От Кирилла и Мефодия до Александра Сергеевича Пушкина:
забота о сохранении русского языка — забота о сохранении русской духовности, русских образования и просвещения.

(Доклад на первые Кирилло-Мефодьевские чтения на базе Крестьянского государственного университета им. Кирилла и Мефодия. Июнь, 1999 г.)

Крестьянский государственный университет в августе 1998 года получил почетное имя великих просветителей славянства, создателей современного славянского алфавита — «кириллицы», святых Православной Церкви, Кирилла и Мефодия. Это почетное звание!

«Крестьянский университет» есть российская новация, направленная на создание нового типа высшего, университетского образования, полностью развернутого на образование и просвещение молодежи, в целом населения России, проживающего в сельской местности, на воспроизводство сельской интеллигенции — учителей, врачей, экономистов, юристов, технологов и других специалистов в «пространстве» сельского социума, на базе воспроизводственных «потоков» сельского населения, крестьян, крестьянской семьи.

Эта миссия «крестьянских университетов» сгармонизирована не только с задачами сохранения крестьянства, сельской интеллигенции, человека, живущего на «земле» и не отчужденного от «земли», но и с задачами сохранения наследственных, социогенетических «потоков» в русской и российской (в более широком смысле) деревнях, сельских поселках, фермах, селах, с задачами сохранения культурных традиций, языка, обычаев, песенного и танцевального фольклоров, ремесел, и не только «сохранения», но и «развития», где-то «возрождения» и т.д. Известно, что деревня, село, аграрный сектор жизни любого общества выступает «охранителем» «древностей» национальной культуры, в виде сказаний, былин, песен, ритуальных действий и прочее и прочее. Именно население русской деревни, как и деревни других народов и национальностей России, наиболее сохраняла и сохраняет до сих пор древние обычаи, сказки, былины, древние сказания, даже древние книги, школы, утварь и другие предметы быта. Сказительницы Новгородчины, Вологодчины, Архангельской, Ленинградской, Костромской, Ярославской, Тверской областей и др. воссоздали на протяжении исследований XIX и ХХ веков древние сказания, песни, сказки. Деревня сохраняла в наибольшей чистоте диалекты русского языка тех или иных краев России. Она как чистый родник, выносящий чистую, хрустально прозрачную воду из недр земли на ее поверхность, чтобы питать малые и большие реки Земли, выносит на поверхность современного быта людей «чистую воду» языка, традиций, архетипов поведения из недр истории русского народа и других народов России. Поэтому миссия «крестьянских университетов» — сохранять эти родники народных традиций и народной памяти, стать механизмом Просвещения и Образования для сельского населения России, которые бы не отчуждали человека от Земли, от «корней», а, наоборот, привязывали бы к ним.

Поэтому присвоение звание Кирилла и Мефодия Крестьянскому государственному университету в городе Луга Правительством Ленинградской области предстает как некий «наказ» на долгие годы деятельности университета — выполнить эту великую миссию, о которой мы говорили выше.

Заслуга Кирилла и Мефодия перед славянскими народами велика. Они дали своими реформами мощный импульс Просвещению славянских народов, развитию письменности, книжного дела, летописной славянской культуры. В настоящее время все больше всплывает фактов, материальных доказательств, что славянство является одним из самых древних народов на Земле, если не самым древним, являясь прямым наследником древних ариев. Не случайно русский язык признан многими философами мира как наиболее близкий к санскриту. Недавно индийская делегация посетила Вологодчину и очень удивилась, что этнонимы Вологодчины по своему звучанию полностью совпадают с санскритом, как будто это не Вологодчина, а Индия. Имеется ряд ученых, например, Г. П. Мельников (Москва), которые считают, что «дерево» индоевропейских языков имеет свои наиболее древние корни здесь в России, на Восточно-европейской равнине. Имеются данные о древней славянской письменности на основе «азбуки резов», затем «глаголицы». Поэтому реформа Кирилла и Мефодия происходила не на пустом месте, а как бы соединила в себе достижения и греческого алфавита, и глаголицы, а может быть и других форм письменности.

Все больше имеется данных, что Русь, прарусичи были просвещенным народом. Судя по всему, летописная культура Руси — России более древняя, чем даже та, что нам досталась в наследство в виде письменных памятников.

Следует признать что открытие «Велесовой книги» или «Русских вед» есть открытие мирового масштаба. Перевод на русский язык священных текстов новгородских волхвов IX века нашей эры, выполненный А. И. Асановым, показывает, что древность русской мифологии, русского монотеизма не уступает по своей исторической глубине ни семитско-христианской мифологии и монотеизму, ни древнегреческой.

