Аннотация.

В мире интеллигибельности нет времени. И все то, о чем больше всего думали и размышляли античные философы, пульсирует сейчас точно так же как тогда - единство. А в нашем бренном мире нет единства. Даже можно сказать наоборот – раздрай. Статья - попытка прислушаться к идеям великих имен античности и понять, а что существенно изменилось с того времени в интеллекте людей?

1. Предисловие.

Каждая наука включена в эволюционное движения по-разному. Из двух операторов эволюционного движения: дивергенции и конвергенции, каждой науке предпослана своя доля. Так геологию, биологию и большинство естественных наук по большей части (в итоге) можно отнести к дивергентным. Именно благодаря им мы все больше узнаем мир природы в разнообразии. Философия в этом смысле – предел конвергентности, поскольку ее интересует (должны интересовать!) самые общие и универсальные принципы и законы.

В этом разрезе античная философия – это некая точка предельного интереса к конвергентному, что в разрезе конкретности ведет нас к представлению о единстве.

Это ни в коей мере не огораживает античную философию от синтеза обеих ведущих эволюционных операторов в исследовании предмета. Просто, рассматривая тематику из журнал и книг, вынужден сделать вывод о преобладании дивергенции в философии.

Учитывая, что тема исследования узко специфическая, текст написан так, что достаточно прочитать резюме, чтобы понять главную суть содержания статьи.

2. Диалог «Софист».

Этот диалог Платона для меня представляет особый интерес, поскольку в нем заключена идея эйдоса – главный мой интерес.

2.1. Во-первых, он начинается с дихотомического дерева «искусств». При чем, даже трудно сразу же определить, к какому виду «дерева» это относится в современном понимании. Или к «элемент в элементе», по типу: предприятие – цеха – бригада, где каждому уровню можно предпослать одинаковые реквизиты. Или к семантическому (рода-видовому) типу «папка в папке», «где элементы» лишь на нижнем уровне: продукты – фрукты – яблоки.

Устами дискурсантов Платона, обсуждение в диалоге начинается с трех родов: «Софиста, политика, философа», где надо было раскрыть характеристики софиста. И тут интересный ход Платона – решено использовать подобие, потренировавшись на другом объекте, тоже связанном с деятельностью (например, с удильщиком рыбы). И выясняется, что собственно такая деятельность двойственна:

«Ч у ж е з е м е ц. Когда, таким образом, все искусства распадаются на приобретающие и творческие, то к каким, Теэтет, мы причислим искусство удить рыбу?

Т е э т е т. Разумеется, к приобретающим.» (подчеркнуто здесь и далее мной – В.С.)

А далее опять дихотомическое деление:

«Ч у ж е з е м е ц. Но разве не два есть вида приобретающего искусства? Одно из них - искусство обмена по обоюдному соглашению посредством даров, найма и продажи, а другое - искусство подчинения себе всего делом или словом: не будет ли этот последний вид искусством подчинять?»

Включается механизм рекурсивности:

«Ч у ж е з е м е ц. Что же? Искусство подчинять - не разделить ли его на две части?»

В конечном итоге Чужеземец подводит итог дихотомии:

«Ч у ж е з о м е ц. Теперь, значит, мы с тобой не только согласились о названии рыболовного искусства, но и получили достаточное объяснение самой сути дела. Оказалось, что половину всех вообще искусств составляет искусство приобретающее; половину приобретающего искусство покорять; половину искусства покорять - охота; половину охоты - охота за животными; половину охоты за животными - охота за живущими в текучей среде; нижний отдел охоты в текучей среде - все вообще рыболовство; половину рыболовства составляет ударная охота; половину ударной охоты - крючковая; половина же этой последней - лов, при котором добыча извлекается после удара снизу вверх, есть искомое нами ужение, получившее название в соответствии с самим делом.

Т е э т е т. Во всяком случае, это достаточно выяснено.

Ч у ж е з е м е ц. Ну так не попытаться ли нам по этому образцу найти, и что такое софист?»

Из этого примера, прекрасно видно, что, говоря современным языком, Платон прекрасно понимал методику «дихотомического дерева». Мне не приходилось встречать объяснение – почему Платон выбрал жанром изложения своих мыслей именно диалог? А не, к примеру, какой-нибудь повествовательный эпос, который предпочитал Аристотель.

