5 февраля Е. К. Никифоров в рубрике «Аналитика» на сайте общества «Радонеж» выступил со своей статьёй «Если мы не хотим учиться на примерах своей истории, мы будем учиться на примерах истории еврейской». По её поводу за прошедшие дни в комментариях развернулась острая полемика. Ранее я никогда не участвовал в комментированиях таких электронных публикаций «Радонежа». Но когда увидел ссылки на мои электронные публикации последних лет на сайте АТ, решил присоединиться к комментариям радонежцев. Эту статью я адресовал «Радонежу», но она пока что противоречит нигилистически-антисоветской позиции Е. К. Никифорова и митрополита Иллариона Алфеева. В порядке дискуссии с Е. К. Никифоровым мне, как и В. А. Саулкину или о. Александру Шумскому, приходится объяснять в других местах. Эти авторы выступают на сайте «Русской народной линии», а я для начала – на сайте АТ. В первую очередь – по поводу своего отношения к первым лицам Советского государства. Многословным не буду, но в объём комментария на сайте «Радонежа» мне уложиться невозможно.

Марксистской эволюционной теорией познания, её общесоциологической методологией я профессионально занимаюсь более 40 лет. И как всякому профессионалу в своём деле, мне крайне несимпатичны погромные нападки на всё это тех православных аналитиков, которые во всём этом не понимают ничего, а зачастую и слышать об этом не желают. Гордыня в чистом виде – вот как это называется. И замешана она на российско-интеллигентском морализаторстве в ключе, который в теории аргументации именуется уловкой «переход на личности». Мне от одного новообращённого в православие коллеги в своё время пришлось услышать дословно следующее: «Не хочу ничего слышать об открытиях Маркса в области теории познания! Да будет Вам известно, что он был очень непорядочным человеком. Изменял своей больной жене и имел незаконного ребёнка от горничной.» Согласные с такой позицией дальше могут меня не читать, ибо дальше я буду апеллировать к общим положениям не только К. Маркса, но и (страшно сказать!) В. И. Ленина.

И ещё немного о себе. Как профессиональный логик, я знаю цену пространным человеческим рассуждениям. Формальная логика изощрённо куражится над человеческим интеллектом, ставя ему подножки едва ли не на каждом третьем логико-выводном шаге. Это в полной мере осознали ещё отцы науки современного исторического типа – Ф. Бэкон, Р. Декарт, Г. Галилей, И. Ньютон и др. Логико-выводное человеческое мышление – как мясорубка: что́ в него загружаем, то оно и «перемалывает». Загружаем ложные или примитивные понятия о предметах рассуждений – и результаты этих рассуждений получаются соответствующими. Всё это подробно представлено в моих учебниках по логике и аргументации. А здесь я буду использовать золотое правило: максимум одно-два логико-выводных звена из бесспорных положений и фактов.

Начну с ленинского определения материальности тех объектов, которые изучаются современным спектром естественных и общественных наук. Во-первых, это – их объективно-реальное существование, т. е. вне человеческих сознаний и независимо от них. Во-вторых, это – их данность людям в чувственных восприятиях. Либо непосредственная (например, видимый свет), либо при техническом посредничестве соответствующей аппаратуры (например, радиоволны, магнитные поля и т. п.).

И для начала вместо того, чтобы эмоционально морализаторствовать о Ленине как о политике и человеке, сделаем от этого общего положения пару ближайших логических шагов. Духовный мир тоже объективно-реален, но он не дан людям в их чувственных восприятиях. Наука современного исторического типа в первую очередь опытная и экспериментальная и только во вторую – ограниченно теоретизируемая на основе узко специализированных логико-выводных методов. Она имеет дело только с материальным миром. Следовательно, науке и религии просто нечего делить между собой. И, следовательно, наперекор своему временами бесноватому личному атеизму, Ильич своим общим определением гносеологической сущности материального мира фактически срубил «научный атеизм» под корень!

В Советском Союзе 30-х годов публичное оглашение такого вывода было бы едва ли не расстрельным. В 70-х годах оно обеспечило бы его автору замену партийного билета на волчий билет. Но сейчас-то, слава Богу, не советские времена! Никто сейчас в России не требует продолжения идолопоклонства Ленину. Но и бездумного, истеричного антиленинизма во всём тоже никто не требует.