«И вот начните,
во-первых — главу перед Триглавом склоните!»
— так мы начинаем,
великую славу Ему воспевали
Сварога — Деда богов восхваляли,
что ожидает нас.
Сварог — старший брат Рода божьего
и Роду всему — вечно бьющий родник,
что летом течет из крыни,
зимою не замерзает,
живит той водою пьющих!
Живились и мы, срок пока не истек,
пока не отправились сами к Нему
ко райским блаженным лугам!

И Громовержцу — богу Перуну,
Богу битв и борьбы
говорили:
«Ты, оживляющий явленное,
не прекращай колеса вращать!
Ты, кто вел нас стезёю правой
к битве и тризне великой!»

О те, что пали в бою,
те, которые шли, вечно живите вы
в войске Перуновом!
И Святовиту мы славу рекли,
он ведь восстал богом Прави и Яви!
Песни поем мы Ему,
ведь Святовит — это Свет.
Видели мы через Него Белый Свет,
Вы посмотрите — Явь существует!
Нас он от Нави уберегает —
Мы восхваляем Его!
Мы плясами — его воспевали,
к нашему Богу взывали мы,
ибо тот Бог — Землю с Солнцем насил,
звезды держал,
Свет укреплял»


[«Велесова книга», 1994].

Г.С. Гриневич, воздавая должное реформаторскому подвигу по созданию славянской азбуки и переводу Константином (Кириллом) с помощью брата Мефодия основных богослужебных книг Православия, писал: «Пользуясь созданной азбукой, Константин с помощью Мефодия перевел на славянский язык основные богослужебные книги. Эту работу братья выполнили очень быстро — за несколько месяцев. Объясняется это тем, что создавалась азбука не на пустом месте. Славяне, по всей видимости, уже владели достаточно высокой письменной культурой» [Г. С. Гриневич, 1993, с. 25].

Реформаторская работа братьев Константина-Кирилла и Мефодия была закончена летом 1863 года. Затем они развернули просвещенческую деятельность в Моравии, в Велеграде и моравских деревнях, выбирали учеников и обучали славянской азбуке, продолжая переводить на славянский язык греческие книги. После смерти братьев их дело продолжили ученики. В Х веке упорядоченная славянская азбука попадает в Киевскую Русь. Зарождается древнерусская литература, давшая уже на заре XI века гениальное произведение русской культурой — «Слово о законе и благодати митрополита Илариона», которому нет аналогов ни в одной стране мира.

И однако доказательств о существовании «докирилло-мефодьевской славянской письменности на Руси очень много. Это: и открытые в 1897 году экспедицией археолога В. А. Городцова в селе Алеканово Рязанского уезда Рязанской губернии надписи на горшке из древнего захоронения, называемого местными жителями Могильцами, которые свидетельствуют о наличии письменности до существования контактов славян с Византией; и свидетельство в «Сказании» Храбра о том, что «Прежде убо словене не имяху книг, но чертами и резами чътяху и гадаху, погани суще» [Г. С. Гриневич, 1993, с. 29]; и близкие к «алекановским» знаки на горшках из бывшего Тверского музея, а также на медных бляхах, найденных при раскопках тверских курганов Х века [Г. С. Гриневич, 1993, с. 33]; и знаки и надписи на грузиках Троицкого городища в верховьях реки Москвы [Г. С. Гриневич, 1993, с. 45] и др., в том числе и письменность «Велесовой книги». Г. С. Гриневич продемонстрировал подход к дешифровке праславянской письменности, подтвердивший древность «прарусской» или «праславянской» письменности. Более того, Г. С. Гриневич через расшифровку этрусских надписей на медальонах на базе опыта дешифровки праславянской письменности, показал их единство с последней. Ведь этруски сами себя называли «расена», т.е. относили себя к славянскому племени [Г. С. Гриневич, 1993, с. 175], а этруски намного старше древних римлян и итальянская земля была их родной.

Все данные свидетельствуют, что русский язык — один из самых древних языков, и нам, говорящим на русском языке, есть чем гордиться, восхищаться его богатством, пластичностью, флексивностью, многообразием звучания, тонкостью передачи чувств и красочного восприятия мира.

Пожалуй, вторым крупнейшим реформатором русского языка выступает гигант Русского Возрождения и Просвещения Михаил Васильевич Ломоносов. Его гений через себя выразил гений русского народа, его универсальность, его космизм, богатство его Духа и Души.