А диалог, если говорить о диалектике в первоначальном понимании, это своего рода «дерево решений», где оценочными моментами (вероятностями - Р) служит согласие дискутирующих (Р=1). А не согласие (Р=0) провоцирует искать другие «ветки» решений.

Итак, его первое дихотомическое «дерево» было скорее «элементом в элементе». После чего он возвращается к этому же дереву с других, семантических позиций. Он предлагает рассмотреть рыболова с другой стороны:

«Ч у ж е з е м е ц. Но ведь первым вопросом было: должно ли считать удильщика-рыболова человеком обыкновенным, или же он знаток своего дела?

Т е э т е т. Да, таков был первый вопрос.

Ч у ж е з е м е ц. А теперь, Теэтет, сочтем ли мы нашего софиста человеком обыкновенным или же во всех отношениях истинным знатоком?»

В результате принципа подобия, говоря современным языком, Платон подводит к мысли, что получать деньги за некие «искусства» можно и нечестным путем:

«Ч у ж е з е м е ц. А когда объявляют, что вступают в общение с другим ради добродетели, но в награду требуют деньги, не справедливо ли назвать этот род получения наград другим именем?

Т е э т е т. Конечно!

Ч у ж е з е м е ц. Каким же? Попытайся сказать.

Т е э т е т. Да это ясно: мне кажется, что мы дошли до софиста. Назвав этот род так, я дал ему, думаю, надлежащее имя.

Ч у ж е з е м е ц. Согласно, Теэтет, с теперешним нашим объяснением, выходит, что охота, принадлежащая к искусствам приобретения, подчинения, охоты, охоты на животных, сухопутной охоты, охоты за людьми, за отдельными лицами, к искусству продавать за деньги, к мнимому воспитанию - иными словами, охота за богатыми и славными юношами должна быть названа софистикою.»

Но Платон не останавливается на этом, а продолжая анализ, применяя «дерево решений», он (уже в четвертый раз!) дает характеристику софисту:

«Ч у ж е з е м е ц. А противоположную этой часть, наживающую деньги от частных споров, попытайся теперь назвать ты.

Т е э т е т. Да что ж другое и на этот раз можно сказать, не делая ошибки, кроме того, что опять, в четвертый раз, появляется тот же самый удивительный, преследуемый нами софист?

Ч у ж е з е м е ц. Так, стало быть, как показало исследование, и на этот раз софист, видно, есть не что иное, как род [людей], наживающих деньги при помощи искусств словопрения, прекословия, спора, сражения, борьбы и приобретения.»

Рассуждая далее, что есть болезни тела и души (опять дихотомия), что софиста уличили во многом, Платон подводит к мысли более высокой и обобщающей, нежели обсуждение софиста:

«Ч у ж е з е м е ц. По моему мнению, так как все это сводится к одному искусству, то надо бы удостоить его и одним именем.

Т е э т е т. Каким же?

Ч у ж е з е м е ц. Это - искусство различать.»

Кроме различия, Платон говорит и тождестве, используя слово подобие:

«Т е э т е т. Но ведь то, что теперь сказано, походит на нечто подобное.

Ч у ж е з е м е ц. Да ведь и волк походит на собаку, самое дикое существо - на самое кроткое. Но человеку осмотрительному надо больше всего соблюдать осторожность в отношении подобия, так как это самый скользкий род. Впрочем, пусть будет так: ведь если определения четки даже в отношении мелочей, то никакого спора из-за них не возникает.»

Известно, что подобие, как термин, уже содержит в себе и различие и тождество. Поэтому о подобии (волк и собака - животные) говорится как о тождестве (походит), а о подобии (дикость и кротость) как о явном различии. Действуя таким образом, дискурсанты в итоге рассуждения о софисте, приходят к мнению, что существует «искусство» создавать призрачные (мнимые) подобия:

«Ч у ж е з е м е ц. Таким образом, я назвал следующие два вида изобразительного искусства: искусство творить образы и искусство создавать призрачные подобия.»

