В высшей школе есть целый набор негативных явлений, фактов, не способствующих укреплению доверия преподавателей к университетскому менеджменту. Не все преподаватели могут относиться без иронии, например, к системе «взаимозачётов» - когда в одном городе и в одно время ректор, скажем, вуза А оканчивает вуз Б, а ректор вуза Б получает диплом вуза А. Нужен поистине талант гоголевской силы, чтобы описать, как «учились» Иван Иванович и Иван Никифорович. Не все преподаватели могут равнодушно взирать, как управленческая верхушка в некоторых вузах конвертирует административные возможности в личное благополучие (например, обмен дарами-услугами с местной правящей элитой, обеспечение себя денежным довольствием, размеры которого не только в недавнем прошлом, но и в настоящее время доходят до неприличия, многократно превосходя зарплату «рядового профессора» (сегодня такое словосочетание стало привычным). Не все работники вуза могут не обращать внимания на то, каким образом используются административные ресурсы для избрания в представительные органы власти. Для достижения этих целей не брезгуют связями с людьми, имеющих, мягко говоря, сомнительную репутацию. И всё же наибольшее возмущение вызывают университетские руководители, имитирующие борьбу с коррупцией. Когда они демонстрируют активную борьбу с мздоимством на низовом уровне и в то же время проявляют более чем лояльное отношение к использованию «серых схем» теми, кто входит в зону близкого окружения, так называемых «своих». Не эти ли «способности» искусного применения двойных стандартов становятся определяющими для назначения некоторых бывших университетских руководителей в различные комиссии, общественные советы, в том числе и в комиссии по борьбе с коррупцией в сфере образования?

Преувеличение собственной значимости, неуёмное стремление к самопиару - свидетельство ущербности внутреннего содержания таких руководителей. Претензии людей с подобной психологической структурой личности на занятие высоких должностей в университетской иерархии можно квалифицировать, по меньшей мере, как чрезмерную самонадеянность. Нельзя сказать, что у претендентов на высокие должности (например, президента федерального университета) нет управленческого опыта. Однако даже многолетний и успешный опыт управления одним вузом не гарантирует эффективного управления проектом такого масштаба. Более того, опыт прошлых лет, накопленный в других социально-экономических условиях, может подсказывать неэффективные решения. Нередки случаи, когда университетом руководят люди, не имеющие университетского образования, способные на воспроизводство лишь внешних, зачастую случайных признаков университета как академического, научного, культурного феномена. В таком случае основное внимание уделяется соответствию формальным (рейтинговым) показателям успешности университета. В итоге мы имеем псевдоуниверситет, а иногда и самый настоящий полицейский университет: с добровольными и полупрофессиональными осведомителями, провокаторами, с подставами, с привлечением правоохранительных органов для расправы с оппонентами, использованием технических средств для прослушивания и подглядывания, с прикормленной бюрократией.

Двадцатилетний опыт работы в Ставропольском государственном университете убеждает: очень важно воспрепятствовать попаданию на руководящие университетские должности кандидатов с пониженной морально-правовой ответственностью. Для руководства университетом, а тем более федеральным университетом, нужны личности иного масштаба, обладающие неординарным уровнем интеллектуального развития.

В свою очередь критические оценки вызывают у функционеров крайне озлобленную реакцию. Причины нервозности изобличаемых понять и объяснить не сложно: кому из тех, кто претендует на общественное уважение, понравится, когда некоторые «недовольные» нарушают представления о собственной порядочности у целого коллектива. К слову сказать, в современном нашем обществе можно говорить лишь о представлениях о порядочности, но не о самой порядочности. «В тех характеристиках, служебных и устных, которые мы даём людям, очень редко, - с сожалением отмечал недавно ушедший из жизни известный русский писатель Даниил Гранин, - встречается такая категория, как порядочность. Это не честность, это не дисциплина, это даже не чувство долга – это совершенно особое качество человека, по-моему, для нашей жизни решающее качество. Порядочность – это больше, чем «рукопожатный», порядочный – это благородный, достойный. И то и другое давно вышли из употребления».

Наиболее деструктивной формой реакции на критику становится месть, или, выражаясь современной терминологией, моббинг (нападать толпой, стаей, травить). Моббинг – это явление, обозначающее моральное преследование работников на рабочем месте.

Актуальность данной проблемы для современной университетской жизни обусловлена теми обстоятельствами, что моббинг (в большинстве случаев инициируемый руководителем) в системе образования распространён, отмечают исследователи, в два раза чаще, чем в других сферах деятельности; жертвами моббинга, становятся 30–50% сотрудников.

Морально-психологическое преследование, продолжающееся, как правило, на протяжении долгого времени, проявляется в виде различных притеснений работника: необоснованная критика, социальная изоляция, распространение ложной информации, искусственное создание трудностей в работе.

