1. Неубедительность конспекта

Лейбниц на уровне штампа котируется как автор учения о монадах, несмотря на то, что его «Монадология» - сумма неразвёрнутых (а значит недоказанных) тезисов, которые учения никак дать не могут, то есть его чествуют не по его «Теодицее» - большому ключевому труду, правда, столько же неубедительному, как и «Монадология», а по небольшой работе в пять страниц. Оказывается, в непрочных руках объём не имеет значения, а немецкий знак качества, данный по определению, столь же поспешный реверанс, как и вообще дача немецкой философии знака качества. Самомнения оказывается иногда больше, чем качества. Более того, часто самомнение заменяет качество, проявляясь не нежелании доказывать то, что озвучивается. А когда самомнение проявляется в каждой строчке, то возникает желание вернуть автора за парту и заставить его объясниться за необоснованную заявку. «Монадология» - один из абсурдов человеческой мысли, не доказанный ни в одной части конспект, выдаваемый за полноценную работу.

2. Нет монад

Монада – по определению одиница (в корне слово «один»). Но Лейбниц её называет простой субстанцией. На каком основании простое объявляется одиничным (и наоборот)?

Лейбниц: 1. Монада, о которой мы будем здесь говорить, есть не что иное, как простая субстанция, которая входит в состав сложных; простая, значит, не имеющая частей. (Готфрид Вильгельм Лейбниц. Сочинения в четырех томах. Том 1. М.: «Мысль», 1982, с.413 — 429. = Перевод Е.Н. Боброва)

Далее, субстанция: то, что находится, «стоит» «под». Это значит, что то, под чем стоит лжемонада, стоит «над» ней. Что же это такое? Упредим ответ на вопрос: это тоже будет монада, только сложная, но тогда в какой момент теряется простота и субстантивность? Если в момент сложения, то тогда теряется определение простоты. Так монада проста или нет?

Лейбниц теряется в логике: начав с того, что монада проста, он тут же через несколько тезисов противоречит собственному тезису, заявляя о том, что есть и сложные монады. Что ж, он стоял у истоков классической немецкой традиции не замечать невыгодные вопросы и не отвечать на них путем заполнения своих текстом гипнотическим многословием.

Более того, Лейбниц прибегнул к неприличному способу доказательства – от обратного:

2. И необходимо должны существовать простые субстанции, потому что существуют сложные; либо сложная субстанция есть не что иное, как собрание, или агрегат, простых.

Не получив монады, он доказывает наличие её тем, что должно быть ещё доказано далее - сложной монадой. Невероятный для приличного человека трюк: одно неопределенное и недоказанное он доказывает другим недоказанным и неопределённым.

Такие ходы следует аннулировать как явный логический брак.

Вывод прост: Лейбниц не получил монад, поэтому его изначальные определения дезавуируются. Он озвучил некие «простые субстанции».

Не получив монад, придав им произвольные определения (например, неделимость), Лейбниц попадает в следующее уязвимое положение. Как по преимуществу теолог, доказывающий теистический монизм (в этом суть его «Монадологии» - от божественного малого доказать божественное большее), он впадает в очередное противоречие:

6. Итак, можно сказать, что монады могут произойти или погибнуть сразу, т. е. они могут получить начало только путем творения и погибнуть только через уничтожение, тогда как то, что сложно, начинается или кончается по частям.

Совершенно очевидно вроде бы первое. Но Лейбниц, который должен бы на этом остановиться, потому что доказательство исчерпано: если есть малая монада и она не распадается, то она может быть только результатом креационного процесса – творения.

На этой древней богословской формуле и надо бы остановиться, но Лейбниц решает поимпровизировать с неопределённостями, доказывая, что, усложняясь и превращаясь во множество, монады остаются монадами.

Эта часть вообще вызывает иронию.

3. Упущение многого

Показав, что монады различны и множественны, Лейбниц не стал обращать внимание на то, что при этом монады потеряны. Многое автоматически дезавуирует лжемонады, утверждая вместо надуманных монад реальное многовидовое множество. А Лейбниц совершенно не в состоянии доказать, что при изменении монада остаётся в наличии. Причем важно заметить, о главном - о причинах различения монад Лейбниц не говорит ни слова, а опять обращается к домыслам.

