Считаю, как исследователь необходимым обратить особое внимание на следующие принципиально важные проблемы.

Первая и основная из них обусловлена тем, что в России идет разрушение системы образования, в результате чего страна фактически лишает себя будущего. Причем тенденции разрушения, которые наметились в сфере образования, — разгосударствление образовательных систем, в первую очередь высшей школы, сокращение ее бюджетного финансирования и многое другое — находятся в явном противотоке с тенденциями, господствующими в мире.

Конечно, если согласиться с тем, что Россия в будущем станет для мирового сообщества лишь источником ресурсов, то высокий образовательный уровень становится россиянам как бы и не нужным. Однако те, кто считает, что Россия сможет прожить, торгуя собствен-ными ресурсами, глубоко ошибаются.

Дело в том, что современная экономика является наукоемкой и потому интеллектоемкой, а значит, образовательноемкой. К сожалению, в системе экономических наук это еще не осознано, поскольку игнорируются радикальные изменения механизмов функционирования рыночной экономики. Свободный рынок, это лишь миф, порождающий иллюзорность картины мира в менталитете общества.

Необходимость скорейшего освобождения от «свободно-рыночных» иллюзий показала Конференция ООН по окружающей среде и развитию проведенная в Рио-де-Жанейро в июне 1992 г., на которой был фактически принят «весьма жесткий вердикт относительно дальнейшего развития цивилизации. В четырех основных документах этой конференции, подписанных главами государств, было в скрытом виде сказано, что большая часть стран, в которых проживает три четверти населения Земли, не сможет повторить путь, пройденный странами, ставшими ведущими в мире благодаря своей так называемой рыночной экономике.

Дело в том, что капитализм, особенно на стадии первоначального накопления капитала, сформировался, прежде всего, за счет природорасхитительной деятельности, которая по своей результативности и значимости намного превосходила эксплуатацию трудящихся. Для подтверждения сказанного достаточно вспомнить, что до колонизации Северной Америки в Техасе, например, на землях, черноземный слой которых достигал 4 м, паслось более 100 млн. бизонов. И чернозем, и бизоны, а также богатейшие реликтовые леса в этой местности пали жертвой первоначального накопления капитала. Но если «молодой» капитализм формировался и развивался за счет ограбления природных ресурсов отдельных регионов Земли, то сейчас его развитие осуществляется за счет ресурсов всей планеты. Об этом можно судить хотя бы по тому, что на одного ребенка в Северной Америке и Западной Европе потребляется в 30-40 раз больше ресурсов, чем на одного ребенка во всем остальном мире.

Таким образом, отмеченный выше вывод участников конференции в Рио-де-Жанейро, является по меньшей мере «звонком», реагируя на который необходимо, прежде всего, ответить на вопрос: с чем мы имеем дело? Мой ответ на него заключается в следующем.

В мире действуют две логики развития цивилизации: Внутренняя Логика Социального Развития и Большая Логика Социоприродной Эволюции.

До XX века мировая цивилизация в целом была цивилизацией с малой социоприродной энергетикой. Так, по данным статистики, в XIX веке энерговооруженность жителей Земли на 99 % обеспечивалась мускульной энергией человека и домашних животных, а также водяных и ветровых мельниц. Промышленная революция (двигатели внутреннего сгорания, электрические лампочки и т.п.) ситуацию в западной цивилизации не изменила. Лишь в XX веке был сделан мощный скачок в энергетическом базисе обменных процессов между обществом и природой.

На протяжении всей истории человечества действовал стихийный автоматизм социальной эволюции. Причем разрушительная деятельность человечества компенсировалась устойчивостью биосферы Земли, энергетический потенциал которой, на несколько порядков превосходил, потенциал техносферы, созданной человеком.

В XX веке резкий скачок в энергетическом базисе техносферы (от 103 до 1012) привел к тому, что компенсаторные способности биосферы перестали уравновешивать разрушающую деятельность людей. Это и обусловило нарастание потока техногенных и социогенных катастроф.