Выполняя завет Петра Великого, Ломоносов стал великим просветителем России. По его инициативе в 1753-1755 года создается Московский университет. Достижением Ломоносова явилось то, что в Московском университете читались лекции русскими профессорами на русском языке. Это был первый по настоящему русский университет, о чем сейчас пытаются не вспоминать, хотя проблема русскости высшего образования для русских в конце ХХ века снова звучит в полную силу в России.

И, однако, наиболее образовательно-просвещенческая миссия Ломоносова проявилась в созданной им грамматике русского языка в 1745 году. «Российская грамматика» Ломоносова явилась итогом многолетней и комплексной исследовательской работы Михаила Васильевича над разнообразными источниками: гражданскими, церковными книгами, словарями, фольклором. В 1855 году, 100 лет спустя, академик И. И. Давыдов писал: «Мы через 100 лет рассматривая эту грамматику..., должны сознаться, что в сущности и в грамматических началах к великому холмогорцу ничего прибавить не можем» [М. Д. Кумачева, 1975, с. 60]. Еще позже, уже в 1940 году, академик С. П. Обнорский отмечал: «Только могучий талант Ломоносова мог... создать такое произведение... которое теоретически, в научном использовании, существует уже 185 лет, не потеряв своего научного значения» [М. Д. Кумачева, 1975, с. 60]. Ломоносов гордился русским языком, он отмечал его синтетичность, в каком-то смысле наверное догадываясь что эта синтетичность и есть отражение того, что русский язык — это ствол индоевропейского «древа языков». Он с восхищением говорил, что русский язык «велик перед всеми в Европе», что в нем сочетаются «великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того, богатство и сильная в изображениях краткость греческого и латинского языка» [М. Д. Кумачева, 1975, с. 60, 61].

Нам русским, всей России как никогда нужна эта гордость за русский язык, потому что язык — это душа народа, его психология, его коллективное бессознательное.

Нельзя не отметить и заслуги М. В. Ломоносова перед исторической наукой и историческим образованием. В 1754-1758 гг. Ломоносов создает первый крупный исторический труд, написанный русским историком, «Древнюю российскую историю от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава первого, или до 1054 года», в котором первым указал на дохристианскую древность славян и их роль в разрушении рабовладельческих империй, выступил против нормандской теории происхождения государственности у восточных славян, которая была создана немецкими историками в России, в частности и Миллером, в угоду возвеличивания романо-германского, католического мира и привития сознания об отсутствии древних корней у русской российской цивилизации.

А. С. Пушкин в статье о Радищеве подчеркивает особое место в истории России Ломоносова, и, что важно, в потоке Просвещения в России. «Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериною II он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом» [Б. Бурсов, 1985, с. 182]. Пушкин подчеркивает особую роль Ломоносова в реформации русского языка, в закладке основ современного русского языка. «...Перечел я Державина всего, и вот мое окончательное мнение. Этот чудак не знал ни русской грамоты, ни духа русского языка (вот почему он и ниже Ломоносова)..»., — писал он в письме А. Дельвигу в 1825 году [Б. Бурсов, 1985, с. 167].

Александр Сергеевич Пушкин, в нашей оценке, — второй гигант Русского Возрождения и Просвещения и третий великий преобразователь русской словесности (после Кирилла и Мефодия и М. В. Ломоносова). А. С. Пушкин создал современный русский литературный язык всем своим творчеством. Но он не только «исток» современного русского языка, но и «исток» всей современной русской культуры. Из Пушкина, если выразиться метафорически, вышли и Гоголь, и Л. Н. Толстой, и И. С. Тургенев, и Ф. М. Достоевский, и М. Ю. Лермонтов, и вся музыкальная русская классика, и в первую очередь П. И. Чайковский, Римский-Корсаков, Мусоргский.

Пушкин явил собой универсального русского человека. Такие характеристики русскости как всемирность, всечеловечность, всеединство, всемирная отзывчивость, соборность, добролюбие, сочетание исторического достоинства и свободолюбия, общинно соборное начало, которые закрепились как черты русского космизма, были целостно-природно представлены и творчеством, и человеческими качествами гениального поэта, писателя, историка, энциклопедиста, просветителя. «Тайна поэзии Пушкина, тем самым и его личности, — отмечает Б. Бурсов, — восходит прежде всего к его совершенству». Пушкин поднял и русский язык, и русскую художественную культуру на такую высоту, с которой они шагнули дальше, удивляем и восхищая и Европу, и все человечество. «В Пушкине вообще нельзя не видеть только литературное явление. В нем преломилась история исканий человеческого духа, как она выглядела тысячи лет тому назад, как выглядит она и в нашу эпоху, самую тревожную из всех эпох, пережитых человечеством. В Пушкине нельзя не уловить отражение идей Сократа и Платона, Эразма Роттердамского и Лютера, Декарта и Паскаля, Спинозы, Канта и так далее до бесконечности. Лев Толстой ставит имя Пушкина рядом с такими вершинными именами во всемирной литературе, как Гомер, Сервантес и Рабле» [Б. Бурсов, 1985].

