолковский высказал прогноз, согласно которому искусственные технические атрибуты человеческой цивилизации – дело вре́менное. В конце концов, человечество, перейдя в «лучевую форму» своего существования и космической экспансии, перестанет нуждаться в каких-либо искусственных орудиях своей деятельности. Эта идея высказывалась и в индийской спиритуалистической философии. В общем, что́ называется, «носилась в воздухе». В статье [8] эта генеральная перспектива развития человеческой техносферы вытекает как прямое следствие из строгих общих понятий гносеологической теории труда и техники как раздела эволюционной теории познания. Разница принципиальная!

Любопытно отметить, что задолго до Канторовой теории множеств с её парадоксами, кризисом в основаниях математики и попытками его конструктивного разрешения у святителя Игнатия была, так сказать, родственная душа в смысле наивных представлений о феномене математики как отрасли научных знаний. И это был не кто иной, как К. Маркс. Выпустив в свет первый том своего «Капитала» как раз в год блаженной кончины святителя Игнатия, Маркс потерял интерес к изданию его последующих томов. (Это после его смерти в 1883 году предпринял Ф. Энгельс.) У родоначальника марксизма наступил пожизненный творческий кризис в связи с тем, что революционная волна в Европе пошла на спад, а промышленный капитализм начал проявлять признаки своей заботы о трудящихся. Маркс стал интересоваться вопросами философии естествознания. При этом написал («в стол», не для публикации) свои «Математические рукописи» с попыткой «диалектизировать» прописные истины математики своего времени.

А теперь - пример творческого подражания святителю Игнатию в плане использования образов из математики для современного объяснения Святоотеческих положений. В частности, положения преп. Иоанна Дамаскина о простоте Творца и Вседержителя. Предвосхищая концепцию Нетварных Божественных Энергий св. Григория Паламы́, он пишет:

«…божественное блистание и деятельность, которая есть одна и проста, и неделима, и которая благовидно разнообразится в том, что́ делимо, и всему раздаёт то, что́ составляет собственную (каждой вещи) природу, остаётся простой, конечно, увеличиваясь в делимых вещах неделимо и делимое сводя и обращая в простоте ей само́й.» [16, с. 42 (114)]

Прежде всего, я не знаю, было ли Святоотеческое истолкование нравственного аспекта простоты Бога. Если было, то тем лучше. Но в ключе апофатической методологии православного Богопознания естественно противопоставить Божию простоту как всеблагость человеческой природе, в которой у каждого человека по-своему перемешаны (подчас – изощрённо) проявления доброго и злого начал.

У преп. Иоанна Дамаскина простота Божией Природы трактуется как её неразделимость на части и элементы. И при этом Господь вседержительствует в тварном мире бесконечно сложным образом. На этот счёт есть великолепная аналогия как раз из мира натуральных чисел. Естественно, полезная только в катехизаторском плане и условная, как, впрочем, всякая человеческая аналогия, которая в любом случае не есть доказательство.

Со школьной арифметики нам известно, что натуральные числа бывают простыми и составными. Внутренняя структура последних суть уникальное для каждого натурального числа произведение простых субэлементов-делителей в своих степенях. Например: 55162873584 = 2^4ˑ3³ˑ7¹ˑ13³ˑ19²ˑ23¹. Сами же простые числа неделимые. Вот первые из них в натуральном ряде: 2, 3, 5, 7, 11, 13, 17, 19, 23, 29, 31, 37 и т. д. В зависимости от значности, каждое натуральное число можно представить как систему из цифр соответствующих разрядов. Так, простое число 7 – система с одним элементом, простое число 37 – система с двумя элементами и т. п. Известно, что натуральный ряд как простейшая арифметическая прогрессия неограничен. Поэтому натуральные числа могут быть хоть 10⁹-порядковыми и более. Представим себе, что каждый элемент системы 10⁹-порядкового числа выписывается в квадратной клеточке площадью 1 см². Если выписать эту числовую систему из миллиарда цифр на ленте, то эта лента будет длиной с Транссибирскую магистраль. Если выписать этот миллиард элементов-цифр построчно слева направо, как мы пишем тексты на бумаге и пр., то по площади эта система цифр будет 10⁹ см² или 10 км². То есть, прямоугольником со сторонами примерно 3,33 км и 3 км.