А теперь – о материальности феноменов общественной жизни и истории рода человеческого. Начну с того, что понятие «общество» – не абстракция, непременно связанная с грандиозными общественными феноменами национальных или мировых масштабов. Это понятие сложное и многоуровневое, как и само человеческое общество. И реальное, опытно данное общество как материальная объективная реальность для каждого человека начинается уже в другом человеке. Кто может усомниться в том, что все мы по отношению друг к другу – объективные реальности, данные друг другу в чувственных восприятиях?

Вместе с тем, человек и общество эволюционируют, причём особенно интенсивно в сравнении с эволюцией природы. (Эволюцию природы можно богословски дискутировать, но бурная эволюционность человека и общества обсуждениям не подлежит.) Поэтому материальные объективные реальности общественной жизни имеют свою особенность, впервые зафиксированную К. Марксом.

В фундаменте любого социального процесса, в конечном счёте, деятельность сознательных человеческих личностей, которые преследуют в обществе свои субъективные цели. Но если сознательно-волевая деятельность людей носит достаточно длительный и массовый характер, то помимо их сознаний и воль складываются социальные объективные реалии высших порядков. Они также так или иначе даны людям в их чувственных восприятиях. И они подчиняют себе, регламентируют сознательно-волевую, целеполагающую деятельность людей. Эти материальные факторы высших порядков называются общественно-необходимыми. Человеческим личностям в своей сознательно-волевой деятельности их невозможно «обойти» так же, как в человеческом взаимодействии с природой невозможно «обойти» её объективные законы. Под них людям свою сознательно-волевую деятельность приходится подстраивать, а иначе они в обществе не будут достигать своих целей.

У общественно-необходимых факторов есть одно свойство, по которому они легко распознаются. А именно: они не позволяют людям достигать своих целей в обществе по первому желанию; они всегда воздвигают целеполагающей человеческой деятельности те или иные препятствия. Ближайший бытовой пример – общеизвестные трудности воспитания своих детей.

Несомненно то, что общество – это сверхсложный, многоуровнево-иерархичный организм. И его «живой клеткой» является человеческая семья. Она полноценно и наглядно показывает действие этого общесоциологического принципа.

Уже заключение брачного союза между мужем и женой порождает некое новое социальное качество. Обоим приходится для начала скорректировать былые холостяцкие привычки и потребности. Обоим приходится встраиваться в новые родственные связи. Дальше – больше. Особенно, когда своя семья становится многодетной. А уж тем более, когда дети вырастают и создают свои семьи. О том, что всё это именно так, опытно свидетельствует научное обеспечение социального института семьи и брака юридическими (семейное право, наследственное право), специализированными психологическими и другими науками. Ведь где научное обеспечение, там по определению – его материальные объекты.

Чем теоретизирования научного типа радикально отличаются от умозрительных философских, так это своей конкретностью. В их объектах можно выбрать наиболее элементарные формы и на них основательно отработать своё понимание того, как действуют общие законы и принципы. Подчас – даже с опытно данной очевидностью. А уж с таким основательным пониманием можно переходить и к исследованию более сложных форм.

Каждому семейному человеку его биография в этом качестве известна как нечто опытно данное. И ему остаётся лишь не спеша осмыслить её под таким углом зрения: что́ в ней зависело и зависит от моих целей, а подо что мне свои цели приходилось и приходится подстраивать. Скажем, отец хотел вырастить своего сына выдающимся музыкантом и наметил целую программу его образования и воспитания, но у сына обнаружилось полное отсутствие музыкального слуха. Объективная реальность, данная отцу в чувственных восприятиях? Несомненно. И что тут ему можно сделать? Ничего, кроме отказа от своих былых целеполаганий с последующим выстраиванием новой программы образования и воспитания сына.