В вузе центром моббинга обычно становится кафедра, на которой создаётся группировка для оказания психологического давления на преподавателей в тех случаях, когда не удаётся найти достаточные официальные основания для их увольнения. Объектом психологического давления и преследования становится, как это ни парадоксально, неординарный, имеющий высокий уровень квалификации преподаватель, склонный к проявлению самостоятельности и самодостаточности, занимающий критическую позицию по отношению к тем, кто «надувает щёки» - демонстрирует свою значительность средствами самопиара. Поэтому именно за таким преподавателем чаще, в отличие от «усреднённого» большинства, тянется шлейф мнения как о неудобном работнике. За ним осуществляется тотальная слежка с целью «поймать» на какой-либо оплошности, его вынуждают совершать адаптивные действия защитного типа. Основной приём психологического давления – создание ситуаций, позволяющих вывести сотрудника из психологического равновесия.

Среди активных участников психологического преследования, происходит распределение ролей. Как правило, мы имеем четыре типа агрессоров: «двуглавый змей» (применяет двойные стандарты, распространяет ложную информацию для подрыва репутации сотрудника); «привратник» (контролирует все виды ресурсов, от которых зависит успешное выполнение работы); «постоянный критик» (организует предвзятые критические оценки, контролирует правильность оформления документации); неугомонная (или вредная) Мими» - наиболее активная участница психологического давления, испытывающая неподдельное удовольствие от исполняемой роли. Персонажи эти заранее готовят мизансцены с целью ввязать сотрудника в скандальную ситуацию, где неугомонная (или, как говорят наши братья-белорусы, шкидливая) Мими чувствует себя уверенно и даже комфортно. Нередко в роли такой шкидливой Мими выступают представители гуманитарных и педагогических специальностей, отягчённые не только высокими учёными степенями, званиями, но и зрелым возрастом. Как говорится, время над ними не властно. Впрочем, по мере активизации всех членов группы нападения, границы между указанными типами стираются.

Опасность моббинга в масштабах не только кафедры, но и других структурных подразделениях университета заключается в том, что организаторами травли в активные действия по дискредитации преподавателей, в совершение безнравственных поступков вовлекаются студенты. Например, отдельным студентам «рекомендуется» не являться на экзамен в соответствии с расписанием, чтобы впоследствии при сдаче задолженности предложить находящемуся в зоне пристального внимания преподавателю решить вопрос в неофициальной обстановке (разумеется, не бескорыстно) и тем самым получить столь желанный неопровержимый компромат. Преподавателю сообщается о возможной проверке, а студентам даётся указание организованно пропустить занятие. Регулярно устраиваются беспокоящие инциденты вокруг аудитории, где проводятся занятие. Причинами активного участия в моббинге отдельных преподавателей являются особенности жизненной позиции, свойственные психологии человека-флюгера, недостаточность контактной нагрузки, весьма скромные способности к педагогическому творчеству, имитация научной деятельности.

Причины психологического террора, исходящего со стороны руководства (в том числе, и бывшего), главным образом связаны с профессиональной деструкцией инициаторов. Основная цель бывших фигурантов – удержание авторитета, поставленного под сомнение. Такому руководителю свойственны желание доминировать над подчинёнными, подавлять их волю и самостоятельность, стремление оказывать воздействие на личную жизнь. Если коллектив кафедры вынужден участвовать в психологическом терроризме, инициированном сверху, то это уже определённый диагноз в отношении управления персоналом.

Серьёзность и остроту проблемы моббинга подтверждают, во-первых, широта распространения этого никак не вписывающегося в представления о правовом и социально ориентированном государства позорного явления, во-вторых, тяжесть его последствий для наших сограждан: индивидуальная и групповая травля и сходные с этим формы поведения могут наносить столь же серьезный вред, как и прямое физическое насилие. В ряде научных исследованиях моббинг приравнивается к убийству, изнасилованию и ограблению. Возникает законный вопрос: неужели эти, с позволения сказать, преподаватели, участвующие в моббинге, имеют право представлять «академическое сообщество»? Вряд ли. В данном случае более уместны слова «бригада» («артель», «ватага») одиозных типажей, профессиональных мутантов, украшенных, словно перьями, учёными степенями, званиями и занимающих должности, которых они не достойны. Возникает и другой логичный в данной ситуации вопрос: где взять достойных? Но это уже тема другой статьи.

Наконец, заключительный штрих. Профессорско-преподавательский состав на некоторых кафедрах Северо-Кавказского федерального университета, вынужден ежегодно проходить процедуру конкурса на замещение вакантных должностей. И каждый раз, оформляя соответствующие документы, преподаватели обязаны представлять в отдел кадров справку о состоянии здоровья из психиатрической больницы. Поначалу такое требование казалось чрезмерным и воспринималось как издержка бюрократизации. Теперь же, погрузившись в изучение нравов, царящих в недрах университетской жизни, начинаешь понимать, что требование это не лишено своего значения.