Одним из видных представителей европейского консерватизма является английский мыслитель Э. Бёрк. Именно он положил начало концептуальному оформлению данного направления в качестве самостоятельного течения социально- философской мысли. Теория и практика классического европейского консерватизма развивалась в противовес либеральным идеям, принесенным Французской революцией. В первых же своих работах Э. Бёрк, выразил протест против просветительской веры в естественное добро, в то, что человек от рождения хорош по своей природе и его в дальнейшем развитии вполне можно предоставить самому себе, избавив от оков, налагаемых государством и церковью.

Человек, по мнению Э. Бёрка, нуждается во множестве сдерживающих факторов, одним из которых является общество. Социальное пространство задает правильный ход индивидуальному развитию, коллективный разум предохраняет от заблуждений и ошибок. Носителем этого разума являются традиции. Индивидуальному разуму Э. Берк противопоставлял традиции, следование которым он считал основой политической деятельности. Все реформы могут осуществляться только без ломки традиционных устоев общества. Под традициями можно понимать привычки, обычаи, накопленные веками, социальные институты способные быть внедренными в современную жизнь. «Когда из жизни уйдут старые обычаи и правила, потери будут невозместимы. С этого момента у нас нет более компаса, и мы не знаем, в какой порт мы плывем» [1, с. 81].

Исходя из несовершенства человеческой природы, Э. Бёрк отрицал принцип равенства, утверждая закон иерархии, в связи с которым в обществе существует множество сословий и рангов. Одни люди призваны повелевать, другие подчиняться, поэтому социум носит строго дифференцированный характер. Каждое сословие несет свои обязательства перед государством. Существовать общество может только благодаря иерархии функций, авторитетов, индивидуальных статусов. Любая иерархия предполагает систему ограничений. Равенства, равноправия и быть не может. Этот утопический лозунг просветительского рационализма тем вреднее, чем большую унификацию производит среди людей, лишая их своеобразия, самобытности. Отсутствие иерархии порождает торжество посредственности, угашает творческие способности индивидуума. Строго иерархическое посторенние общества, каждый член которого четко осознает границы и возможности своей деятельности, было идеалом для первых европейских идеологов консерватизма, считавших такой порядок единственно возможным. Э. Бёрк резко критиковал Декларацию прав человека и гражданина, провозгласившую равенство всех людей перед законом. Люди не равны, и это признается обществом, в котором неизбежно социальное и политическое неравенство. Равенство возможно лишь перед лицом Божиим, в обществе присутствует строгая дифференциация, сословная структура, люди отличаются по моральным, умственным качествам, по характеру занимаемого положения и исполняемой должности. «Во всех обществах, состоящих из разных классов граждан, необходимо, чтобы был выделен определённый класс, которому принадлежало бы господство» [2, с. 197]. Причём особую роль в государстве Э. Бёрк отводил аристократии. «Народ – это сумма лиц, которая не может составить единую личность, действующую как одно лицо, поэтому «во всех обществах, состоящих из разных классов граждан, необходимо, чтобы был выделен определённый класс, которому принадлежало бы господство» [2].

Одним из центральных положений, выдвинутых Э. Бёрком, был иррационализм. Британский мыслитель не отрицал разум как таковой, он лишь подчеркивал, что разум воплощается не в индивидуальном сознании, а в историческом опыте столетий. Э. Бёрк делал упор на внерациональные формы познания и освоения мира, отказывая разуму в главенстве. Гораздо более важную роль в природе человека играют чувства, вкусы, неосознанные привычки. Антиисторическому абстрактному рационализму Э. Бёрк противопоставляет предрассудки. В них скрыта мудрость, унаследованная от предков, без которой люди лишаются настоящих ориентиров. «Мы боимся предоставить людям жить и действовать только своим собственным умом, потому что подозреваем, что ум отдельного человека слаб, и индивидууму лучше черпать из общего фонда, хранящего веками приобретенную мудрость нации», – писал Э. Бёрк [1, с. 86].

Отсюда невозможно до конца понять законы функционирования общества и государства, поэтому нужно быть осторожным в осуществляемых реформах и не проводить их на основе абстрактных теорий. Для этого «более всего необходим практик, а не профессор метафизики» [1, с. 200]. Происхождение любых конституций теряется во мраке времен, в конце концов, их создает само Провидение. Все изменения должны происходить не с помощью отвлеченных идей, которые не в состоянии уловить все нюансы социального организма, для устройства государства требуется «самое утонченное мастерство».

Рационалистическому, механическому пониманию общества, свойственному просветителям, Э. Бёрк противопоставил идею органицизма, рассматривая общество как единый живой организм. Консерватизм для интерпретации социальных явлений неизменно использует органические категории. Он изучает общество, по выражению Э. Бёрка, «посредством того же плана сообразности с природой, призывая на помощь ее непогрешимое и могучее чутье» [1, с. 101]. Предполагая, что у природных и социальных явлений «основа метафизическая одна и та же» [3, с. 80], консерваторы делали вывод о том, что законы органического развития присущи всему существующему в пространстве и времени, то есть, являются законами бытия всего сотворенного в его природном и социальном аспектах.