В докладе «Академия наук и образование в России (275 лет организации академической науки в России: 22 января 1724-22 января 1999 г.)» один из авторов (А. И. Субетто) отмечал, что, говоря о том, что сделал Ломоносов для российских науки и искусства, следует перейти к такой оценке как «ломоносовская революция», которая является парадигмальной не только по отношению к движению Русского Просвещения и образования, но и в целом ко всей русской культуре и науке. Аналогична роль и Пушкина. Можно и очевидно нужно свидетельствовать о наличии «пушкинской парадигмальной революции» в сфере русского языка, всей русской культуры и частично науки, по крайней мере, исторической науки. Не следует забывать, что еще при жизни Пушкина его вклад в развитие русской философии и русской поэзии был оценен членством в Петербургской императорской академии (организованной Воронцовой-Дашковой).

Собственно говоря, «пушкинская революция» определила весь путь развития русских языка и литературы вплоть до конца ХХ века. Приведем еще одно место из цитируемой книги Бурсова «Судьба Пушкина». «Гениальные русские писатели, начиная с Пушкина, хотя это имело место и прежде, учась у Европейских мастеров, становились и оппонентами их. Тут, прежде всего, следует указать на Пушкина, Гоголя, Толстого и Достоевского. Европа, вглядываясь в русскую литературу, сказочно возвышающуюся в духовном развитии человечества, была ошеломлена русским романом. В русском романе европейский читатель, привыкший к роману, начиная в особенности с XVIII столетия, разглядел что-то небывалое: в нем главенствующее место занял исповедальный элемент. Его герой преимущественно личность, а потом уже тип. И это началось с Онегина, Герцену принадлежат следующие слова об Онегине: «Это человек, который испытывает жизнь увидеть, не лучше ли она жизни. Он все начинал, но ничего не доводил до конца; он тем больше размышлял, чем меньше делал, в двадцать лет он старик, а к старости он молодеет благодаря любви» [Б. Бурсов, 1985, с. 393, 340]. И далее: «... Все мы в большей или меньшей степени Онегины, если только не предпочитаем быть чиновниками или помещиками» (там же, с. 340).

Пушкин был не менее гениальным историком, и философом, и русская история несет на себе «отсвет» гения Пушкина. Вспомним изумительный монолог Самозванца, пока еще Григория, в «Борисе Годунове», обращенный к себе и одновременно к Пимену:

«Как я люблю его спокойный вид,
Когда, душой в минувшем погруженный,
Он летопись свою ведет; и часто
Я угадать хотел, о чем он пишет?
О темном ли владычестве татар?
О казнях ли свирепых Иоанна?
О бурном ли новгородском вече?
О славе ли отечества? Напрасно.
Ни на челе высоком, ни во взорах
Нельзя прочесть его сокрытых дум..».


[Б. Бурсов, 1985, с. 61].

Ломоносов, Пушкин, русские филологи оставил нам русский язык как наше богатство, богатство русской культуры и всей России, всех народов в ней проживающих.

Понимание языка как деятельности, как работы духа, как органа мысли уже присутствует у Пушкина и восходит к творчеству по философии языка В. Гумбольдта.

Основные работы А. А. Потебни «Мысль и язык» (1862), «Язык и народность» (1913) свидетельствуют о его глубинном понимании роли языка как носителя смысловой самоидентификации бытия тем народом, который говорит на этом языке. Здесь Потебня продолжает традиции М. В. Ломоносова; А. С. Пушкина, Ф. И. Буслаева и А. Н. Афанасьева.