И вот, ВНИМАНИЕ: простые числа в натуральном ряде тоже могут иметь такой же порядок и более. Если в таком простом числе поменять местами всего две цифры, то число из простого становится составным, делимым на субэлементы. Во взаимосвязи столь грандиозных систем из элементов-цифр действует принцип «все и каждый связаны со всеми и с каждым». Именно та самая целокупность, которая является камнем преткновения для науки в плане системного подхода к своим системным объектам. К счастью для науки, Господь устроил вселенскую иерархию структурных уровней материи так, что явления и законы на конкретных уровнях в широких пределах автономны, не зависят от явлений и законов других уровней. В частности, именно в силу этой первопричины ныне школьная химическая атомистика 19-го столетия имела возможность достигать своих выдающихся успехов, включая периодический закон и закладку основ органической химии, ничего не зная об электронах в оболочках атомов, о протонах и нейтронах их ядер.

За новой иллюстрацией устаревания части Святоотеческих текстов обратимся к этому же классическому произведению Святоотеческой литературы: «До́лжно же знать, что есть четыре стихии: земля, которая суха и холодна; вода, которая холодна и влажна; воздух, который влажен и горяч; огонь, который горяч и сух. Подобным образом есть также и четыре влаги, которые соответствуют четырём стихиям: чёрная желчь, которая соответствует земле, ибо она – желчь – суха и холодна; слизь, соответствующая воде, ибо она – слизь – холодна и влажна; кровь, которая соответствует воздуху, ибо она влажна и горяча; жёлтая желчь, которая соответствует огню, ибо она и горяча и суха. Плоды, конечно, состоят из стихий, а влаги (или: соки) – из плодов, тела же живых существ – из влаг, и в них разрешаются. Ибо всё, что́ слагается (из чего-либо), в это и разрешается.» [16, с. 154.]

Тоже типичная дань Святого Отца, имевшего блестящее по тем временам светское образование, ограниченности естественнонаучных знаний своей эпохи. Пережиток языческих представлений о «первоматерии» в классическом произведении Святоотеческого творческого наследия – вот ка́к это называется своим именем.

И это тоже в фундаменталистском ключе следует понимать буквально, поскольку написано духоносным светочем Православия? А физический вакуум, кварки и лептоны современной физики элементарных частиц надо понимать как бесоводимую ересеологию «лжеименного разума»? Да что там кварки и лептоны! Как надо понимать атомы в смысле атомной физики 20-го века от Р. Х.? Как надо рассчитывать параметры современных транзисторов и прочих первоэлементов электроники? Неуж-то по преп. Иоанну Дамаскину?!

Очевидный бред! Но, согласно фундаменталистам от Православия, именно так и надо понимать. Как же – мол, духоносные Святые Отцы, у коих что ни тезис, то вечная истина. Мол, это же – сущее кощунство говорить о том, что в чём-то их творческая продукция может хоть отчасти устаревать! «Чёрно-белое» мышление в чистейшем виде!

Вправе ли современный православный христианин самостоятельно и творчески развивать Святых Отцов?

Вправе. И даже по отношению к центральному Догмату о Пресвятой Троице. Для катехизаторского прояснения этого наитруднейшего Догмата Отцы Церкви обращались к осторожным аналогиям с объектами земного мира на уровне тех знаний о нём, которые были в наличии в их исторические эпохи. И в этом деле естественно брать с них пример. Очевидно, что чем богаче у человечества такие знания, тем больше соответствующих возможностей. В статье [1] я уже воспользовался такими возможностями в ключе осторожной аналогии взаимодействия Ипостасей Триединого Бога в Божием Вседержительстве со взаимодействием трёх весьма разных форм единосущного химического соединения Н₂О в обеспечении жизни на планете Земля от полюсов до экватора. Что в этом «запредельно горделивого»? Какой ущерб от этого может потерпеть Святоотеческое Священное Предание?