На мой взгляд, вторая — энергетическая — цивилизация в XX веке фактически подвигнула человечество к определенному пределу. Иными словами, социальная эволюция человечества, базирующаяся на стихийных механизмах регуляции, закончилась. Больше того, мнение о том, что человечество переживает экологический кризис, уже не соответствует действительности. Фактически мы сейчас уже находимся в пространстве глобальной экологической катастрофы. И беда человечества заключается в том, что характерная для западной цивилизации абсолютизация свободы личности, частных интересов и частной собственности не позволяет фактически перейти к модели устойчивого развития. Поэтому перед человечеством стоит проблема полного изменения системы ценностей.

Таким образом, в рамках Большой Логики Социоприродной Эволюции человечеству, на мой взгляд, уже не выжить. Для того чтобы реализовать императив выживаемости, который возник, в конце XX века, человечество должно перейти к новым механизмам социально-экономического гомеостаза. Для этого оно должно взять роль гармонизирующего фактора на себя, на свой собственный — общественный интеллект.

Общественный интеллект, это управление будущим со стороны общества. До конца XX века вследствие того, что доминирующим был метод «проб и ошибок», общественный интеллект находился как бы в тени Истории, продолжая, однако, постоянно развиваться.

Об этом свидетельствует и проектирование Санкт-Петербурга Петром Первым, и крупные проекты по изменению социально-экономических или социально-экологических ситуаций в более позднее время, и различные программы и планы цивилизационного развития, не говоря уже о проектах «нового мирового порядка», которые зреют в тех или иных головах. Все это отражает рост интереса к проектированию развития во все более крупных масштабах. Но пока эта «проектность» не была в состоянии соперничать со стихийными регуляторами и потому не могла противостоять росту катастрофизма, ставшего свойственным современному социально-экономическому развитию общества.

Возникает вопрос: возможен ли переход к моделям управляемой социоприродной эволюции, где управляющим механизмом выступает сам общественный интеллект? Ответ на него, естественно, положителен.

Анализ ситуации в западных странах и всей мировой экономики свидетельствует, что в 60-е годы разразилась синтетическая революция механизмов цивилизационного развития. В результате экономики развитых стран разделились на два класса, что привело к выделению быстро развивающихся наукоемких (интеллектоемкость и образовательноемкость) экономик. При этом изменилась природа капитала с точки зрения изменения функционирования крупных фирм, которые являются капиталоемкими.

В качестве примера можно привести фирму IBM, которая в результате преобразований Уотсона-младшего перешла на пожизненный наем в 1953 году, т. е. на пять лет раньше, чем фирмы Японии. Таким образом, те, кто утверждает, что пожизненный наем — это реализация патерналистской культуры, характерной для Японии, не объясняют механизмов, которые связаны с изменением соотношения между, трудом и капиталом. Изменении же здесь весьма глубоки.

Капитал все больше и больше адсорбируется в труде, а поскольку подготовка каждого работника требует значительного времени, капиталу становится невыгодным расставаться с таким работником. Так, если по официальной статистике приход на фирму рабочего означает вложение миллиона долларов, то в каждом управляющем из верхнего звена персонализируется до 100 млн. долларов и больше. Это и обусловливает выгодность пожизненного найма, который становится одним из механизмов, меняющих природу функционирования капитала с точки зрения его «образовательной емкости».

Изменение природы капитала подтверждает и утверждение Дж. Гэлбрейта о том, что экономика США на 55 % плановая. И обусловлено это, прежде всего, тем, что рынок сам по себе не восприимчив к научно-техническому прогрессу. Механизмы же обеспечения необходимой восприимчивости могут быть различными: в США используются одни, в Японии — другие и т.д. Одним из таких механизмов является венчурный капитал, который бережно пестуют монополии. Другой механизм свойствен олигополиям с тенденцией высокой концентрации капитала.

Несмотря на различие этих, и других механизмов, все они обусловливают рост централизации управления и банковского капитала. При этом повышается роль и увеличивается удельный вес планирования в механизмах управления научно-техническим прогрессом. Фактически увеличивается роль венчурного капитала и управления им. Происходит это потому, что венчурный капитал функционирует на рынке за счет инноваций и очень высокой пороговой цены новых товаров. Затем на арену рынка выходят крупные фирмы и цены «сбрасываются» благодаря сильному вливанию инвестиций и резкому увеличению объемов производства.