2.2. Если первая (логически) часть диалога довольно прозрачна, то, что называют исследователи «диалектика бытия и небытия» в академическом понимании, значительно труднее. Поскольку есть ложь и есть ложное (мнимое) искусство, которое мы можем обнаружить через различие и тождество в дихотомическом делении, то как с этим быть?

«Ч у ж е з е м е ц. В действительности, мой друг, мы стоим перед безусловно трудным вопросом. Ведь являться и казаться и вместе с тем не быть, а также говорить что-либо, что не было бы истиной, все это и в прежнее время вызвало много недоумений, и теперь тоже.»

Оказалось, что это лживое и мнимое, которое не есть истина, противоречит бытию! (А противоречие – это «тупик» мысли.) Из этого противоречия Платон находит выход – должно существовать небытие. Ведь рассуждая о чем-либо, его несомненно относят ко многому:

«Ч у ж е з е м е ц. Когда мы говорим "несуществующие вещи", то не пытаемся ли мы прилагать здесь множественное число?

Т е э т е т. Как же иначе?»

В какой-то момент, рассуждая о том, как стыкуется бытие и небытие, о том, что по-отдельности их мыслить невозможно, Платон приходит к сакраментальным фразам:

«Ч у ж е з е м е ц. Далее. Связывая бытие с небытием, не говорил ли я о небытии как о едином?

Т е э т е т. Да.

Ч у ж е з е м е ц. Ведь, называя небытие лишенным смысла, необъяснимым и невыразимым, я как бы относил все это к чему-то единому.

Т е э т е т. Как же иначе?

Ч у ж е з е м е ц. А мы утверждаем, что тот, кто пожелал бы правильно выразиться, не должен определять небытие ни как единое, ни как многое и вообще не должен его как-то именовать. Ведь и через наименование оно было бы обозначено как вид единого.»

В итоге, получается так, что бытие и небытие – это виды единого, понимаемого как род для этих семантических видов.

Далее рассуждая о том, что «небытие с бытием образовали подобного рода сплетение, очень причудливое» и учитывая положение Парменида, что «Истинно единое, согласно верному определению, должно, конечно, считаться полностью неделимым», Платон приходит к мысли, что если между этими сторонами (по преданию) происходит борьба, то лучше назвать это становлением.

Поскольку я придерживаюсь некой генеральной линии в размышлениях Платона, ведя к представлению об эйдосе, то мне позволительно «упустить» часть размышлений Платона о душе, о бестелесном и телесном, и т.п. Но есть вехи, которые нельзя упустить. На каком-то этапе своих мыслей Платон делает весьма прагматичное обобщение о существовании, очень важное для современности:

«Ч у ж е з е м е ц. Я утверждаю теперь, что все, обладающее по своей природе способностью либо воздействовать на что-то другое, либо испытывать хоть малейшее воздействие, пусть от чего-то весьма незначительного и только один раз, все это действительно существует. Я даю такое определение существующего: оно есть не что иное, как способность.»

Как мы видим, в этом определении никакой тавтологии нет (умственной болезни последующих веков). Человека Платон использует иногда, как некую универсалию, полезную для прояснения сути дела:

«Ч у ж е з е м е ц. И говорите, что к становлению мы приобщаемся телом с помощью ощущения, душою же с помощью размышления приобщаемся к подлинному бытию, о котором вы утверждаете, что оно всегда само себе тождественно, становление же всякий раз иное.»

Это странно звучит, но Платону были знакомы современные формы мышления, в частности изоморфизм. Так, в частности, от триады принципа существования в форме: страдать – существовать – действовать, он переходит к триаде бытия: покой – бытие – движение.

Причем все три компоненты ортогональны (независимы) к друг другу (это не тот случай двойственности в третьем типа «холодного и горячего» или «большого и малого»). Этому обстоятельству он уделяет особое внимание, но в этом стремлении утверждения независимости, волей-неволей приходится обращаться еще к двум категориям: тождеству и иному (различию). В конечном итоге предельного обобщения, дискурсанты Платона приходят к выводу о пяти видах единства (эйдосе):

«Ч у ж е з е м е ц. Что же дальше? Будем ли мы утверждать, что движение - иное по отношению к трем [видам], а о четвертом не скажем этого, признав в то же время, что всех видов, о которых и в пределах которых мы желаем вести исследование, пять?