Здесь тоже обращусь к Святоотеческой интерпретации того же Догмата преп. Иоанном Дамаскиным:

«…единый и единственный только Бог не лишён Слова. Имея же Слово, Он будет иметь Его не неипостасным, не таким, которое на́чало своё бытие и имеет окончить его. Ибо не было (времени), когда Бог был без Слова. Но Он всегда имеет Своё Слово, Которое от Него рождается не безлично, как наше слово, и не изливается в воздух, но ипостасное, живое, совершенное, помещающееся не вне Его, но всегда пребывающее в Нём… (Образец Святоотеческого апофатизма: аналогия с человеком не более чем полезная аналогия, но отличие Бога от Своего образа и подобия принципиальнейшее. Его можно уловить только отрицанием соответствующего антропоморфизма, но никак не выводами из человеческих логических рассуждений о Бытии Божием. – С. А.) Ибо, как наше слово, выходя из ума, не всецело тождественно с умом, ни совершенно различно; потому что, будучи из ума, оно есть иное сравнительно с умом, но, будучи по природе одним, оно является другим по положению. Так и Слово Божие, тем, что Оно существует Само по Себе, различно в сравнении с Тем, от Кого Оно имеет Ипостась…

До́лжно же, чтобы Слово имело и Духа. Ибо и наше слово не лишено дыхания… …если бы и находящийся в Боге Дух был понимаем по подобию с нашим духом, то в таком случае божественной природы ниспровергалось бы до ничтожества. Но понимаем Его как Силу самостоятельную, Которая Сама по Себе созерцается в особенной Ипостаси, и исходящую от Отца, и почивающую в Сыне, и являющуюся выразительнией Его, и как такую, Которая не может быть отделена от Бога, в Котором Она есть, и от Слова, Которому Она сопутствует, и как Такую, Которая не изливается так, чтобы перестала существовать, но как Силу, живую, обладающую свободной волей, самодвижущуюся, всегда желающую блага и при всяком измерении обладающую могуществом, которое сопутствует желанию, не имеющую ни начала, ни конца. Ибо никогда у Отца не недоставало Слова, ни у Слова – Духа.

…Дух же, Который посылается и созидает, и утверждает, и содержит, не есть исчезающее дыхание, подобно тому, как и уста Бога нетелесный член.» [16, с. 11 (83)–13(85)]

За 20-й век от Р. Х. к веку 21-му научная психология человеческой личности разносторонне исследовала этот феномен в единстве его сознательной и подсознательной природы. (См., напр., [17]–[28].) И прежде всего, ей было покончено с отождествлением понятий «человеческое сознание» и «человеческая психика (личность)». Пользуясь написаниями по И. Канту, можно сказать, что в сознательной своей части человек суть личность-от-общества и личность-для-общества.

Человеческое сознание формируется в обществе и только в обществе в ходе освоения его новым членом родного языка в возрасте от 2 до 5 лет. Это опытно доказано и продолжает доказываться миллиарды раз в каждой семье, где поселяются новорождённые дети. Доказано это и «от противного» реальными трагическими аналогами сказок о Маугли и Тарзане. Жизнь ставила и такие эксперименты, не спрашивая на то согласия людей. Во всех случаях эти человеческие особи не то что не имела проблесков человеческого сознания, но и на двух ногах ходить не умели. Границы сознательной части наших личностей чётко определяются границами наших произвольных воспоминаний о пережитом. (Произвольных в положительном смысле «пожелал – и вспомнил».) Эта череда наших воспоминаний в среднем начинается с наших детств в возрасте 4–5 лет. Именно к этому возрасту ребёнок и осваивает родной язык. А воспоминания о предшествующих переживаниях детства вытеснены на биографические уровни наших подсознаний. К ним мы не имеем произвольного доступа в обычном состоянии бодрствования. Только в особых состояниях психики – во сне, в гипнотическом состоянии (практикуемая психотерапевтами и психиатрами т. н. возрастная регрессия) и др.