В мире, преимущественно в Японии, фактически формируется весьма перспективная планово-рыночная экономика с высокими темпами развития. Поэтому не случайно в последней работе Накасонэ и его соавторов обращается внимание на то, что в отличие от западной, в азиатской модели экономического развития плановость является одним из ключевых моментов. И это относится к управлению не только на уровне отдельных фирм, как считают некоторые наши экономисты-рыночники, но и на уровне государства в целом. При этом длительность планового периода все больше увеличивается, включая уже и циклы переиндустриализации на базе методологии «кондратьевских циклов».

Таким образом, рост наукоемкости, интеллектоемкости и образовательноемкости экономики означает, что Большая Логика Социоприродной Эволюции весьма радикально меняет сам механизм функционирования экономики. При этом, видимо, следует ожидать «неклассической революции», осуществляемой под давлением экологических проблем на функционирование экономики. В результате появляется третий вид стоимостей — вид тотально-экологических стоимостей, которое начинают все в большей мере выполнять регулирующую функцию. Поэтому вместо марксовой классической политэкономической диады приходит триада, потребительная стоимость — стоимость — витально-экологическая стоимость.

Примером фактической реализации витально-экологической стоимости в функционировании капитала на мировом рынке является установление цены на квоты выбросов углекислого газа, о которых не сумели договориться на Конференции ООН в 1992 году. Теперь они выступают о скорме «отрицательных стоимостей».

Витально-экологическая стоимость, экологизация экономики фактически индуцируют процесс обобществления капитала. Экоэкономика — это экономика, о которой первым написал Альбер Гор, нынешний вице-президент США. Он, правда, сделал ремарку, сказав примерно следующее: коммунистическая идеология потерпела крах, но мы видим в своей идеологии массу недостатков. Фактически либеральная идеология в рамках «экологической революции» сейчас терпит еще больший крах. И обусловлен он экологическим фактором. Именно экология диктует сейчас обобществление капитала, гак как «экологическая экономика» в рамках большей части своего функционирования является «мобильной экономикой». И если на чернобыльскую катастрофу худо-бедно, но среагировали в СССР, то в условиях теперешней России, где формируется капиталистическая экономика по Адаму Смиту, даже такое реагирование уже невозможно — для надежного страхования экологических катастроф масштаба чернобыльской, необходимо обобществление капитала на уровне государства, государственная собственность и государственное управление, то есть экоэкономика.

Одна из принципиально важных особенностей экоэкономики — повышение роли образования. И обусловлено это тем, что многие экологические проблемы без повышения образовательного уровня решать невозможно. Больше того, отставание в области образования может в недалеком будущем стать фактором «экологического неоколониализма».

И, действительно, если в России рыночное реформирование экономики будет осуществляться тем же путем и теми же методами, как и до сих пор, то сначала она станет сырьевым придатком развитых стран, а в первом десятилетии XXI века уже страной не способной самостоятельно добывать собственные ресурсы, т. к. технологии их добычи, не обновляемые должным образом из-за все большего отставания в области подготовки квалифицированных кадров, перестанут удовлетворять все более жестким требованиям зоологических стандартов.

Очевидно, что технологии соответствующие экологическим стандартам, предъявляющим все более высокие требования к так называемой безотходности, т.е. замкнутости, являются весьма наукоемкими и образовательноемкими. И недооценка этого обстоятельства уже начинает сказываться. Так, образовательный ценз агрария США составляет 14,5 лет, а в России — 8 лет. Это отставание и является основной причиной весьма плохого состояния нашей агроэкологии: прогрессивную аграрную технологию, применяемую за рубежом, сельское население России просто не в состоянии освоить из-за низкого уровня подготовки. Поэтому отнюдь не случайно отечественное сельское хозяйство идет по пути экологически опасной химической интенсификации.

Не менее отрицательно, отставание образовательного уровня горожан сказывается и на развитии городской части российской цивилизации.

Таким образом, особо выделяя в проводимой экономической реформе роль проблемы качества, крайне необходимо решать ее путем повышения уровня образования человека, его качества в широком понимании.