Т е э т е т. Как же? Ведь невозможно согласиться на меньшее число, чем то, что вышло теперь.»

2.3. А.Ф. Лосев об эйдосе.

Отметим крайне важное обстоятельство, что вывод о пяти видах единства сделан и благодаря представлению о бытии и небытии. Но небытие растворилось в конечном определении и это плохо, поскольку единое распадалось именно на него поначалу. Вот что пишет энциклопедия http://vikent.ru/ :

«Высшие роды сущего (категории) по Платону Платон выявил пять высших родов сущего: - бытие, - тождество, - различие, - движение и покой. Платон. Софист.»

Поскольку единое верхняя точка любых представлений, правильнее говорить о бытии и небытии как о родах, а о статусах эйдоса как о видах. И сам Платон по тексту диалога, и А.Ф. Лосев, в своем категориальном эйдосе, заменил бытие на становление, а иное на различие в «Самое Само»:

различие – тождество – становление – ставшее – представление (1)

Но А.Ф. Лосев явно сделал системную ошибку работе «Античный космос и современная наука», когда пытался в платоновской категориальной форме, стилизованной под гегелевскую триаду, проводить диалектические реконструкции через такую форму:

«1. Мы берем одно. Чтобы оно стало чем-нибудь, оно должно быть положено. Отсюда пять категорий — сущего (единичности), покоя, движения, тождества, различия. Стало быть, вещь, а значит, и все вещи, космос, определяются, прежде всего, через совокупность этих пяти категорий. Это есть единичность подвижного покоя самотождественного различия. Это есть та сила, которая приводит неопределенное одно к определенному что-то.»

Единичность (сущее) понятна. А что такое подвижный покой и самотождественое различие? Лосев далее приводит некие конструкции. Например,

«Самотождественное различие, рассмотренное в категориях числа как потенции, есть эйдетическое качество, или то, что в современной математике составляет предмет топологии. Топос, следовательно, есть единичность, данная как подвижной покой самотождественного различия и рассматриваемая как самотождественное различие.

Такова тройная характеристика второго начала тетрактиды, или смысла, возникающая на почве числа как подвижного взаимоопределения одного и не-одного (иного).»

Эта русская тяга к тройственности, которая отражает теологический, а не онтологический аспект явно подводят А.Ф Лосева. А тут еще Гегель с его триадой, философия которого была фактически партийной, что диктовало в то время свои прерогативы...

И покой, и движение исходно присущее бытию, без которых оно немыслимо (нет тождества бытия и мышления) надо понимать, как категории, символизирующие некие субстанции (пассивного и активного), которые являются исходными онтологическими конструктивами, поддерживающими эйдос.

Категории и статусы эйдоса – это нечто разное в общем случае. Поэтому И. Кант свои 12-ть категорий разбил по три (в приделах «смысловой видимости») в четыре комплекта. Где они еще как-то осмысленно сочетались, но на практике не применялись (мне неизвестно).

Но А.Ф. Лосев, когда «собирал» эйдетическое число в своей работе «Диалектические основы математики», этот пробел исправил. Теперь движение и покой у него пульсировали в каждом статусе эйдоса:

«Проводя пентаду в области намеченной только что числовой сферы, мы получаем:

I. Чистый акт полагания (акт сам по себе, совпадение противоположностей в сфере актов полагания).

II. Единораздельный акт полагания.

III. Становящийся акт полагания.

IV. Ставший акт полагания.

V. Выразительный акт полагания.»

Теперь у него статусы разделены, и в каждом присутствует движение (акт), фиксируемый своим кумулятивным предназначением. И сама группировка соответствует его категориальному эйдосу (1).

3. Диалог «Парменид» в контент-анализе.

У диалога «Парменид» было много комментаторов в истории. Так, наиболее известные комментарии Прокла (Комментарий к «Пармениду» Платона. Пер. Л. Ю. Лукомского. СПб., 2006). Поэтому решено было подойти к диалогу по-иному.

Контент-анализ позволяет исключить личную составляющую психики, в части пристрастие к предмету исследования. А так же «заглянуть в мысли» автору текста. С этими намерениями и делается собственный контент-анализ по типу Л.Я. Аверьянов «Контент-анализ».