Глубинная психология личности, особенно трудами К.-Г. Юнга и Ст. Грофа, разносторонне исследовала и наиболее глубокое духовное ядро человеческой личности. Творческая продукция Ст. Грофа и его последователей в духовном плане в высшей степени двусмысленная, о чём я писал в [27]. Но то простое (в смысле нерасчленяемости на части) духовное ядро человеческой личности, о котором говорит Православие и которое оно именует сердцем, изучено разносторонне. (То сокровенное, неизреченное и крайне трудно изменяемое «Я» каждого из нас, которое каждому из нас опытно известно так, как ничто другое. Всё, что́ угодно, меняется в жизни в наших сознаниях, но осознание своего «Я» как уникального и целокупного при каждом из нас с дошкольного детства до старости.)

Характерно, что именно на этом глубочайшем, трансперсональном уровне человеческой психики школа Грофа принципиально отказывается от каких-либо классификаций человеческих личностей, поскольку каждая из них уникальна. Об этом православная антропология знает веками, а вот теперь это уже и научный опытный факт. Согласно исследованиям школы Грофа, общественная природа человеческой личности проявляет себя только до ближайшего, биографического уровня человеческого подсознания. Уже на перинатальном уровне себя проявляют её духовные качества. Например, сам процесс смерти человеческого существа как водного в утробе матери и возрождения как существа атмосферного запечатлевает в новой человеческой личности много такого, что́ наполняет конкретным содержанием слова из 50-го Псалма о зачатии человека во грехе и во грехе рождения его матерью на свет. Вплоть до того, что у части людей оттуда тянутся наклонности к сексуальных извращениям, к суициду и даже к способам его осуществления.

Пользуясь тем же Кантовым написанием, можно сказать, что именно в своём духовном ядре (сердце в смысле этой сердцевины личности) человек суть личность-от-Бога и личность-для-Бога. Именно в этом неизреченном духовном ядре человек суть образ и определенное подобие Творца.

Отсюда уже можно делать новые богословские выводы, опираясь на современное научное понимание феномена человеческой личности.

Прежде всего, становится очевидным, что понятие «сознание» неприложимо ко вселенски-конкретному Разуму Творца и Вседержителя. Это вполне в духе Святоотеческого апофатизма: чем больше мы знаем о человеке как образе и подобии Бога, тем больше у нас возможностей апофатически отсекать новые элементы антропоморфизма в понимании Его трансцендентного Бытия.

Или взять для нового примера проблему крещения младенцев. Идея повторного крещения у анабаптистов в эпоху Реформации 16-го века проистекала именно из отождествления понятий «человеческая личность» и «человеческое сознание». И по сей день даже от некоторых православных богословов можно услышать, что мало толку в крещении этих человеческих несмышлёнышей, когда крещены в младенчестве были и Ленин с Гитлером. Но в этом вопросе лучше всего полагаться на практику православных священников. Уж они-то по опыту знают эксцессы, как некоторые эти «несмышлёныши» с натуральным беснованием противятся принятию этого церковного Таинства и как приходят в себя после его принятия.

Далее, человеческий ум (идеальное) сам по себе – сущий фантом: ни массы, ни размеров. Самыми современными методами экспериментальной физиологии мозга типа компьютерной томографии фиксируются только физиологические признаки мыследеятельности, но не сама мысль. Но когда этот «фантом» ложится даже на устные человеческие слова, не говоря о письменных текстах, он становится не то что материальным, но и грубо вещественным. Устное слово модулирует акустические колебания воздуха и адресуется человеческим ушам и только от них – мозгу и разуму. Письменные же тексты и вовсе представляют собой внешнюю человеческую память на долговременных материальных носителях. Именно в силу этой материализованности «неуловимой» человеческой мысли наука Логики стала «отлавливать» первые её законы ещё в лице Аристотеля в 4-м веке до Р. Х.

