1.

Появление в стране спекулятивных социалистов, очередных идейных диверсантов и мошенников в духе популиста Платошкина с его «новым» социализмом (это когда и старого никто не знает!), заставляет нас снова обратиться к понятию социализма и уже прибегнуть к лингвистическим нанотехнологиям для определения, что это такое.

Из плена интерпретация можно выйти только одним образом – обратившись к генетике понятия, что начинается с генетики корня.

Однако первой проблемой является выделение корня. У нас есть на вооружении доказательства трехчастной формулы корня (три звука), формула смычка-звук–смычка (согласный-гласный-согласный) и метонимическая динамика. Но метонимическая динамика роста корня для нас может быть метонимической динамикой анализа – спуска вниз по лестнице истории роста.

Итак, начнём с французов, сочинивших т.н. социализм.

Исходное малопонятное «socia» - «спутница, подруга»; «socialitas» - «окружение, общество». Спускаемся к т.н. латыни: «socio» означает «сочетать, объединять, связывать»; «socius» - общий, союзник, товарищ.

Что мы можем получить из этого простейшего соотнесения? Корень SOC – по-русски СОЦ и доминирующее значение совместности и общности. Но как, каким образом нашли друг друга корень и образ совместности? Придумать это невозможно. Мы показывали это ранее на множестве примеров. Был образ того, что дало корень. Причем, если корень стал сильным, а он стал сильным, то и картина, образ были сильными, а значит постоянными. Только то, что постоянно воспроизводит корень, является залогом его укоренённости. Взаимообратный процесс. Но корень SOC – очень поздний, хотя бы в силу «молодости» взрывного «ц». Это значит, что второй согласный был другой. Но какой?

Динамика переднеязычных конспективно такова: звонкий Д даёт оглушение – Т, Т – свистящий С, свистящий С – взрывной Ц. И если первый согласный в слове СОЦ имеет силу артикуляционного положения, то второй подвержен изменениям из-за суффиксальных влияний.

Это значит перед нами чередование: Т//C//Ц///. Это значит более ранним корнем является корень SOT – СОТ. Согласный зубной-верхнего-ряда «Т» уступает согласному зубному нижнего ряда «С» из-за артикуляционных требований суффиксального гласного «И», тяготеющего в извлечении к нижним зубам. Поэтому идёт чередование (а точнее, замена).

А вот это уже понятно и с точки зрения первичного образа, который потом начал метонимический путь до социализма, и с точки зрения корневой группы. СОТ – соты. СОТ-ня и проч.: корневой основой является СОТ, а значит в основе «социализма» лежит пчелиная система. Причём, если исходить не из Маркса, принявшего позднее слово как термин, а из логики того, кто слово создал, - древнего человека, пчелиная система для него – воплощение сообщества и коллективного труда. Именно этот образ и мог привести к идее сообщества.

Тогда у меня вопрос: если пчелиная система была воплощением социализма, то почему он не был перенесен на человеческую почву? Почему всё-таки труд «Социализм» не был написан на пчелиной основе? Ведь действительно поражает воображение пчелиная система до сих пор всех – как насекомые так удивительно и гармонично самоорганизовались? Полное впечатление рая и согласия. А геометрическая гармония самих сот? Их могли построить только гениальные инженеры! И конечно сами восковые соты давали картину удивительной красоты, гармонии, чистоты. Но человек разве глупее – почему ему не скопировать систему сот и самоорганизацию пчёл?

У меня есть ответ на это вопрос: почему на основе пчелинства не написан был Социализм, а закончилось всё корневой манипуляцией.

2.

Мой ответ на это прост: пчелиный социализм поначалу очаровывает, а потом разочаровывает. Передам свои детские впечатления. Первое – мёд. Вкуснейшее творение животного мира. Сразу признание за создателем этого чуда – особенности и чудесности. Когда меня в детстве дед попотчевал мёдом из сот, я был потрясен: помню до сих пор невиданный аромат и неповторимый вкус. И у меня сразу возник образ Благого Дарителя этого чуда. И когда я услышал, что это пчёлки собирают далеко в полях мед, я прямо-таки зауважал их, трудяг. Но потом я поманил с цветка пчелу и она, подлетев, вонзилась мне в щёку. Никогда раньше я такой боли не знал. Я схватил щеку и заорал благим матом от дикого страха – мне казалось, что меня убили. Корчась от муки, чувствуя, как заплывает мой глаз и потухает мир вокруг, трясясь от страха, я заковылял к бабушке, которая только охнула, отняв ладонь от щеки. И вдруг я увидел снова пчелу. В своей руке. Я заорал как умалишенный, но бабушка сказала: «Да не блажи, она уже мёртвая». – «Как мёртвая?» - онемел я, потеряв на мгновение боль. – «А так: когда они кусаются, то сразу умирают».