А. Н. Афанасьев через раскрытие мифолого-метафорической функции русского-славянского языка, фактически уже показал этно-духовно-кодовую социо-интеллектно-генетическую функцию языка, если прибегнуть к последним теоретическим схемам социогенетики и учения об общественном интеллекте [А. И. Субетто, 1994, 1995]. «Всякий язык начинается с образования корней или тех основных звуков, в которых первобытный человек обозначал свои впечатления, производимые на него предметами и явлениями природы; такие корни, представляющие собой безразличное начало и для имени и для глагола, выражали не более как признаки, качества, общие для многих предметов и потому удобно прилагаемые для обозначения каждого из них. Возникшее понятие пластически обрисовывалось словом, как верным и метким эпитетом. Такое прямое, непосредственное отношение к звукам языка и после долго живет в массе простого, необразованного населения», — писал А. Н. Афанасьев в [А. Н. Афанасьев, 1995, т.1, с. 5, 6]. И далее: «После представленных нами исследований мы вправе сказать, что духовная сторона человека, мир его убеждений и верований, в глубокой древности не были вполне свободным делом, а неизбежно подчинялись материальным условиям, лежавшим столько же в природе окружающих его предметов и явлений, сколько и в звуках родного языка. Слово человеческое, по мнению наших предков, наделено было властительною чародейною и творческою силою..». [А. Н. Афанасьев, 1995, т.3, с. 379, 380].

Виталий Иванович Кодухов, безвременно погибший в апреле 1996 года, крупный русский современный филолог, член Петровской академии наук и искусств, в своей последней книге [В. И. Кодухов, 1993] указывает на важность осмысления и развития категории «языковой личности», через которую, по нашей оценке, преломляется «движение» национально-этнического, передаваемого через язык, архетипа-носителя социального, культурного, этнического наследований, включая наследование коллективно-этнического «бессознательного». Он ссылается на Ф. И. Буслаева [Ф. И. Буслаев, 1992], который отмечал значение родного языка в формировании личности: «Родной язык так сросся с личностью каждого, что учить оному значит вместе с тем и развивать духовные способности учащегося».

Подчеркнем — духовные способности учащегося. Здесь через язык, вернее на уровне «языкового онтогенеза» личности, в котором в соответствии, с системогенетическим законом спиральной фрактальности системного времени или обобщенным законом Геккеля [А. И. Субетто, 1994, 1995], отражается «языковой филогенез» народа, этноса, включая языковую группу общности народов (наций), через единство языка, речи и мышления, происходит воспроизводство и концентрация в личности историко-духовного опыта всей Истории (что и отразилось в творчестве А. С. Пушкина), приведшей к появлению данного конкретно-исторического и конкретно-этнического общества и личности.

В личности через язык и жизнь в определенном языковом пространстве как бы формируется не только «поток его сознания», но и «этнический поток сознания и бессознательного». В этом проявляется роль языка как «социогенетического механизма на базе общественного интеллекта» в его интегративном, универсальном понимании [А. И. Субетто, 1994, 1995], синтезирующем в себе механизмы культурного, языково-рече-мыслительного, этнического, социально-психологического и др. наследований.

Язык, речь соединяют индивидуальные интеллекты конкретных личностей в общественный интеллект, служат носителем потоков объективизации (деперсонализации) знаний (от индивидуального интеллекта к общественному интеллекту) и субъективизации знаний (от общественного интеллекта к индивидуальному интеллекту через семью, образование и другие социальные институты) [А. И. Субетто, 1995]. Выполняя эту функцию, язык одновременно как бы запечатлевает «историю общественного интеллекта», несет в себе «свертку» филогенетической спирали общественного интеллекта как коллективного разума, одновременно как бы придавая ему национально-этническое измерение, измерение национальной коллективно-эмоциональной структуры. С этих позиций любой национальный язык предстает как «системоген» (а в нем и как «этноген», и как «социоген», и как «культуроген») народных души и духа, его совокупного интеллекта. Поэтому русский язык в историческом измерении неотделим от русской культуры, русской литературы, русской музыки, русской философии и как ее вершины, ее космогенного концентратора, — русского космизма. Глубинные истоки всех приобретений русской культуры — в богатстве, философской глубине, пластическом разнообразии, животворящей духовности русского языка.

В величии русского языка, которое признают все филологи мира, отразилось величие русской истории как истории народных духа, культуры, мысли и интеллекта. При этом мы используем понятие интеллекта как собирательное понятие, измерениями которого являются и разум, и душа (по Спинозе), и дух (по Канту и Гегелю), и в котором проявляется функция управления, будущетворения, т.е. творчества будущего, потому что будущее творится творчеством.

Отметим, что ставя так вопрос авторы становятся на позицию отечественной научно-исторической традиции, восходящей М. В. Ломоносову, А. С. Пушкину и к Н. Я. Данилевскому, в соответствии с которой славянское семейство народов образует самобытный культурно-исторический тип, однопорядковый с эллинизмом, латинством, европеизмом. Близкую позицию занял английский историк Дж. Тойнби, назвавший Россию самостоятельной цивилизацией.