В свете современной научной антропологии с её научной психологией личности очевидно, что устная и письменная человеческая речь суть человеческое мышление ad extra – во внешний по отношению к разуму человеческого индивида социальный мир. И в свете этих научных знаний можно существенно уточнять и обогащать выше представленную аналогию преп. Иоанна Дамаскина между трёхкомпонентностью человеческого ума, сло́ва и духа и трёхипостасностью Единого Бога христиан. Прежде всего – аналогию человеческого слова с Богом Словом, через Которого Богом-Отцом был сотворён материальный мир и через Которого в нём осуществляется Божие Вседержительство.

В общем, и так понятно, что Вторая Ипостась Пресвятой Троицы имеет некое сродство материальному миру, коль скоро он был сотворён именно через Неё. Через Неё Первая Ипостась в Своём Вседержительстве проявляет себя ad extra – в этом материальном мире. В последнем Бог внутри Своего всесовершенного и самодостаточного трансцендентного Бытия не нуждался. Представляется, что апофатическое развитие аналогии преп. Иоанна Дамаскина на уровне современных научных знаний о феномене человека позволит уточнить связь понятий «Бог Слово» и «Нетварные Божественные энергии», через Которые Господь осуществляет Своё Вседержительство и в падшем материальном мире.

Вправе ли современный православный христианин самостоятельно и расширительно интерпретировать Святых Апостолов?

Обратившись, например, к толкованиям Евангелий бл. Феофилактом Болгарским, мы найдём многочисленные примеры расширенных толкований Отцами Церкви в духе символизма, суть которого «великие в малом», «общее в частном и единичном». Святые Отцы этим самым, естественно, подают примеры творческого отношения даже к Священному Писанию, не говоря о Священном Предании. Рассмотрим на конкретном примере.

«А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии. / Но, предлагая сие, не хвалю вас, что вы собираетесь не на лучшее, а на худшее. / Ибо, во-первых, слышу, что когда вы собираетесь в церковь, между вами бывают разделения, чему отчасти и верю. / Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные.» [1 Кор, 11: 16-19].

Последний стих бл. Феофилакт Болгарский истолковывает следующим образом:

«Говорит не о разномыслиях в догматах, но о таких разделениях, каково, например, относительно столов. Что же значит: надлежит? То, что, так как вы: люди, то дело возможное и неизбежное, что не все ходят право. Поэтому-то я и верю. Подобно и Господь сказал: до́лжно прийти соблазнам [Мф., 18: 7], то есть поскольку в мире есть злые, то необходимо будут и придут соблазны.

Дабы открылись между вами искусные. Слово дабы означает здесь не причину, но последствие дела, как видно из многих мест. Ибо когда гордые не принимают за свой стол, тогда являются искусные, то есть бедные, потому что они терпят презрение, а прежде сего терпение их не было видно. Или искусными называет тех, которые хранят ещё обычай относительно стола; ибо не все же нарушают его, Итак, когда нарушители оказываются неискусными, оказываются искусными хранители.» [28, с. 336].

Во-первых, при этом речь не о местах за свадебными столами, а за столами Евхаристического Таинства с тогдашними обильными излияниями высших даров Святого Духа на первых христиан. Во-вторых, эта частная форма разномыслий прямо-таки «просится» на символическое расширение именно в плане догматических разномыслий, которые также соборно устраняются с участием Святого Духа. И современному православному христианину, не чуждому богословия, не возбраняется не согласиться с бл. Феофилактом, интерпретируя стих 19 по-своему. Естественно, в порядке теологумена. Не более того.

История православного богословия со Св. Апостолов Павла и Иоанна только-только началась. Это бесспорно. Но ведь впоследствии была история Вселенских соборов, утвердивших действительно незыблемый, на все последующие времена Никео-Цареградский Символ Веры. И там были жаркие дискуссии и полемики, прежде чем он «выкристаллизовался» до конца времён. А что, Святые Отцы последующих поколений только цитировали Святых Отцов прошлого? А что, жизнь исторического христианства (т. е., за пределами ограды храмов и монастырей) за 2 последующих тысячелетия не ставила перед православными богословами новые и ранее неведомые проблемы? Да зачем за примерами далеко в историю забираться! Какие богословские дискуссии-полемики совсем недавно велись в РПЦ по поводу канонизации Царственных Страстотерпцев! Так что, слова св. апостола Павла представляются возможным действительно расширить на историческую перспективу до конца времён.