Рейтинг слов в диалоге следующий: единое - 506; само - 423; (другое - 268); быть - 224; будет - 188; существует - 180; части - 160; было - 126; есть - 123.

Каждое слово здесь усредняется. Так слово «быть» взято из спектра однокоренных слов с учетом приоритета:

Таб. 1. Спектр слова быть.

Слово другой исключается из списка «лидеров» как «паразитическое» в подавляющей части. Примеры:

«Но с другой стороны, ...»

«В самом деле, он написал примерно то же, что и ты, но с помощью переделок старается ввести нас в заблуждение, будто он говорит что-то другое...»

«... действительно, один из вас утверждает существование единого, другой отрицает существование многого, но каждый рассуждает так, что кажется, будто он сказал совсем не то, что другой, между тем как оба вы говорите почти что одно и то же.»

Платон часто обращается к этому слову в контексте действующих лиц, либо несущественного противопоставления. Поэтому оно удаляется из рассмотрения так же, как и многочисленные союзы и т.п. Задача нашего контекст-анализа – использование онтологических переменных.

Таким образом, при получении анализа мы пользуемся как дивергенцией (выделяя «направления»), так и конвергенцией (приводя спектр к единому показателю). По своей эйдетической (да и системной сути) рейтинг слов есть структура (4-й статус любого эйдоса). Покажем это:

506 единое
	423 само
		224 быть
			188 будет
				180 существует
					160 части
						126 было
							123 есть

Таб. 2. «Квадратичная форма слов.

Такое «квадратичное» (эйдетическое) изображение дает понять, что между любыми двумя показателями есть связь. которая характеризует «квадратичные» отношения. Собственно, для меня было неожиданностью временной каскад субъектного времени: было | есть | будет = 126 | 123 | 188. Такой расклад ведет к интересному предположению, знакомому каждому философу – как осуществляется субъектность мира. Один из выводов из «Парменида» предполагает наличие тайной мысли Платона в этом направлении.

Интересно соотношение первых двух показателей. Их смысл противоположный. единое объединяет (конвергенция), а само – разъединяет (дивергенция). Причем в диалоге довольно большое изобилие выражений типа «само по себе» и их аналогов. Слово единое имеет спектр в 20 значений, что тоже говорит о его влиянии на мир. Но среди этого спектра слово единое занимает 283 позиции.

Интересен и еще один момент в диалоге слово части занимает 6-ю позицию - 160, а вот слово целое не входит в восьмёрку «лидеров» (их в тексте 77 единиц, и спектр немалый – 7 единиц).

Необходимо так же учитывать, что у слов быть и существует близкий смысл.

Вот если попытаться из этих «лидирующих» слов составить осмысленное предложение (допуская аранжировки и потери), то что оно будет представлять из себя? По мне, так:

Единое само [по себе] было, есть [и] будет существовать.

Интересный момент, что слова, как бы оппозиционные: единое и само (объединяющее и изолирующее) ощущаются благозвучно и осмысленно. Ведь точно так же мы говорим в футбольном смысле «единая команда», хотя у каждого из игроков свои задачи и цели.

4. Резюме:

4.1. Платон не понимал принцип кумулятивности в эйдосе (его внутренний порядок).

Платон понимал свой эйдос только как некое категориальное идейное единство необходимое для того, чтобы отделить истину от лжи (софизма). Суть единства, которая заключалась в универсальной технологии эйдоса, распространяющейся на косный и живой мир, создающей кумулятивный эффект, он не понимал. Но догадывался интуитивно, что за интеллигибельной идеей прячется некий один единственный организационный принцип (Единое), объединяющий универсалии. Поэтому тема единства для него была внутренним мотивом. Этот мотив единства в своеобразном рекурсивном алгоритме доказательства единства, был наиболее проявлен в его диалоге «Парменид».

4.2. Существование у Платона.

По тому, как критиковал эйдосы Аристотель в своей «Метафизике», видно, что Аристотель искал свой путь. И этот путь поиска моно-начала для него заключался, по большей части, в сущности. Учение о сущности у него не получилось – оно не имело четкого представления и определения.