При этом с новой силой встает вопрос о соотношении «западничества» и «почвенничества», но который в современных масштабах приобретает масштаб борьбы за выживание России в ближайшие годы, когда «западничество» в устах многих отечественных ученых и философов приобрело характер смердяковщины и в общем смысл отказа от отечественной истории, что означает предательство своих предков, истории, культуры и языка. В мае 1991 года состоялся советско-американский симпозиум в Гарварде, посвященный русской науке. Видные наши философы доказали, что науки в России не было и быть не могло потому, что она тысячу лет назад приняла православие [В. П. Кожевников, 1995]. Мурад Ахундов в докладе говорил, что первородный грех русских совершен в Х веке, когда была выбрана неправильная ветвь христианства, а затем в XIII веке, когда русские «из идеологических соображений» отказались подчиниться прогрессивному ливонскому ордену, который нес «западный образ жизни, перестройку общества на основе немецких законов и установления в деревне цивилизационной земельной ренты» [В. П. Кожевников, 1995, с. 13]. Вот до чего договорились «друзья русского народа» ахундовы, даже не собираясь вспомнить, что на основе тех же «немецких законов» был уничтожен славянский народ прусов, давший свое историческое название немцам, проживавшим на их земле почти 700 лет до победы в Великой Отечественной войне. Поставлена под сомнением вся деятельность великого русского полководца и государственного деятеля Александра Невского. Прав В. П. Кожевников, который по этому поводу резюмирует: «Невольно вспоминается образ Смердякова у Ф. М. Достоевского — под французом бы ходили, очень культурная нация. Примечателен в этом отношении и популярный анекдот интеллектуалов (совершивших «демократическую» — капиталистическую революцию в России в 1991-1993 г., поставивших ее на край гибели, С. А.). Ветеран спрашивает, какое пиво привезли. В ответ: — Ты, дед, хорошо на фронте воевал? — Хорошо, — и показывает на медали. — Ну и дурак. Если хуже бы воевал, пили бы сейчас баварское пиво» [В. П. Кожевников, 1995, с. 13].

А. С. Пушкин по поводу такого смердяковского западничества, да еще в устах лиц нерусской национальности, говорил, что нельзя прощать «клеветников России», особенно ту категорию людей, которая в ответ на «русскую ласку» способна «клеветать русский характер, поносить лучших сограждан и, не довольствуясь современниками, издеваться над гробами праотцов». И что удивительно, ведь эти же ахундовы не издеваются над «гробами» своих национальных праотцов, более того, не считают, что их народы сделали ошибку, не приняв католическую религию в немецкой упаковке, а вот о «первородном грехе русских» обязательно надо сказать, раз они сами не понимают.

Происходит наступление «западников» на само понятие русского народа. Многие отказывают ему даже в русскости. Вводятся в оборот легенды, что русского народа нет, что есть некое разнообразие политэтническое сообщество, объединяемое понятием «русские», наподобие того, как понятием «американцы» объединяются все живущие в США. Выдающийся русский антрополог А. А. Башмаков установил, что в рамках русского этногенеза произошел расовый синтез включивший в себе все основные народности на территории России. По его оценке получилось органическое «единообразие в различии». Другие расы эту задачу синтеза пока не смогли решить. «Русский народ, — писал он, — славянский по своему языку, смешанный по крови и по множественной наследственности роднящей его со всеми расами, сменявшими друг друга на русский равнине, представляют собою в настоящее время некую однородность, ярко выраженную в черепоизмерительных данных и весьма ограниченную объеме уклонений от нейтрального и среднего типа, представляемой им расы. В противоположность тому что все воображают русская однородность есть самая установившаяся и самая ярко выраженная во всей Европе..». (цит. по [В. П. Кожевников, 1995, с. 21] выдел. мною, С. А.). Американские антропологии вычитали, что вариации в строении черепа у населения России не превышает 5 пунктов из 100, тогда как французское население варьирует в пределах 9 пунктов, а итальянские — в пределах 14 пунктов. В институте общей генетики Российской академии наук создан электронный атлас генофонда СССР. Ученые утверждают генетическую общность населявших его народов, их единый код [В. П. Кожевников, 1995, с. 21], что подтверждает вывод Л. Н. Гумилева о складывающемся российском суперэтносе.

