Это письмо было найдено на теле расстрелянного боевиками офицера. Во вторую чеченскую. Тело было практически изрешечено пулями, но письмо, каким то образом, сохранилось в целости. Орфография немного исправлена. Так как письмо было написано карандашом, и некоторые предложения не читались, то текст письма публикуется с некоторыми сокращениями. Вот текст письма:

Милая моя мамочка! Дорогая моя родительница! Утром меня убьют. Не знаю каким способом они это сделают, но точно знаю – убьют. И мои дети лишаться отца. А я предстану перед Господом, который спросит меня, как я жил, как выполнял его заповеди и что сделал хорошего в этой жизни. И что я отвечу? Мамочка дорогая, как же страшно уходить из жизни, зная - что тебя ждет потом! И снова, как в детстве, я плачу и зову тебя: «Мама помоги мне, подскажи, утешь, ободри, погладь по голове и прижми к сердцу со словами: «Не бойся – я с тобой! Все будет хорошо!»». Как часто, ты мне это говорила! И я успокаивался. Я верил в то, что если мама так сказала, то все действительно наладится. Я понимаю теперь, что всегда знал – не смотря ни на что, где бы я не был и в какую беду не попал – ты всегда думаешь обо мне, молишься потихоньку, и что бы никто не видел и не слышал - плачешь. А отец, обычно такой суровый, мужественный, нахмурит брови и ходит насупившись. Ему нельзя плакать, нельзя показать свои чувства, он – мужчина.

Помню, когда первый раз подрался. И сразу один против двоих. Так разозлился на несправедливые дразнилки, что бросился на двоих, более старших, и был здорово, побит. Помню, как пришел домой весь в слезах, и рыдал. Не из-за разбитого носа, а от обиды. Слышал, как отец сказал тебе :» Не лезь! Пусть привыкает терпеть молча!». Но ты мамочка моя, позже, потихонечку подошла ко мне, обняла и плакала вместе со мной. Вспоминаю, как обижал тебя, когда ты вдруг брала меня, уже «взрослого» 13 –ти летнего, за руку или обнимала при всех. Я грубо вырывался, и с возмущением говорил :«Не делай из меня маменькиного сынка!». А ты молча уступала. Ну а чей же я тогда сынок? Кто еще, в этой моей жизни так искренне просто, проявит свою любовь? Кто будут ждать всегда? Несмотря ни на что! Кто никогда не предаст, не продаст? Кто любит всегда? И примет меня в любом состоянии? Только Господь и мама!

Отец рассказал мне, что когда я в первый раз ушел на войну, ты пошла в Церковь и молилась – «Господи! Не забирай моего старшенького! Кровиночку мою! Опору и надежду! Пусть он останется жив! Забери лучше мою жизнь!» . И видишь как все случилось - я пришел с войны, а ты уже слегла. А ведь тебе не было и шестидесяти!

А я то – честолюбивый эгоист, давай хвастаться, своими наградами и победами. Возбужденно рассказывать, про СВОИ планы на будущее! А ты уже все знала…, знала, что больше не встанешь, не увидишь теплого живого солнышка… Не будешь радостно щебетать, суетиться, накрывая на стол ( чисто по-женски), раздражая, настоящих мужчин (нас с отцом,) своей «болтовней». А ведь это было просто проявление радостного ликования – «сынок приехал!». Ты уже знала свой приговор – рак! Ты уже знала свой срок, но ничего не говорила мне, только тихо улыбалась, своей доброй и лучезарной улыбкой, которой может улыбаться, только мама своему ребенку. И говорила при этом:«Сыночек мой любимый, я так за тебя рада!». А я недолго побыл в родительском доме и ушел, на следующую войну. Помню прощание:

-Береги себя сынок! Не высовывайся! Может - останешься?;

-Да ты что мам! Как там ребята без меня! Я же – не трус! Я должен!

-Ну, поезжай с Богом! Не обижай никого! И не убивай без надобности!

- Я – солдат мам. Как прикажут!

-Ну, обними меня. Я постараюсь дождаться!

-Да куда ты мамочка денешься – скоро буду! Я же «заговоренный».

- Ну, с Богом! – крестишь меня.

Дорогая моя мамочка! Мне так стыдно! Стыдно и горестно, за то, что я не замечал ничего вокруг, кроме того, чего хотел замечать. За то, почти никогда не благодарил тебя, принимая твою любовь и заботу , как должное. Ни за твои бессонные ночи, не за твою преданную тихую любовь! Ни за твой материнский подвиг, не за братьев и сестру! Ни за твое терпение, во время моего взросления, и выбора военной профессии. Ведь это ты – первый человек, который еще трехгодовалому, почти грудному ребенку, сказала: «Ты – воин! Защитник земли Русской, и … меня…». Ведь это ты, когда я выбирал в какую спортивную секцию пойти, сказала мне: «Бокс – самый мужской вид спорта.». А ты же была врачом. Ты ненавидела бокс! Но ты знала, что, я зачитал до дыр книгу о нашем, прославленном боксере и ветеране войны, Николае Королеве. Ты знала! И втайне от меня, плакала и жаловалась отцу : «Ему все мозги вышибут!».

Мамочка моя, родная! Как я сожалею, что только сейчас, перед своей смертью, понял, что самая главная женщина в жизни любого мужчины – это его мать! Прости меня мама! Господи, утеши ее! И прости мое черствое к ней отношение! Прости мое хладнокровие! Прости, что не отдал ей свой сыновний долг! Пожалей Господи и утеши, всякую мать, на нашей планете! Напомни Господи, каждому мужчине, что он сын! Что его мама ждет его, любит его; плачет вместе с ним и радуется вместе с ним; живет, вместе с ним и умирает за него! Господи! Даже, если мне и суждено, вечно умирать в аду, дай мне силы и возможность, благодарить свою маму за все! Прощайте!

Мы сделали ксерокопию этого письма, нашли отца этого офицера, его двоих братьев и сестру и передали им – отцу оригинал, а братьям и сестре по копии. Прошло какое–то время, и на Донбассе, среди ополченцев, мы повстречали брата автора этого письма. Он рассказал нам, что отец его стал монахом–священником (иеромонахом), самый младший брат тоже принял монашество, и сестра готовится принять монашество в монастыре в Дивеево. Воистину – пути Господни неисповедимы!

Проза