Платон решил эту проблему, даже не уделяя ей большого внимания. Еще раз воспроизведем эту цитату из «Софиста»:

«Ч у ж е з е м е ц. Я утверждаю теперь, что все, обладающее по своей природе способностью либо воздействовать на что-то другое, либо испытывать хоть малейшее воздействие, пусть от чего-то весьма незначительного и только один раз, все это действительно существует. Я даю такое определение существующего: оно есть не что иное, как способность.»

Итак, у Платона «двухстороннее» (асимметричное), если можно так выразиться, представление о существовании: с одной стороны, оно способно воздействовать, с другой стороны испытывать воздействие. Это дало ключ и к пониманию сущности. Возьмем два примера. Эйдос числа:

(акт) полагание – единица – ряд – группировки (разряда) – представление

Единица здесь двойственна (П/А), она есть: знак (1)/акт полагания. Единица сущность данного эйдоса («нечто постоянное при любых изменениях»). П – пассивная субстанция. А – активная субстанция.

Эйдос линейной геометрии:

точка – линия – угол – плоская фигура – объемная фигура

Здесь линия сущность (П/А), которая есть расстояние/направление.

Еще один пример из живой материи. Каждый из нас является актором социума. И в этом смысле, актор что-то получает от социума, а что-то ему отдает. Причем отдает он всегда конкретно (явное, пассивное). А получает (неявное, активное). Социальный актор очень широкое понятие. Ведь мать, рожая и воспитывая ребенка (конкретно) воспроизводит социум. Так же (конкретно) отец собирает комбайн в цеху.

Но когда оба покупают хлеб, то на нем не написано, кто конкретно его произвел. Т.е. сущность социального актора - отдал/получил – это начало любой социологии. В этой сущности все проблемы общества, поскольку индивиды (определенно) отдают, а (неопределенно) получают от общества. Конечно этому можно сопоставить эйдос. Но сложности в семантическом и семиотическом обосновании, иначе говоря в языке. Язык порождает социум, принявший такие понятия. А тут проблемы, социум как-то обходит эту проблему... .

В современном представлении существование и сущность, для которого лучше всего подходит википедия, это:

«Существование (лат. exsistentia/existentia от exsisto/existo — выступаю, появляюсь, выхожу, возникаю, происхожу, оказываюсь, существую) — аспект всякого сущего, в отличие от другого его аспекта — сущности.»

«Сущность (др.-греч. οὐσία, ὑπόστᾰσις; лат. essentia, substantia) — смысл данной вещи, то, что она есть сама по себе, в отличие от всех других вещей и в отличие от изменчивых (под влиянием тех или иных обстоятельств) состояний вещи.»

Авторы формулировок существования, говоря об аспекте (одностороннем атрибуте), как-то не заметили, что этому аспекту предшествовали сплошь глаголы: «выступаю, появляюсь, выхожу, возникаю, происхожу, оказываюсь».

Есть некая тонкость в речи со словом «смысл». Когда говорят о чем-то, добавляя расшифровывающее выражение «в смысле ...», то здесь все нормально. Но вот когда смысл упоминают как опорный термин – «Сущность – смысл данной вещи, ... сама по себе...», это чистейшей воды тавтология.

Все используемые определения носят атрибутивный характер. У Платона же определение носит конфигуративный характер. «Двусторонность» существования включает его в некий жизненный рефлексивный цикл – конфигурацию, даже если мы не знаем ее границы или модель. Когда А.Ф. Лосев писал, что «Эйдос есть смысл», то он и определил минимальную организационную конфигурацию. Собственно, проблемы современной философии в том, что она не может (от безволия, скорее) указать на эту трансценденцию как конечный пункт.

4.3. В «Пармениде» выражение «само по себе» в этом чистом виде встречается 14 раз, а еще есть «сама по себе», «сами по себе» и т.п. Это устойчивое выражение, подчеркивающее некую предельную самостоятельность сущего. Проницательность античных философов требовала ответа: а что такое, к примеру, справедливость или красота «сама по себе», вопрос который они задавали «сами себе». Прямого ответа у Платона я не нашел (в силу пункта 2.1), но тема эта благодатная.

Так вот, можно догадаться (например, прочитав «Самое Само» А.Ф. Лосева), что за этим стоит некий самостоятельный организационный принцип. По мне – эйдос.