Русский язык явился культурным «скрепом» этого синтеза русской нации на евразийском континенте, одновременно «впитывая» в себя определенные словарные потоки», «потоки оценок, обычаев» всех народов, участвовавших в этом синтезе и одновременно сохраняя древнюю русско-славянскую основу. Общинный характер социокультурного генотипа, определившийся не только национально-этническими доминантами тяготения к общинности, но и жестокими характером истории, суровыми климатическими условиями жизни, «рискованным» земледелием, отразился в эмоциональном строе русского языка. Филологи отмечают, такую особенность русского языка по сравнению с европейскими, как наличие в нем до 40 % оценочных слов, в то время как в немецком их уже существует 14 %, а в английском около 9 %. При этом не задумываются, что эта особенность русского языка есть отражение в нем общинности бытия русского народа, а индивидуализма его духа, соборность переходящих в эмоциональную структуру языка. Причем эта особенность не есть ни недостаток, ни преимущество, а его онтологическая особенность как отражение «исторической онтологии» русскости: языка, культуры, духа, нации, этноса, в которую входит «онтология соборности», определяющая примат духовного над материальным.

Идет наступление против русскости, самосознания русского народа, против его истории, дегероизация его культуры и истории.

Здесь к оценке Ахундова, приведенной выше, можно добавить такие «смердяковские» по генезису, уничижительные оценки для русского человека «русской культуры, как:

— «оценки — обвинения в антисимитизме» Аб Мише по отношению к Гоголю, Пестелю, Пушкину, Достоевскому, Аксакову;

— оценки А. Гениса, обвинившего всю русскую культуру в том, что она, попав в капкан истории, осуждена решать уже решенные вопросы (подумайте: каково самомнение «западника» о решенности вопросов бытия; остается только русским учиться у Запада как жить, отказавшись от своей культуры);

— оценки М. Мамардашвили, «грузинского Сократа», который назвал Достоевского «глупцом, идиотом». Когда тот переходит «на уровень рефлексии», и который резонируя с Генисом, обвиняет русскую культуру в том, что она несет на себе печать «кружения Просвещения и Евангелия в России» (не видя, что как раз крушение Евангелия происходит в Европе и США вследствие культа «золотого тельца» и исповедования принципа Гоббса «войны всех против всех», ведущего к роботизации западного человека под прессом духа Рынка и Капитала);

— оценки, рожденные многими попытками дегероизации отечественной истории в учебниках для школы через замешивания духа и великих деяний таких полководцев как Александр Невский, Румянцев, Суворов, Кутузов, Брусилов, Жуков, Василевский и другие или через уменьшение их заслуг, попытки очернить некоторые стороны их жизни.

Ряд аналитических исследований автор по этому вопросу представлено в [7, 8, 10].

Именно «западничество» смердяковского типа служит духовным основанием «агрессии» против русского языка, ведущейся по многим направлениям.

При этом мы в рамках разрабатываемой, концепции социальной вирусологии [А. И. Субетто, 1996]склонны считать, что эта «агрессия» является не только неким «стихийным», «неосознанным» следствием оголтелого западничества значительной власти интеллигенции, в первую очередь, Москвы и Санкт-Петербурга, работников телевидения и радио, политиков, но и продуманной стратегией идеологов стран геополитических противников России, идеологов современного силового мондиалима, сосредоточившихся в определенных структурах США и частично Западной Европы.

К этим направлениям «агрессии» относятся:

• 1) Перемещение преподавания грамматики русского языка в начальную школу, что определило массовую «грамматическую неграмотность» по русскому языку в российской школе;
• 2) Ограничение длительности преподавания русского языка в школе только 9-м классом, в то время как возросла необходимость преподавания русского языка как государственного языка России, языка межэтнического общения, не только в 10-м и 11-м классах, но и на всех курсах высшей школы, т.е. необходимость перехода к непрерывному обучению русскому языку в средней и высшей школах, как это уже сделано в США, Франции и других странах;
• 3) Упрощение языка и речи в средствах массовой информации, засорение языка на телевидении и радио, в кино молодежными, профессиональными, блатными «сленгами», «англицизмами-американизмами» и т.д.;
• 4) Доминанта в уличной рекламе больших городов России, особенно в Москве и Санкт-Петербург, рекламы на английском языке;
• 5) Агрессия английского языка, часто в американском варианте, через компьютеризацию управления и быта, при которой контакт машины с пользователем происходит на английском языке (вопрос о русской адаптации интерфейса персональных машин даже не поставлен, хотя бы как требование к импортируемых партиям машин).
• 6) Расчленение в преподавании русского языка и русской словесности как понятия, объединяющего русские язык и литературу;
• 7) Проведение многих международных конференций в России только на английском языке, что свидетельствует об отсутствие в духовном пространстве России даже потребности в защите русского языка, гордости за русский язык со стороны интеллигенции, чувством, каким была славна русская интеллигенция XIX веке (Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Толстой и другие).