9. Точно так же каждая монада необходимо должна быть отлична от другой. Ибо никогда не бывает в природе двух существ, которые были бы совершенно одно как другое и в которых нельзя было бы найти различия внутреннего или же основанного на внутреннем определении.

Нас же интересует, как монады у Лейбница, будучи различными и трансформированными, превращёнными во многое, действуя, усложняясь, теряясь, поглощая друг друга, оставляют за собой статус монад? Каким образом?

Вообще нежелание разбираться с Многим, которое явно начинает доминировать в теме работы, которую можно назвать уже «Полилогией», вызывает сомнение в научной добросовестности Лейбница, который с каждым тезисом ведёт себя как слабый Теолог, а не известный учёный-логик.

4. Усложнённое превращение одного во многое - случайность

Не справившись с Многим, Лейбниц, начинает придумывать акциденции для него, чтобы скрыть свою неспособность:

37. И так как все это многоразличие скрывает в себе только другие случайности, предшествующие или еще более сложные и многоразличные, из которых каждая, чтобы найти основание для нее, требует такого же анализа, то мы не подвинемся в этом отношении дальше, а следовательно, достаточное, или последнее, основание должно стоять вне цепи, или ряда, этого многоразличия случайных вещей, как бы ни был ряд бесконечен.

Вообще объявление у Многого случайных частей – известный непристойный ход. Случайное - это то, что не входит в одно, то, что делает из одного именно мир различия, а значит и многого. Отметим негативный характер процедуры: Лейбниц, не справившись с элементами им же озвученного усложнения монад (!), создающее многое, объявляет это случайностью. То есть усложняйся, не усложняйся – всё равной останешься, по сути, простой субстанцией!

Тогда зачем введение в заблуждение о динамике монады? Надо сразу объявить многое ошибкой и отклонением от одного. Но Лейбниц решается на шаг, который его из теолога делает еретика. Он попадает в ситуацию, когда он теряет статус ученого и не приобретает статуса теолога.

38. Таким образом, последняя причина вещей должна находиться в необходимой субстанции, в которой многоразличие изменений находится в превосходной степени, как в источнике; и это мы называем Богом.

Чтобы было понятно – все усложнения, которые приобретают монады на самом деле – это «божье попущение», то есть все усложнения (отклонения, грех, любые другие акциденции, случайности) имеют источник – Бога. Иначе говоря, источником всего ненужного, временного, переменного, случайного и негативного в монаде становится Бог.

40. Отсюда можно заключить, что эта высшая субстанция, которая едина, всеобща и необходима, так как нет ничего вне ее, что было бы независимо от нее, и так как она есть простое следствие возможного бытия, должна быть непричастна пределам и содержать в себе столько реальности, сколько возможно.

Не случайно даже лютеранские богословы сдержанно относятся к работам Лейбница – сделать из Благого, пусть сурового, Бога средоточие и инициатора человеческих грехов и попущений – это слишком. И это несмотря на то, что со времен Лютера они отказывали человеку в свободе воли и выбора, доказывая, что решительно все находится в Боге. Лейбниц просто пытался подвести логическую основу под лютеровскую теологию.

5. Зачем Монадология?

Если:

39. А так как эта субстанция есть достаточное основание для всего этого разнообразия, которое притом всюду находится во взаимной связи, то существует только один Бог, и этого Бога достаточно.

- то возникает вопрос: зачем обманывать себя и последователей некоей мифической Монадологией. Настоящее название работы, вытекающее из сути – «Монада». Ни о каком множестве монад, которое заложено в названии, речи не идёт.

Тогда само начало работы, реверансы в сторону малых монад, не более чем хитрая психоделика, не имеющая к наукам об Одном и Многом никакого отношения.

Вывод: Работа Лейбница должна быть переименована в силу выявления её реального предмета – «Монада» с упущением признака науки - «логос» - и припиской «в рамках лютеровской теологи».