Я ничего не могу сказать относительно Святоотеческого единомыслия в истолковании этого тезиса Св. Апостола. И я – не профессиональный богослов, чтобы исследовать это единомыслие, сопоставляя многообразие святоотеческих текстов. Но своя-то голова на плечах православного аналитика это что – пассивный приёмник святоотеческих текстов? Что такого духовно предосудительного в этом моём самостоятельном анализе с собственным логическим выводом? Опровергает он «кощунственно» и «несусветно еретически» самого́ Св. Апостола Павла или выявляет в его тезисе вечное, непреходящее?

Вправе ли современный православный христианин самостоятельно и творчески развивать положения Самого́ Спасителя?

Тоже вправе. Например, самостоятельное и творческое развить первую Христову заповедь блаженства [27]. Мне именно «современность подсказала»: исследования школы Ст. Грофа, её апология языческой духовной нетрезвости. Освещение последователями Грофа истории использования природных психоделиков для пресловутых «расширений сознания» [29]. Ну и, естественно, моё знакомство с основами православной аскетики и мистики по сугубо православной соответствующей литературе.

Моё личное утверждение при этом только одно: Спаситель, несомненно, знал о соответствующих духовных практиках язычества. Кому же ещё это лучше всех не знать, как Сыну Божиему?!

Ну, и что в этой новой интерпретации первой заповеди блаженства «горделивого»? Что в ней «крамольного»?

Как эту тему представили Святые Отцы, не знаю. Буду только рад, если представили таким же образом. Переоткрыть такую духовную истину – это тоже было бы для меня замечательно. После этого непременно ссылался бы на приоритетное авторство Святых Отцов. Как это принято в науке в соответствии с её этикой коллегиального творчества поступательными усилиями многих поколений учёных.

Но не стану терзаться комплексом последнего грешника и вопиюще недостойного на такую интерпретацию уже не у Святых Отцов, но у Самого́ Спасителя, если у Святых Отцов эта тема вообще не разработана.

О «чёрно-белом колорите» в понимании святости Церкви Христовой

В вопросе о святости Церкви Христовой также нередко встречаются «чёрно-белые» интерпретации. Даже у богословствующих священников, не говоря уж о «любительском кадровом резерве» православного богословия. Здесь также необходимо в первую очередь разобраться в исходных понятиях, прежде чем пускаться в соответствующие полисиллогистики.

Во-первых, святость Церкви Христовой можно понимать как её Богоизбранность до конца времён в качестве Нового Израиля, как отделённость от мира церковной оградой. Такое понимание непосредственно восходит к Ветхозаветному пониманию святости Израиля как временно Богоизбранного народа, отделённого от языческого мира Самим Творцом и Вседержителем. При этом общим как в Ветхозаветной, так и в Новозаветной версиях является то, что перед Богом эти Им избранные человеческие сообщества в ответ на Божии обетования берут на себя свои обязательства.

Во-вторых, понимание святости в смысле спасённой до Страшного Суда человеческой души. Такими душами исполнена и постоянно пополняется только Церковь Небесная в своём вневременно́м бытии, в Вечности. Отчасти после Вознесения Христова она присутствует и в материальном мире. Но сия тайна велика. Она раскроется только за эсхатологическим разрывом Мировой истории рода человеческого. Тайной остаются и спасённые души, о которых знает только Господь. В том числе, и иноверческие. В целом, Небесная Церковь, подчеркну ещё раз, трансцендентна по отношению к временно́му материальному миру. И ка́к в ней обитает несколько телесных персонажей, нам неведомо. Знаем только, что Спаситель и Божия Матерь пребывают там в воскресших духовных телах, а пророки Илия и Енох – как-то иначе.