Слушая на днях по «Радонежу» часовое выступление сына покойного православного художника П. В. Рыженко Тихона, я был поражён тем, как его отцу удалось передать сыну не то что свои знания, но и свою высокую православно-патриотическую духовность. Вот – современный образец православной семьи как малой Церкви! Но у подавляющего большинства моих читателей, как и у меня самого́, семья как малая Церковь, увы, из области недостигнутых целей. Мои церковные читатели с солидным семейным стажем могут не спеша проанализировать свои субъективно-целевые и общественно-необходимые факторы формирования своей семьи как малой Церкви. Это будет весьма полезным упражнением! И не всякое пересиливающее влияние общества на уровне членов своей семьи и, тем более, на уровне внешней культурно-воспитательной среды надо ставить себе в укор, даже если дети ушли из Церкви в подростковом возрасте при церковном образовании и воспитании. В конце концов, и в этом деле есть пределы возможного для человека. Тем более, что в этом деле недопустимы принуждения. И уж тем более недопустим распад семьи по причине того, что кто-то из родных и близких препятствует полноценному воцерковлению детей.

Итак, человеческое руководство даже своей семейной жизнью оказывается далеко не простым делом, у которого есть многочисленные и многообразные объективные препятствия. Прямолинейно гнуть здесь свою линию – значит разрушить семью. Такая позиция именуется субъективизмом или волюнтаризмом. И уже на этой сравнительно элементарной модели можно понять специфику проблемы роли личности в истории. Личность даже в этом сравнительно элементарном случае оказывается далеко не суверенной. Свобода её субъективно-целевой деятельности уже здесь не имеет ничего общего с принципом «что́ хочу, то и ворочу». Уже здесь чем дальше, тем больше эта свобода определяется как осознанная общественная необходимость, под которую надо адекватно подстраивать свои субъективные цели, если человек хочет прожить в своём семейном лоне до внуков и правнуков. А разрушить свою семью своим субъективно-целевым произволом – проще простого. Ведь и в этом деле «ломать – не строить»!

И чем выше по уровням иерархии общественной жизни, тем более жёстко и сложно субъективно-целевая деятельность человеческих личностей регламентируется факторами общественно-необходимого порядка. Тем больше свобода человеческих целеполаганий становится «куцым остатком» на фоне того, что́ эти объективные факторы ему предписывают и запрещают. По бо́льшей части они становятся первичными и причинно определяющими (детерминирующими), а субъективно-целевая деятельность человеческих личностей – вторичной, производной от них (детерминируемой).

Это я своим студентам проясняю разбором такого вопроса: мог ли Ньютон при всей своей гениальности в своём 17-м столетии изобрести телевидение? Нет, нет и ещё раз нет! Для возникновения само́й идеи телевидения как передачи киноизображений с помощью радиоволн общество объективно должно было иметь кинематограф и радиосвязь. А это появилось только в начале 20-го века. А в свою историческую эпоху идея телевидения не пришла бы в голову Ньютону и в самом экзотическом состоянии психики. Так что́ же в этой ситуации было первичным – феноменальная гениальность английского учёного и изобретателя или «безликие» общественно-необходимые факторы эпохи? Очевидно, что вторые. Они причинно определяли сами предметы его научной и изобретательской деятельности, сам круг его исследовательских интересов.

Определяющая роль общественно-необходимых факторов в общественных процессах такого масштаба, в общем-то, объясняется совершенно элементарно. Век-то человеческий в этой земной жизни короток, будь человек хоть Ньютоном, хоть Наполеоном, хоть Николаем II, хоть Лениным, хоть Сталиным. И сколько таким историческим личностям надо было адекватно понять в объективных общественных реалиях своих эпох, чтобы стать личностями историческими!

Возвращаюсь к полемике вокруг выступления Е. К. Никифорова от 5 февраля. Один из комментаторов упрекнул эту полемику в младенческом примитивизме используемых понятий. Не могу не согласиться! Уж что касается понимания роли личности в истории, то здесь точно ребяческий уровень. Наш неизбывный российский патернализм в понимании того, «что́ могут короли». А уж тем более – в трагическом водовороте отечественной истории 20-го века.

Но поставьте на место определяющих факторов общественно-необходимые – и конец историческим мифам о деяниях первых лиц государства.

Отправляйтесь от того факта, что последний Российский Император принял к управлению православную Российскую Империю, которая объективно вступила в последнюю стадию своей смертельной болезни, – и конец мифу о бездарном и безвольном Николае II, который довёл страну до революционных катастроф.