Общественный порядок в философии консерватизма держится на авторитете, который имеет любое социальное объединение. Этот авторитет часто сакрализируется. «Те, кто правят государством, как бы олицетворяют Самого Бога, вот почему они должны сознавать высоту и достоинство своего предназначения», – писал Э. Берк [1, с. 89]. У философов-консерваторов присутствует установка на сильное государство, способное поддерживать и защищать традиции.

Теория и практика классического европейского консерватизма, оказала большое влияние на формирование философских концепций русских мыслителей консервативного направления, среди которых важнейшее место занимает К.Н. Леонтьев. Как и Э. Бёрк, он находился в оппозиции к оптимистическому пониманию человека, свойственному секулярной идеологии. К.Н. Леонтьев не принимал антрополатрию – веру в идеальное, самостоятельное, автономное достоинство человеческой личности, рассматривая последнюю только в свете служения обществу. К.Н. Леонтьев стоял на позиции антииндивидуализма, возражая против обожения прав и свобод человека, которая воцарилась в Европе с конца ХVIII века. Когда Европа попыталась воплощать в жизнь принципы свободы, равенства, индивидуализма, это привело к возникновению такого явления как «средний человек». «Средний человек» – посредственная по духовным и умственным способностям личность со стандартными запросами и потребностями, не ставящая себе высоких целей, а погрязшая в материализме, существо космополитическое и интернациональное. Для К.Н. Леонтьева в качестве «среднего человека» выступает западноевропейский мелкий буржуа, лавочник и пролетарий, под низкий уровень развития которых подгоняется все общество, которое могло быть прекрасным и возвышенным. Сверхличностные ценности, по Леонтьеву, должны быть выше личного блага, так как именно в сверхличностном, государственном служении реализуется полноценная индивидуальность. К.Н. Леонтьев никогда не писал о человеке «вообще», человек выступает у него только в определенном социальном, национальном и конфессиональном отношении.

Европейские и российские консерваторы были едины в убеждении о естественности и даже неизбежности существования социальной иерархии. Для русской консервативной философии тоже характерно представление о человеческом обществе как о живом организме в самом буквальном понимании, в котором роль органов играют сословные группы.

Очень четко приверженность к сословному строю была выражена К.Н. Леонтьевым, признававшим громадную роль дворянства в российской истории. Выступая за элитарность, К.Н. Леонтьев доказывал, что «сословный строй в десять раз прочнее бессословного» [4, с. 686]. Для Леонтьева строгая сословная иерархия – мощное препятствие на пути к смесительному упрощению и распаду, всеобщему уравнению по нижней мерке, гарант государственной прочности.

Большое значение в работах К.Н. Леонтьев уделял дворянству, будучи твердо уверенным, что аристократия – это носительница исторических преданий, хранительница «идеи благородства, идеи чести». Вместе с тем в качестве беспрекословного авторитета, стоящего над сословиями (в том числе и над дворянством) выступал монарх. К.Н. Леонтьев неоднократно подчеркивал, что народ чтил дворянство только как сословие «царских слуг». Для консерваторов в России, наряду с защитой сословности, одновременно не менее принципиальным было стремление к недопущению самостоятельной роли любого сословия, которое будет, именно благодаря своей самостоятельности, ограничивать самодержавие. Народный характер самодержавия, о котором так много говорили философы-консерваторы, предусматривал равенство перед троном всех сословий. Например, К.П. Победоносцев резко критически относился ко всем требованиям дворянства о предоставлении ему особых прав, заявляя, что «дворяне одинаково со всем народом полежат обузданию» [5, с. 453].

В этом одно из различие между европейским и русским консерватизмом. Авторитет монарха-самодержца в России был намного выше, чем в Европе, и это не позволило сформироваться сколько-нибудь автономной российской аристократической традиции. По мнению К. Леонтьева, «царизм был так крепок, что и аристократическое начало у нас приняло под его влиянием служебный... характер» [6, с. 42]. В концепциях русских консерваторов государство неизменно занимает доминирующее положение, причем в большей степени, чем это было у европейцев.

В европейском и русском консерватизме по-разному осмыслялось положение в обществе аристократии. Если европейцы настаивали на ее исключительном положении, дающим, в силу этой исключительности, права контролировать самодержавие, то отечественные представители консервативного направления сходились в том, что сословия различны лишь по своим правам и обязанностям, и все они одинаково подотчетны монарху, деятельность которого оценивать и ограничивать совершенно недопустимо.

Идея конституционализма, в той или иной форме принимаемая всеми западными консерваторами, русскими в принципе отвергалась. Российские охранители, пытаясь доказать особый путь страны, представляли принцип партийности чисто западным явлением, которое принципиально чуждо России.

Для русских философов-консерваторов власть самодержца стоит над законом. Она является Богоданной и не может, поэтому ограничиваться ничем кроме сознания своего высокого предназначения. Европейская идея о приоритете прав личности над государственной властью подменялась в России идеей служения личности этой власти. В России социальные отношения на правовой основе получили несравненно меньшее развитие, чем в Европе. Гарантии от социальной энтропии русские консерваторы старались искать не столько в сфере правовых технологий, сколько в пространстве внутреннего духовного мира человека, в его этическом развитии.