В земной же части Христовой Церкви всё по-другому. Она состоит из живых людей, следовательно, падших и грешных. Это очевидно. Говорить о её святости в этом смысле, это как в анекдоте про принцип демократического централизма в КПСС: каждый по отдельности «против», а все вместе «за». В земной части Церкви даже прижизненно святые духоносные светочи, пока живы, не застрахованы от великих падений. Одного слова может хватить, чтобы мигом обесценить результаты десятилетий восхождения к этой прижизненной святости высшего духоносного уровня. И лоно земной Церкви только даёт в земной жизни человеку наилучшие шансы на спасения души, но не даёт никаких гарантий. Более того, с православных чад Церкви и бо́льший спрос на Суде Господнем, поскольку им дана максимальная полнота монотеистического Откровения и даны уникальные церковные Таинства. Если же земную Церковь не понимать так, то велики соблазны конфессиональной гордыни православных перед иноверцами.

Кратко скажу и о сложности понятия «отделение Церкви от государства». Если понимать Церковь широко, как мистическое Бого-человеческое Тело Христово, то ситуация одна. В частности, в нынешней России такого отделения нет, поскольку даже Первые лица государства В. В. Путин и Д. А. Медведев – чада РПЦ. Церковь Христова отделена от государства только в своей земной части, как социальный институт. И даже в наилучшем из возможных вариантов РПЦ может быть только симфоничным дополнением государства.

Между тем, понятие «Церковь Христова» и «земная Церковь» зачастую синкретически смешиваются. А из этого смешения логические дискурсы в ложных понятиях, естественно, выдают интеллектуальный брак типа вывода о том, что вне Христовой Церкви нет и в принципе быть не может спасения человеческой души. (См. на эту тему [30] и интенсивную полемику на комментаторском поле к статье.)

Как известно, католики ставят в особое положение Св. Апостола Петра, исходя из слов Спасителя: «...Я говорю тебе: ты – Пётр, и на сем камне Я создам Церковь мою, и врата ада не одолеют её; / И дам тебе ключи Царства Небесного: и что́ свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что́ разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах.» [Мф., 16: 18–19]. В этих словах Спасителя им видится некий юридический акт учреждения земной Христовой Церкви. У православных Апостол Пётр не более чем символизирует земную часть Церкви. Новозаветное повествование представляет его как горячем в вере, так и на грани окончательного падения, которую в отчаянии на почве своего маловерия переступил Иуда Искариот оперативным самоубийством вместо раскаяния перед Спасителем. Только особая молитва Христа спасла Апостола от этого бесповоротного падения. Подобно этому, только возглавление Церкви Христовой самим Христом-Богом спасало, спасает и будет спасать её от необратимых падений до конца времён. Что́ и удостоверяет опытно данная уже более чем двухтысячелетняя история земной Церкви.

٭٭٭

В качестве заключения вновь воспроизведу изречение Р. Декарта. Оно хоть и не непосредственно на духовные темы, но тоже верное до конца времён: «Определяйте значения слов – и вы избавите свет от половины его заблуждений». В вопросах православного богословия – в том числе. Хотя особо продуктивные богословы особо продуктивно водились и водятся Святым Духом, хотя иные из них даже сподобились созерцания Фаворского Света, но делать эти свои Богооткровенные духовные знания массовым достоянием чад Христовой Церкви они по необходимости вынуждены только и только через устное или письменное слово. И им тоже было ве́домо, что «мысль изреченная есть ложь». И ве́домо с особой остротой. И именно поэтому на тексты Священного Предания требуется смотреть как на предмет творческого отношения.

ЛИТЕРАТУРА

1. Сергей  Абачиев. Ответ на статью о. Георгия Городенцева «Страстное искушение?!» // Русская народная линия, 07.06.2016.

2. Сергей  Абачиев. За нерушимый союз Православия и эволюционной науки! (К серии статей о. Константина Буфеева о Библиейском Шестодневе на портале «Русская народная линия» …) // РНЛ, 06.07.2016.

3. Протоиерей  Георгий  Городенцев.  Христианство и наука: отклик на статью С. К. Абачиева «За нерушимый союз Православия и эволюционной науки!» // РНЛ, 11.07.2016.

4. Протоиерей  Георгий  Городенцев.  Иудейские начала и направленность современной науки. // РНЛ, 18.07.2016. 