Отправляйтесь от того факта, что большевики на практике Божиего Помазанника не свергали, но объективно приняли от его либеральных ниспровергателей порушенную ими Империю, – и конец мифу об их исключительно разрушительной миссии в новейшей истории Отечества. В большевистском руководстве первого поколения подлинными «демонами революции» были Троцкий и Свердлов, а Ленин в противоборстве с ними воссоздал Империю в форме Советского Союза. И было-то ему на всё отведено пять лет. А уж о большевистских методах военного времени не обессудьте! Это либеральная Дума втянула Россию в Первую мировую войну. Это она затеяла окаянную Февральскую революцию во время войны. Это либералы по факту открыли ящик Пандоры адских деструктивных социальных сил, скованных самодержавной властью. Это они подняли Белое движение под смутными лозунгами эклектичного либерализма по-русски. И это РПЦ идеологически разоружила Белое движение, когда немедленно отреклась от Божиего Помазанника, изменила страшной клятве 1613 г. на вечную верность династии Романовых. Как отмечал С. Л. Франк, если бы Белое движение было под лозунгом восстановления монархии, то народ пошёл бы за ним, а не за большевиками: за Веру, Царя и Отечество русские люди веками были готовы отдавать жизни, а за Учредительное собрание не умирают.

Отправляйтесь от того факта, что Сталин входил во власть в объективных условиях послевоенной разрухи в экономике, в умах и сердцах народа, в условиях смертельного противоборства с космополитами-троцкистами – ставленниками мирового финансового интернационала. (Вернее, инфернационала!) И конец мифу о его всевластном диктаторском произволе. А ведь сплошь и рядом провозглашается, что с 1929 года и до своей смерти в 1953 году он был единоличным и всевластным распорядителем судеб страны. Да диктаторствовать можно разве что в какой-нибудь банановой республике размером в Тверскую область, а махиной Советского Союза в преддверии неизбежной Второй мировой войны можно было только управлять.

И возьмём на систематическое вооружение ещё два принципиальных (и потому – исходных) тезиса, которые также являются отнюдь не «фигурами речи». Во-первых, гегелевский тезис, согласно которому народ имеет таких правителей, которых заслуживает. Во-вторых, классическое определение политики как искусства возможного. А в случае внутренней политики первых лиц государства – как искусства возможного при реальном состоянии общества, которым они управляют и которое они обязаны спасать от социальной, экономической и другой пагубы.

О спасении правящими большевиками общества от духовной пагубы речь уже не шла, поскольку либералы в феврале 1917 года обрушили последние устои православной монархии. И тогдашнее высшее духовенство РПЦ этому сугубо поспособствовало, немедленно отрёкшись от Божиего Помазанника. Оно сполна разделяло чёрные клеветы на него. Оно на Поместном Соборе 1917 г., восстановившем Патриаршество, было настолько духовно слепым, что не понимало неотчуждаемости Божиего Помазанничества от Николая II даже при отречении его от Престола. Оно не усомнилось в добровольности его отречения и не потребовало соответствующего расследования. (В противоположность позиции 1998 г. относительно Екатеринбургских останков.)

Подобные падения земной части РПЦ могли быть искуплены только кровью новомучеников за веру, на которой РПЦ возрождается в постсоветской России. Это – азбучная истина православной эклесиологии. Как и то, что в такую искупительную жертву необходимо было принести лучшую часть её чад и пастырей. Как и то, что эта трагедия земной части РПЦ в советскую эпоху оптимистическая, поскольку конец земной человеческой жизни есть начало настоящей жизни в Вечности. А уж тем более, когда речь идёт о сонме Новомучеников РПЦ во главе со Святейшим Патриархом Тихоном и Царственными Страстотерпцами с их особым молитвенном предстоянием ко Господу о России.

Тема, поднятая Е. К. Никифоровым в статье от 5 февраля, – в высшей степени актуальная и особо стимулирующая именно своей сугубой дискуссионностью. Более того – полемичностью. И её надо интенсивно разрабатывать, не боясь «острых углов» и ценностных сшибок. И памятую о том, что в православии бездумный, эмоциональный фанатизм предосудителен. Наша вера в высшей степени интеллектуальная и аналитическая. Как никакая другая.