Мир рухнул. Эти чудесные создатели Подарка Жизни оказались не только тиранами, но ещё и самоубийцами! Но мир дальше пошел ломаться, когда я понял, что пчела меня куснула как вора. Мы забирали их мёд – без их разрешения: они оказались не благотворители. А те, кто собирал мёд для зимнего пропитания!

3.

Как видим, пчелиный социализм, поначалу вызывая восторг, при пристальном взгляде начинал вызывать вопросы. Но гораздо больше вопросов стало, когда биологи-апиологи вникли в порядки пчелиного роя, выяснив, на чем держится пчелиный социализм.

И оказалось, что в первую очередь это военная организация – решительно у всех пчёл есть жало – для поражения, а желательно для убийства. И это несмотря на кастовое деление роя! Как мы понимаем, списать социализм с боевой организации было не стильно.

Второе – работа пчёл не носила свободный характер. Это был вопрос жестокого выживания. Никакого свободного труда. Ограбленные медведем под осень многие пчёлы были обречены. Мёд – это их пища. Поэтому никакого свободного труда и творчества – сплошное рабство живота.

Еще менее привлекательным была история с трутнями – штатными бездельниками, которая только и знали, что жрали. Казалось, в гармонии завёлся дефект. Но когда изучили жизнь трутня, то картина получилась почти трагической: у трутня была фундаментальная задача – продолжение рода роя, он вообще решал вопрос жизни и смерти роя. Он и должен был питаться по полной программе. Но как же записать в социализм работу как соитие-и-тут-же-смерть? Некрасиво. Пошло.

Самое интересное, что, скорее всего, понятие трутень со значением бездельник сформировали как раз социалисты. Между тем, самый простой лингвистический анализ и правило приоритета Звонкого согласного говорит о том, что наши предки понимали роль трутня совсем иначе – конечно корень (производный) был «труд» – трудень: а сношение определялось как главный труд роя! Ну как тут социализм построить! Как мужчин тогда привлекать в социалистическое переустройство мира, где они могут получить только один за всю жизнь половой акт – вкупе с моментальной смертью! Плохая картинка. Кстати, позднее возникновение метонимического понятие трута – сухого сырья для разжиги - только довершает образ ужасной судьбы расходного материала. Достоевский отдыхает: сношение и мгновенная смерть ради Роя: вот и тема для романа: трутень – герой или идиот? Но картинка еще ужаснее, когда трутней излишек и ему даже одного раза на соитие не дают – просто выгоняют на голод и мороз – и всем привет. Трутни дохнут за ненадобностью: нет работы – гуляй, сдохни, ты много ешь! Такой социализм. А если совсем углубиться в судьбу трутней – то открывается картина самой жестокой конкуренции – всего лишь за половой акт. Либо ты гибнешь от наслаждения или от голода в изгнании: цена вопроса – несколько недель существования. Ну и конечно открывается жестокость коллектива – изгнание главных Продолжателей Рода-Роя, собственно их Отцов – из улья! Ничего себе социализм. Совершенно не вдохновляющий. Да и соты блекнут – когда становится понятно, что это всего лишь на всего едовые чаны-кастрюли!

Именно поэтому основанием социализма стала понятная картинка гармонии – СОТ-ы, а не сами пчелы – который все-таки АПИ (APIS). Социализма как Апизма тоже никто не пишет. Тут даже картинки нет – а только злобное жало между выпученных сфер, от которых даже роботы вздрогнут от страха. Сами пчёлы явно проигрывает эстетически гармонии сот: на счастливого социалиста они явно не похожи, а скорее на футурулогическое чудовище.

То есть погружение в действительность разрушало первичные мифы, которые были соблазнительны и могли иметь агитационный характер. Только метод отсечения. Действительно, описывать, как Чернышевский, совместный свободный труд и представлять это социализмом – не вскрывая подноготной любого труда – было просто ложью.

Но ещё более неприятные ассоциации пчелиный социализм давал, когда происходил экономический анализ домашнего пчеловодства. Налицо было классическое ограбление работников – у которых изымали не только прибавочную стоимость, но и практически все избытки, принуждая их работать с удвоенной силой! Тот есть картина домашнего пчеловодства – это картина похлеще капиталистического ограбления.

Единственный вариант происхождения социализма от пчелиной системы – причём осознанной и показанной только с внешней стороны – говорит о том, что и тогда, и сейчас никто не пишет о социализме, потому что любое углубление в вопрос рушит миф о гармонии общественного пчелиного труда. Поэтому до сих пор нет ни монографии, ни детализации – а есть сплошное перемалывание одного мифа и лжи другим мифом и ложью.

Надо наконец поставить точку в этой нанайской борьбе и обанкротить социализм как явление идеальное и вскрыть жестокую, реалистическую начинку общественного начала.

М-да, если бы я был социалистом, то ни за что не стал бы писать книгу о Социализме – пусть лучше все останется на уровне сладкого меда, честных трудолюбивых пчёл и геометрической гармонии. Но мы как раз за то, чтобы именно это положение вещей пришло к концу: хватит морочить голову массам пустыми гармониями.