Сейчас образовательная революция разворачивается фактически во всех развитых странах мира. В России же явно пренебрегают заботой о системах образования, не препятствуя их деградации. И это свидетельствует о том, что государственная политика в этой области является невежественной, по крайней мере не осознающей замкнутости проблемы качества, т. е. ее не решаемости без решения проблемы образования.

И, действительно, императив выживания человечества требует синтетичности в профессиональной ориентации всех специалистов. При этом, с одной стороны, так называемые узкие специалисты должны иметь более высокий уровень фундаментальной подготовки. А, с другой стороны, на передний план выходит необходимость проблемно-ориентированного профессионализма. Об этом еще в 1935 г. говорил академик Вернадский, а после чернобыльской трагедии — академик Легасов.

Из вышесказанного можно сделать вывод о том, что проблема качества образования должна рассматриваться в более широком контексте. Это обеспечит и необходимое расширение представлений о проблеме качества как таковой. В то же время переход от рассмотрения вопросов качества конкретных товаров, качества технологии изготовления и всего их производства к формированию условий, необходимых для повышения качества жизни, вряд ли возможен без решения проблемы фундаментальных основ образовательной политики государства.

Следует особо отметить, что проблема качества жизни отнюдь не сводится к повышению ее материального уровня. Дело в том, что качество жизни — весьма сложная и противоречивая категория. Ведь нередко низкий материальный уровень жизни сопровождается очень высокой духовной культурой. И наоборот, часто платой за высокий материальный уровень — является разрушение культуры, приводящее к резкому снижению духовности. Поэтому свобода человека, как в духовной, так и в материальной сфере небеспредельна. Существуют определенные границы нашей свободы, диктуемые самой природой. Незнание этих границ и оборачивается экологическими катастрофами. Следовательно, важной составляющей проблемы качества жизни является «проблема пределов». С этих позиций управление качеством жизни и императив выживания как бы взаимодействуют. Видимо, можно считать, что управление качеством жизни — лишь другое прочтение проблемы управления социоприродной гармонией. Ведь только в социоприродном ключе, только с позиций социоприродной гармонии можно глубоко и всесторонне раскрыть понятие качества жизни. При этом, очевидно, что качество жизни всегда будет неполным, так как чрезмерно высокие социальные стандарты чреваты экологическим шоком.

Насколько вероятен шоковый исход развития человеческой цивилизации, скажем, в ближайшие 20 лет?

Ответ на этот вопрос зависит от того, какой из двух возможных сценариев сработает. Первый из них — это осознание наличия катастрофического пространства и его пределов, а также целенаправленные попытки предотвратить или же смягчить возможную катастрофу. То и другое возможно лишь в том случае, если образование станет основным социогенетическим механизмом развития новой цивилизации, способной сформировать «биосферного человека».

Второй сценарий — катастрофичность не осознается, и развитие продолжается в рамках той «логики», которая сформировалась за последние 300 лет, вплоть до начала действия «шокового механизма» приводящего к гибели от 2/3 до 3/4 населения планеты. И эти цифры отнюдь не преувеличены. Ученые считают, что аналогичная катастрофа уже была. В эпоху неолита человечество заплатило гибелью 3/4 населения земного шара за революционный переход от охотничьего образа жизни к землепашеству и скотоводству.

К сожалению, есть основания полагать, что шок, чреватый аналогичными последствиями по масштабу (если не большими), не за горами — он может произойти в пределах 20-летнего периода. И Россия со своей реформируемой экономикой, не самая защищенная от этого шока страна. В этой связи важно отметить, что серьезность положения усугубляет все увеличивающаяся утечка мозгов, которая приводит к ежегодным потерям России, оцениваемым в 50 млрд. долларов. Потенция отечественных наук и образования пока еще достаточна для того, чтобы развитие страны осуществлялось по первому из двух охарактеризованных выше сценариев. Но одним из важных условий для этого, является скорейшее практическое обеспечение особого подхода к решению проблемы качества образования, обусловленного тем, что оно составляет основу решения проблемы качества цивилизационных механизмов развития.