{Российскому философу не нужна никакая предельная трансцендентность (из опыта общения). И тому есть соответствующие причины. В свое время К. Юнг высказал удивительно прозорливую мысль, что в психологическом смысле (здесь слово «смысл» подходит) запад тяготеет к экстраверсии, а восток к интроверсии. Россия тяготеет к мистицизму. Поэтому Гегеля возвели в культ (линии партии). Я же о нем предпочитаю писать только в методологическом плане. Но вот пример далее, подтверждающий эту мысль.}

4.4. Комментарии современников к «Пармениду».

4.4.1. В википедии комментарии к диалогу «Парменид» сделаны, по большей части, на основании статьи В.В. Семенова «Новые комментарии к платоновскому «Пармениду»». В этой статье, в ее преамбуле, Семенов пишет:

«Восемь гипотез платоновского «Парменида» более чем две тысячи лет являют собой загадку для философии. Между тем сопоставление этого диалога со структурой логики Гегеля показывает, что последняя строилась, исходя из восьми гипотез «Парменида». Структуры логики Гегеля и Платона по существу совпадают.» (подчеркнуто мной – В.С.)

По самому простому определению, которое дает википедия:

«Структура — определённая взаимосвязь, взаиморасположение составных частей, строение, устройство чего-либо.»

Поваренная соль NaCl – это структура из двух частей (элементов: натрий и хлор) связанных ионной связью. Квадрат – это структура из 4-х одинаковых линий, связанных углами 90 градусов. Структура – это онтологическое четкое определение, не могущее содержать каких-либо неоднозначностей.

Однако, В.В. Семенов решительно пишет:

«По-видимому, только Гегель смог увидеть в платоновской логике завершённое целостное образование — единство законов её образующих. Нетрудно показать, что законы гегелевской логики фактически заимствованы у Платона.»

Какие законы? Онтологические или спекулятивные (искусственные)? Казалось бы, если структуры одинаковы, то напиши их и вопрос будет закрыт. Существует интеллектуальные механизмы сравнения – эквивалентность, изоморфизм, гомология и т.п. Покажи этими цивильными инструментами тождество структур и точка.

Вместо этого, В.В. Семенов начинает перебирать какие-то определения с апелляцией к античности:

«Эмпирическая мысль древних греков интуитивно опиралась на самый фундаментальный и всеобщий закон формальной логики — закон тождества, гласящий А=А, или: А не может в одно и то же время быть и А, и не-А. Когда была осознана вся глубина следствий этого закона, выяснилось, что он требует принципа монизма: для того, чтобы познать А, мы сами должны принадлежать этому А.»

Закона тождества (смотрите мою критику «Первый и второй законы логики») А=А, в онтологии не существует! Еще раз выше обратите внимание на определение существование у Платона. Всё в античном космосе живет (конфигуративно) своей жизнью – телесное и бестелесное. Любой камень подчиняется закону гравитации («страдает»), но готов действовать если будет ситуация (упадет на ногу). Откуда это идеологическое стремление приписать все Гегелю в обход онтологии?

Закон тождества в мышлении не осуществим в прямом смысле (он атрибутивен). Мы не сможет построит квадрат если зациклимся на чем-то одном (А). Кстати говоря, в программировании, это А=А используется как парадокс, запуская цикл (А=1):

N=0;

Пока 1=1 Цикл

      («тело» цикла)

      N=N+1;

Если N=10000 Тогда

      прервать;

КонецЕсли;

КонецЦикла;

Цикл проверяет свое условие, которое всегда выполняется - 1=1. Если это ограничение N=10000 (цифра произвольная) не сделать, то такой цикл будет «молотить» вечно. Такие парадоксы используют для того, например, чтобы вычислить что-то с определенной точностью, с минимум затрат.

Т.е. внутри «тела» цикла находится проверка на точность и команда программе «прервать» (на продолжение действия вне цикла). Это экономит время для компьютера. Это пример того, к чему в реальной онтологии приводит А=А, повторяемое из учебника в учебник по логике как первый закон логики. Это атавизм на интеллектуальном поле.

Все у В.В. Семенова построено на противоречиях, противоположностях и т.п., что к логике отношения не имеет. Нет никакой диалектической логики у Гегеля, поскольку в «Наука логики» не содержит онтологического понятия «структура». А без этого понятия, никто даже геометрический квадрат построить не сможет, не сможет провести химическую реакцию или хирургическую операцию... Гегель использовал спекулятивное мышление.