Органицистские идеи пронизывали все творчество русских философов-консерваторов, понимающих общество как живой сложный организм, со своими особыми принципами функционирования. Особенно ярко это выражалось у К.Н. Леонтьева. Отправным моментом в органицизме К.Н. Леонтьева является утверждение о едином характере явлений, процессов, происходящих в живой природе и в общественной жизни, определенной аналогии между природными и социальными организмами. В своей книге «Византизм и славянство» К.Н. Леонтьев, рассматривая общество как органическое материальное явление, подчеркивал, что любая материя может приобретать ту или иную форму лишь при выражении определенной идеи. Например, если материей является стекло, а искомой формой стакан, то дальше цилиндрического сосуда, полого изнутри, материя стекла распространяться не может. Форма есть ни что иное, как «деспотизм внутренней идеи» [7, с. 75], не дающей материи разбегаться. Это объединение общество на основе «деспотизма внутренней идеи» представляет собой, по К.Н. Леонтьеву, высшую форму развития.

Для каждого общественного организма, таким образом, естественной является та государственная форма, которая организует социальную материю, согласно идее, заложенной в основание этого политического оформления. В России такой идеей, по мысли К.Н. Леонтьева, выступает «византизм», который в государстве значит самодержавие, а в религиозном отношении значит восточное христианство [8, с. 19]. К.Н. Леонтьев замечал, что все государственные формы не случайны, они представляют собой воплощение заложенных в них идей.

«Деспотизм внутренней идеи», поддерживающий единство и развитие общества, сохраняется за счет традиций. Таким образом, у К.Н. Леонтьева, как и у Э. Бёрка, можно найти обоснования традиционализма. Традиции – это программа, имманентно присущая социальному организму. Структуру любого общества, по его мнению, определяют некие постоянные элементы, которых «нельзя никак вытравить из социального организма дотла, можно только доводить каждую из этих сил до наименьшего или наибольшего его проявления». Такие элементы Леонтьев называет «реальными силами» и считает, что к ним относятся «религия или Церковь, с ее представителями, государь с войском и чиновниками, различные общины (города, села и т.п.), землевладение, подвижной капитал, труд и масса его представителей, наука с ее деятелями и учреждениями, искусство с его представителями» [9, с. 421]. Традиции, как идеи, привносимые Богом в материю, не имеют, по мысли К.Н. Леонтьева, ничего общего с вымышленными людьми представлениями о гуманизме, ненасилии и человеколюбии: «У идей нет гуманного сердца. Идеи неумолимы и жестоки, ибо они суть ничто иное, как ясно или смутно сознанные законы природы и истории» [9, с. 25]. Традиции представляют собой наиболее прочные, неумирающие элементы бытия.

К.Н. Леонтьев был убежден, что преобладание государственной мощи – есть необходимое условие развития как самобытной культуры нации, так и высокой культуры, нравственного, интеллектуального уровня отдельных его представителей. Вот как говорит он с поэтической силой и образностью: «Государственная сила – есть скрытый железный остов, на который великий художник история лепит изящные могучие формы культурной человеческой жизни» [10, с. 501]. Творчество К.Н. Леонтьева не знает человека в догосударственном или внегосударственном состоянии. Государство создает фон для функционирования индивидуумов. Только укорененность в культуру есть гарантия творческого взлета, а укорененность обеспечивается сильным самобытным государством. Организующие социальные функции выполняет мощное и сильное государство, которое воплощает, актуализирует в необходимой форме внутреннюю, имманентно присущую обществу идею.

Итак, важнейшие смыслообразующие ценности как европейского, так и русского консерватизма следующие: традиционализм, иерархизм, органицизм, иррационализм, авторитаризм, культ сильного государства. Российская консервативная традиция, помимо обращения к общеевропейской проблематике, должна была давать ответы на вопросы, порождаемые непосредственно отечественной действительностью. Поэтому социально-философская проблематика получала в рамках русского консерватизма свои особенные черты. В ее содержательных аспектах можно найти множество параллелей с предшествующей европейской консервативной традицией, но вместе с тем присутствуют свои особенности, обусловленные национальной спецификой.

1. Бёрк Э. Размышление о революции во Франции. – М., 1993.

2. Бёрк Э. Размышления о французской революции // Политические институты и обновление общества. – М., 1983.

3. Леонтьев К.Н. Византизм и славянство // Леонтьев К.Н. Избранное. – М., 1993.

4. Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство: философская и политическая публицистика. – М., 1996.

5. Сергеев С.М. К.П. Победоносцев // Великие государственные деятели России / Под ред. А.Ф. Киселева. – М., 1996.

6. Леонтьев К.Н. Записки отшельника. – М., 1992.

7. Леонтьев К.Н. Избранное. – М., 1993.

8. Леонтьев K.H. Средний европеец как идеал... //Леонтьев К.Н. Храм и Церковь. – М., 2003.

9. Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. Т. 1. – М., 1886.

10. Леонтьев К.Н. Избранные письма. – СПб, 1993. – С. 501.

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова, № 1, 2009, c.176-180