Как следует из изложенного, защита русского языка есть защита самого русского народа, русской «языковой личности», славянских, русских гениев, в том числе Кирилла Мефодия, Ломоносова и Пушкин, их будущего, это есть защита и истории, и культуры, и духа России, поэтому защита русского языка должна стать и делом всего народа, и делом всей культуры, и делом государственной, патриотически ориентированной, политики. Необходим закон защиты русского языка как государственного языка России, аналогично закону Тубона во Франции. Необходим пересмотр отношения к русскому языку в образовательной политике России. Гуманизация и гуманитаризация российского образования останется фальшью, если не будет осознана проблема образования русскому языку как ядровая проблема этих процессов. Логика такой постановки вопроса следует из изложенного.

Таким образом, образование русскому языку на фоне кризиса в обращении русского языка, соблюдения нормы разговорного языка, перерастающего по некоторым признакам в катастрофу, становится центральной проблемной качества образования, социальных норм качества образования, содержания государственных образовательных стандартов.

Главнейшим механизмом защиты русского языка становится проблема повышения языковой грамотности в области русского языка по отношению ко всему населению. Фарисейство многих официальных языковых программ состоит в том, что в них языковая грамотность в своих смысловых акцентах как бы «размазывается», грамотность в области иностранных языков приравнивается грамотности по русскому языку, исчезает доминанта, связанная с тем, что русский язык-базис формирования всей личности, ее бессознательного, психического богатства, гармонизации отношений сознательного и бессознательного в личности, базис восприятия многоцветья в чувствах и образах русской культуры. Фактически вопрос стоит о сохранении сложившегося качества российского образования и российской культуры, возрождения и развития традиций русской словесности, получивших мощное развитие в XIX веке и в первой половине ХХ века. Нужна специальная Федеральная программа по сохранению и развитию словесности, без которой немыслима ни одна программа по гумманизации и гуманитаризации российской школы.

1. Кумачев М. Д. Петербургская академия наук и М. В. Ломоносова. — М.: «Наука», 1975.
2. Велесова книга. Перевод и комментарии А. И. Асова. Использованы древнерусские рисунки VI-XIII вв. н.э., храмовые изображения, археологические материалы. — М.: Менеджер, 1994, 320 с.
3. Гриневич Г. С. Праславянская письменность. Результаты дешифровки. Том. 1. — М.: «Общественная польза», 1993, 328 с.
4. Бурсов Б. Судьба Пушкина. — Л.: «Советский писатель», ЛО, 1985, с.512.
5. Субетто А. И. Общественный интеллект: социогенетические механизмы развития и выживания (философско-методологические основания и начала теории общественного интеллекта) / Дисс. на соиск. учен. степ. д.ф.н. — Н. — Новгород: НГАСА, 1995, 54 с.
6. Субетто А. И. Социогенетика: системогенетика, общественный интеллект, образовательная генетика и мировое развитие (интеграционный синтез). — М.: Исследовательский центр проблем качества подготовки специалистов, 1994, 168 с.
7. Субетто А. И. Проблемы фундаментализации и источников формирования содержания высшего образования: грани национальной политики политики. — Кострома. — М.: Исследовательский центр проблем качества подготовки специалистов, КГПУ – 1995, 336 с.
8. Субетто А. И. Что делать? Русская духовность как основание поиска ответа на вечный русский вопрос и выживания российской цивилизации в ХХ1 веке // III-я научная сессия Научного Совета Петровской академии наук и искусств по проблемам образования «Основания Концепции и Доктрины российского образования в ХХ1 веке» / Под ред. А. И. Субетто. — СПб.: ПАНИ, ВИФК, 1996, с. 180-193.
9. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. Том 1. — М.: «Современный писатель», 1995, 416 с.
10. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. Том. 3. — М.: «современный писатель», 1995, 416 с.
11. Кодухов В. И. Психологическое направление в языкознании и преподавании русского языка. Под редакцией д.п.н. А. И. Мищенко. — Ишим: Полиграфия, 1993, 323 с.
12. Буслаев Ф. И. Преподавание отечественного языка. — М.: Просвещение, 1992.