Кстати говоря, из 27 авторов, указанных В.В. Семеновом к своему тексту, вообще нет работ А.Ф. Лосева, одного из известных специалистов по Платону. Да это и понятно.

4.4.2. С другим современным комментатором «Парменида» (Д.В. Бугай, Единое не на потребу: к интерпретации второй части платоновского “Парменида”, Вопросы философии. 2017. № 1. С. 109–121) я в большей части согласен. Он подходит к «Пармениду» с разных сторон, абсолютно правильно пишет (вопреки В.В. Семенову):

«Во-первых, в отличие от Гегеля, противоречие для Платона не является путем познания истины. Противоречие не ведет вперед, но свидетельствует о слабости познания. Нет ни одного текста в Платоновском корпусе, где утверждалось бы позитивное значение противоречия. Напротив, Платон использует “принцип противоречия”, чтобы разделить сложное и противоречивое на простое и непротиворечивое. Так, например, он поступает в четвертой книге “Государства”, где впервые эксплицитно и формулируется сам принцип (“Государство” 436 b). Поэтому к Гегелю, исходящему в своем учении о противоречии из совсем других предпосылок, платоновская мысль прямого отношения не имеет.»

Единственно что вызывает у меня некоторые сомнения (не принципиальные) – вот это:

«Не стоит искать в “Пармениде” платоновского учения о едином как о начале всего. Единое, как и неопределенное и беспредельное множество, несомненно, существует. Из их сочетания бог устроил все. Они присутствуют во всем и повсюду. Но заниматься решением общей онтологической и метафизической проблемы природы единого, природы многого, отношения единого и многого Платон не собирается. Он не считает это возможным для человека.»

Я так не считаю – как раз природа единого и многого его интересовала больше всего. Исходя из контекст-анализа текста «Парменида», в этой кумулятивной фразе:

Единое само [по себе] было, есть [и] будет существовать.

Я вижу (конечно интуитивно!) у Платона абсолютно верную мысль о конечной субъектности Единого, которая всегда возникает через субъектные времена прошлого, настоящего и будущего. Основой субъектности я полагаю (технологический) эйдос. Но об эйдосе у Д.В. Бугай – ни слова.

Собственно, мой интерес к В.В. Семенову и Д.В. Бугай, только в том, чтобы понять, почему насколько разно они понимают «Парменид» Платона. И что за этим стоит?

4.5. Что изменилось в интеллекте с античных времен по существу?

То есть моя мысль о том, есть ли моменты конвергентности (единства) в философии? – Пока этого единства нет. Если философия как предмет существует в платоновском смысле: что-то дает/что-то получает, то в чем эта отдача?

Платон жил более 20-ти веков назад. Когнитивный пульс его мысли и сейчас отчетлив, и здрав как никогда. Но единства нет... Здесь есть какая-то психологическая загадка.

Мы ведь, когда поднимаемся, садимся, идем, думаем, живем, разве обращаем внимание на гравитацию? – Нет! Все текучее бытие нашей психикой убирается из внимания, точно также как «слепое пятно» в глазу.

Мы пресно экзистенциально понимаем, что никакие части двигателя не собрать в целое, если они комплементарно не сопряжены. Это нам позволяет понять экзистенциальное (наглядное) мышление. А вот с ноуменальным (ассоциативным) мышлением – тут сложнее. Тут увидеть «сопряжение» как изоморфизм и гомологию сложнее. Мы не обращаем внимание на гомологию между линейной геометрией и числом в эйдосе:

полагание – единица – ряд – разряд – группировки – представление

точка – линия – угол – плоская фигура – объемная фигура

Нам кажется, что деревянный куб сам по себе, а возможность его измерить числом – сама по себе? – Нет! Полагаю, что наш мир (за другие не скажу) – исключительно эйдетический! И это не какой-то предел понимания, а только его необходимое начало.

Возвращаясь к вопросу в аннотации: что изменилось в интеллекте человека с античных времен, понимая главную проблему как единство? Можно ответить – принципиально ничего!

Дополнительная литература.

Статьи на сайте АТ

Персональный блог