5. Протоиерей  Георгий  Городенцев.  Библейский Шестоднев или теория эволюции – 7,5 тысяч или миллиарды лет бытия мира?! // РНЛ, 22.07.2016.

6. Протоиерей  Алексий  Касатиков.  Воззвание к солдатам эволюции // РНЛ, 26.07.2016.

7. Священник  Евгений  Селенский. О статье Сергея Абачиева «За неру-шимый союз Православия и эволюционной науки!» // РНЛ, 26.07.2016.

8. Абачиев С. К. Техника машинная и безмашинная: сущность, история, перспективы. // Электронный журнал «Науковедение», 2012, вып. 3, статьи № 31.

9. Абачиев С. К. Формальная логика с элементами теории познания. (Теория. Практикум. Словарь-справочник.) – Р.-н.-Д.: Феникс, 2012. – 635 с.

10. Абачиев С. К. Эволюционная теория познания. (Основные понятия и законы. Гносеологическая теория труда и техники.) – М.: Красанд, 2013. = 665 с., илл.

11. О великом инквизиторе: Достоевский и последующие / Сост. , предисл., илл. Ю. И. Селивёрства; послесл. Г. Б. Пономарёвой и В. Я. Курбатова. – М.: Молоая гвардия, 1992. – 270 с., илл.

12. Священник  Георгий  Максимов,  Православие.Ru. Принцип «согласия отцов» и современные нападки на него // РНЛ, 5.08.2016.

13. Епископ Игнатий Брянчанинов. Слово о смерти. (Репринтное издание.) – М.: PS, 1991. – 320 с.

14. Тростников В. Н. Конструктивные процессы в математике. – М.: Наука, 1974. – 307 с.

15. Русский космизм: Антология философской мысли. – М.: Педагогика-Пресс, 1993. – 368 с.

16. Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. – Р.-н.-Д.: Издательство «приазовский край», 1992.

17. Выготский Л. С. Мышление и речь. – М.: Лабиринт, 2012. – 513 с.

18. Выготский Л. С. Психология развития человека. – М.: Эксмо, 2006. – 1136 с.

19. Выготский Л. С. Педагогическая психология. – М.: АСТ, 2010. – 678 с.

20. Пиаже Ж. Психология интеллекта. – СПб., 2003. – 192 с.

21. Пиаже Ж. Речь и мышление ребёнка. – М. АСТ, 1994. – 556 с.

22. Юнг К.-Г. Архетип и символ. (Серия «Страницы мировой философии».) – М.: Ренессанс СП «ИВО-СиД», 1991. – 287 с.

23. Юнг К.-Г. AION. Исследование феноменологии самости. (Серия «Актуальная психология».) – М.: Рефл-бук, К.: Ваклер. – 1997. – 336 с.

24. Гроф Ст. За пределами мозга. (Рождение, смерть и трансценденция в психотерапии.) Пер. с англ. 2-е изд. – М.: Изд-во Трансперсонального Института, 1993. – 497 с.

25. Гроф Ст. Области человеческого бессознательного. (Данные исследований ЛСД.). – М.: Изд-во Трансперсонального Института, 1994. – 275 с.

26. Калиновский П. Переход: последняя болезнь, смерть и после. – М.: Новости, 1991. – 194 с. (Это и последующие издания доступны для скачивания из Интернета.)

27. Сергей Абачиев. О религии антихриста. Статья вторая: Возрождение духовности, которое не радует // РНЛ, 19.10.2015.

28. Толкование на Деяния и Послания святых апостолов блаженного Феофилакта Болгарского. В трёх томах. Т. 2. Толкование на Пославния святого апостола Павла. Честь первая. – М.: Сибирская благозвонница, 2011. – 639 с.

29. Маккена Т. Пища богов: Поиск первоначального Древа познания. (Радикальная история растений, психоактивных веществ и человеческой эволюции.) – М.: Изд-во Трансперсонального Института, 1995. – 378 с.

30. Михаил  Яблоков. Может ли Христос спасти без Церкви? // РНЛ, 15.07.2016.